https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/s-vannoj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ничто, кроме собственной власти, не может удовлетворить их. Так как место для правителя только одно, завистникам остается только разочарование. Видимо, боги милостивы ко мне, если я правлю на этой земле не первый десяток лет, и до сих пор меня не убил тот, кому я доверяю, и не растерзала меня жаждущая перемен разъяренная толпа. А теперь можешь сойти с ложа, Дамокл.
Дамокл сполз с ложа на залитый вином пол со скоростью заползающего в нору осьминога. Величественно. Дионисий поднялся, взял у стражника копье и легко ударил по волосу, на котором висел меч. Тот тяжело упал, глубоко вонзившись в обивку ложа. Дионисий вытащил меч и вернул оружие стражнику. Никто не смог ни пошевелиться, ни вымолвить.
— Придется чинить порез, — спокойно произнес Дионисий, ощупывая порез на ложе. И вернулся на свое ложе.
Дамокл поднялся на ноги. Его туника была вся в пятнах алого вина. С красным лицом, голосом, в котором сквозила сдавленная ярость, он заговорил:
— И все-таки, богоподобный господин, никто не принуждал тебя становиться… … архонтом.
— Неужели? Ты разве можешь назвать того, кто лучше меня смог управлять Сиракузами в это смутное время?
— Н-нет, господин. Я… ах…
— Или возможно, тебе более по душе полная демократия в Сиракузах?
— Я… я никогда об этом не думал.
— Ну что ж, я поделюсь с тобой своими мыслями о демократии. Демократия — прекрасная форма правления, однако, она имеет смысл только тогда, когда она в руках людей, достаточно сведущих, чтобы ей пользоваться. Афиняне достаточно успешно практиковали эту форму правления в течение ста лет, потому что они сами были дисциплинированны и ставили обязанности гражданина выше личных эгоистичных устремлений. Но такое встречается не часто. Демократия предполагает, что каждый гражданин рожден мудрым, благоразумным, дальновидным, справедливым и альтруистичным. Однако, на самом деле все обстоит иначе.
— Иногда глобальный кризис вроде Персидской войны на какое-то время толкает людей к высотам добродетели. Однако раньше или позже, они все равно скатываются к обычному свинскому состоянию. Слушают демагогов, обещающих им благополучие, для достижения которого не нужно прикладывать усилий, безопасность без необходимости вооружаться, бесплатные городские службы. А потом они с удивлением обнаруживают: оказывается, они бессильны и беспомощны, а враг стучится в ворота.
— Я не украл демократию у Сиракуз. Вы, именно вы сами позволили ей умереть, потому что не любили ее больше собственных страстей, прихотей и амбиций. Я защитил вас от захвата политиканами изнутри и внешними врагами снаружи. Но одновременно с этим я не в силах предоставить вам демократию. Согласен, Дамокл?
— Прошу моего архонта простить меня, — сухо произнес Дамокл. — Я неважно себя чувствую.
— Можешь переодеться. Но подумай дважды, прежде чем назвать меня счастливым. Возрадуйся!
Небо было ярко-голубым, а земля под иссушающими лучами солнца — коричневой. Сиракузская армия вновь возвращалась домой. На этот раз Дионисий не разоружал горожан на подступах, но без остановки повел их прямо в город. Он не боялся восстания, ибо каждый знал об огромной армии Карфагена и дезертирстве союзников Сиракуз. Они знали о перспективе долгой и скучной осады столь же безнадежной, как и атака афинян восемнадцатилетней давности.
Зопирион вернулся пешком с левой рукой на перевязи. Сдав дела, он тут же бросился домой. В доме почти ничего не было, а на голом полу лежал листок папируса.
От Коринны ее любимому мужу, с приветом:
Отец послал за мной и Хероном Главка с повозкой. Я уезжаю с ним. Ты знаешь, что мне ужасно страшно оставаться одной без тебя в незнакомом городе. Архит помог мне отвезти нашу мебель на хранение в Ортигию. Надеюсь на воссоединение нашей семьи по окончании смертоносной войны. Прощай.
Держа папирус дрожащими руками, Зопирион не отрывал взгляда от письма. Выругавшись и хлопнув дверью, забыв об усталости, он быстрым шагом направился на Ортигию. Архит сидел за столом на галерее в Арсенале.
— Почему ты позволил ей уехать? — стиснув зубы, спросил Зопирион.
— Мой дорогой мальчик, как мне было остановить ее? Силой? Чтобы предотвратить это и приехал ее брат. Я повторил им все твои аргументы о полуразрушенных стенах Мессаны, но они не произвели на них никакого впечатления. Она привыкла жить в семье, и когда ты уехал, она чувствовала себя слишком несчастной. А что случилось с твоей рукой?
— Простой ожог. Жители Сегесты устроили внезапную ночную вылазку и подожгли половина лагеря. Погибло множество лошадей, в том числе и моя. А что, клянусь Аидом, мне теперь делать?
— Откуда мне знать? Я пытался отговорить тебя. Береженого бог бережет…
— Давай, упрекай: я же тебе говорил…
— Да, но не собираюсь повторяться. А как война? Нас разбили?
— Нет, если не считать отступления при Сегесте. Но Гимилк высадил в Панорме стотысячное войско. По слухам — трехсоттысячное. Союзники, поверив слухам, побежали назад защищать родные города. Лептиний собирался было потопить карфагенский флот, но их галеры отвлекли его внимание, и основной транспорт сумел ускользнуть. Однако кое-что ему удалось. Тем не менее, Гимилк собрал под свои знамена войска из финикийских городов Сицилии, и финикийцы получили перед нами численное преимущество два к одному. Поэтому Дионисий перешел в оборону.
— А где армия Гимилка?
— По слухам, он вернул финикийцам Мотию. Надеюсь, с контингентом наших войск он поступил лучше, чем мы с ними. Архит! Если бы ты оказался на месте Гимилка и контролировал восточное побережье Сицилии, то какой дорогой двинулся на Сиракузы?
— Думаю, через южную часть острова. А ты беспокоишься о Мессане?
— Да. Но знаешь, Гимилк стянул значительные силы к Панорму — на северном побережье. А путь по северной дороге лежит как раз через Мессану… Думаю, мне лучше посоветоваться с архонтом.
Зопирион отправился во дворец. Уже давно стемнело, когда его допустили к архонту. Дионисий сидел за столом, заваленном свитками, бумагами и табличками. В неярком свете стоящей на столе лампы лицо его выглядело утомленным.
— Что случилось, Зопирион? Только быстро, — спросил тиран.
— Я никогда не обращался к вам за помощью, не так ли?
— Ты так редко ко мне обращался, что мне немного неловко. Так о чем ты просишь?
— Я хочу знать, какой дорогой Гимилк идет на Сиракузы.
Дионисий, несмотря на усталость, проницательно всмотрелся в лицо Зопириона.
— Ты думаешь, я знаю?
— Кто может знать, как не вы?
— Он движется северной дорогой по направлению к Мессане, — после некоторого раздумья ответил Дионисий. — Мессана. Твоя жена оттуда родом, я прав? Неужели она вернулась туда?
— Да, господин. Я хочу поехать за ней. Старая полуразрушенная стена Мессаны не выдержит натиска карфагенян.
— Тебе нельзя ехать.
— П-почему нельзя?
— Во-первых, ни к чему хорошему это не приведет. Гимилк уже в Пелорисе, это на расстоянии дневного перехода от Мессаны. Я почти уверен, что он прибудет туда раньше тебя. Во-вторых, ты мне нужен здесь. Дай подумаю… — Дионисий порылся в свитках папируса. — Вот список дел, которые тебе необходимо выполнить. Ты должен изучить оборонительные сооружения города и указать места для установки катапульт. Завтра в это же время жду тебя со списком.
— Но, господин, я должен увезти жену из этой ловушки!
— У нас всего несколько дней на подготовку к осаде не менее сложной, чем афинская, — вскричал Дионисий. — И ты отвлекаешь мое внимание своими личными проблемами? Примись за разработку катапульт, и никакой ерунды! Ты солдат. Если покинешь город, то навлечешь на себя мой гнев. А теперь уходи.
Сжав кулаки, Зопирион с трудом сдерживался. Несмотря на полное неумение притворяться, слишком многое было поставлено на карту, чтобы позволить себе прямо высказать то, что накипело на душе.
— Ладно, ладно, господин. Все будет сделано наилучшим образом, — пробурчал он.
Покинув Арсенал, он решил зайти за советом к Архиту. Но потом он решил, что лучше этого не делать. Если его поступок повлечет за собой гнев тирана, то не стоит впутывать своего друга.
Час спустя он покинул Сиракузы. Когда он объяснил стражнику, что он оправляется в Мегары Гиблейские для проверки защитных сооружений по приказу архонта, тот пропустил его за ворота. Солдату и в голову не пришло, насколько странным было для штабного офицера в доспехах покидать город на обычной повозке.
Две лошади, пусть и не боевые кони, резво тащили повозку. Зопирион погонял их, как мог и не останавливался, пока позволяла темнота. Остановившись на выгоне, где лошади могли пастись, он заснул прямо в повозке. Не успело взойти солнце, как он снова мчался по дороге, и так ехал целый день, не останавливаясь, и утоляя голод взятой в дорогу буханкой хлеба. От Катаны до руин Наксоса — сицилийского города, разрушенного Дионисием семь лет назад — а потом слева показался массивный силуэт угрожающе дымящейся Этны.
К полудню следующего дня он добрался до Мессаны. По дороге шли беженцы с усталыми испуганными лицами и узлами за спиной. Несколько раз он останавливался и расспрашивал о карфагенском войске, но ответы получал самые разные.
— Ох, я уверен, что они взяли город…
— Нет, когда я уезжал, их не было видно…
— Мы решили уехать, не дожидаясь приближения врага, однако некоторые, веря в предсказание оракула, остались в городе…
— Они прямо за нами…
Зопирион поехал по дороге вдоль берега, огибающей подножия холмов Посейдона. Все больше беженцев встречалось ему на дороге. Погоняя лошадей, он пытался ехать галопом, в надежде не упустить время. Несмотря на грубые крики Зопириона, беженцы не спешили сойти с середины дороги, глядя вперед безжизненным взглядом, и освобождали путь только в самый последний момент.
Наступил полдень. Беженцы, которых встречал на пути Зопирион, в страхе бежали по дороге. Другие карабкались по склонам холма. Никто не останавливался и не отвечал на расспросы. Но тарентиец неумолимо ехал по направлению к городу. Если ему удалось избежать рабства на «Судеке», думал он, то почему это не может повториться? Шанс все-таки оставался.
За очередным поворотом дороги показался отряд кавалеристов, они приближались на полном скаку — худые, темнокожие воины в кильтах, окрашенных киноварью плащах из козлиных шкур и тюрбанах из меха диких кошек. У каждого за спиной висел большой колчан, из которого торчало несколько дротиков. Завидев Зопириона, они ринулись в его сторону, низко пригнувшись к холкам лошадей.
Зопирион потянул поводья в тщетной попытке развернуть повозку. Но дорога была слишком узкой, на этом участке она пролегала между склоном холма и берегом моря. Лошади, подав назад, чуть не опрокинули повозку. Тем не менее, Зопириону почти удалось развернуться, когда его настигли темнокожие всадники.
С воинственными криками они окружили его, потрясая копьями. Один схватил под уздцы одну лошадь, а второй — другую.
Зопирион выпрыгнул из повозки. Над его головой со свистом разрезало воздух копье. Другое с металлическим звоном отскочило от его шлема. Юноша не захватил в дорогу ни щита, ни копья, он не собирался вступать в схватку и планировал путешествовать налегке. Однако встать против множества всадником с мечом в руках было равносильно самоубийству. Вместо этого он подбежал к ближайшей лошади, схватил воина за ногу и резко толкнул вверх.
Всадник упал в придорожные кусты. Зопирион приготовился запрыгнуть на спину лошади: нумидийцы ездили без седла. Однако, когда юноша положил ей руки на спину, животное резко подпрыгнуло и, как заяц, рванулось вперед. Зопирион покатился по земле. Прежде чем он успел подняться, на него навалилось несколько человек.
Они поставили пленника на ноги при помощи кулаков, тычков и уколов остриями копий. Удары были болезненными, но не наносили увечий. Юноша с удивлением раздумывал, почему они оставили его в живых, когда среди всадников появился карфагенский стратег. Сидя на лошади, он размахивал боевым топором и что-то кричал по-нумидийски. По его жестам Зопирион понял, тот приказывал «Взять его живым».
С радостными возгласами нумидийцы отобрали у пленного шлем с гребнем, меч, кинжал, кошелек, полотняную кирасу и сапоги и поделили между собой добычу. Пока двое связывали ему руки, остальные развернули повозку по направлению к городу. Бросив Зопириона в повозку, они повернули к Мессане.
Повозку конвоировали карфагенский стратег и три нумидийца. Двое вели лошадей, а третий ехал рядом с Зопирионом, держа наготове копье на случай, если пленник вздумает дернуться.
Другой нумидиец галопом поскакал на юг.
Стратег нагнулся к Зопириону.
— Кто ты? — спросил он на ломаном греческом.
Зопирион открыл рот и не смог вымолвить ни слова. Его сковал ужас, ярость, смятение и чувство вины. Он ругал самого себя самым бесполезным, неловким, неразумным ослом…
— Кто ты? — повторил командир.
Зопирион сглотнул, икнул и, наконец, заговорил по-финикийски.
— Я Зопирион из Тарента, о, господин.
Гиппарх ответил ему также по-финикийски.
— Из наемников Дионисия?
— Да, господин.
— Тогда скажи мне, именем Ваала Хаммона, почему ты оказался среди бела дня на своей повозке в гуще карфагенского войска? Я могу понять, если бы ты был верхом. Но это безумие…
— Я надеялся спасти жену и сына. Они были в Мессане.
— Тогда понятно.
— Я хотел увезти их на повозке. Вижу, ты спас меня от этих варваров?
— Какой толк от еще одного мертвеца? На рынке за тебя можно выручить приличные деньги, часть из которых по праву принадлежит мне. И тебе повезло: ты не расстался со своей жизнью, учитывая, сколько наших положили вы — лживые греки-мужеложцы.
— Вы взяли Мессану?
— Конечно, грек! Она пала сегодня утром. Некоторые горожане пытались противостоять нам, но проломить их слабую стену было также легко, как молотком убить комара.
Зопирион огляделся. Перед ним открылась равнина. Поля и виноградники кишели солдатами: они маршировали, тренировались, ставили палатки, валяли дурака и спорили из-за добычи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я