Ассортимент, закажу еще
— Мы вынуждены были пойти на договоренности с Сантамария и Апра.
— Что вы имеете в виду?
Гало и Ловати переглянулись. Затем Ловати поднял глаза к потолку.
— Апра раскаивается.
Каларно захохотал. Его дед по материнской линии, старый солдат, участник Первой мировой войны — из полного батальона домой вернулось только шесть человек — и все же этот старый сумасшедший никогда не терял способности смеяться, и в первую очередь, над самим собой. В самой страшной трагедии всегда просматривается самый комичный фарс. Так он всегда говорил. И был прав.
— Ну конечно же, раскаивается, — перестал смеяться Каларно. — Ох, как же он раскаивается, несчастный мерзавец, придавленный виной. Мое сердце кровью обливается от одной только мысли о том, как он страдает в своем раскаянии.
— Андреа…
— Кто знает, может быть, он даже пошлет цветы жене и детям Карло Варци. Записав расходы на счет Дона Франческо Деллакроче, разумеется.
— Андреа, выслушай меня, ради бога! В обмен на применение к нему закона о раскаянии, Апра заговорит. Ты меня понял? За-го-во-рит. Он пообещал. Прежде чем погибнуть, Варци был близок к раскрытию конкретных контактов между итальянской, еврейской и славянской мафиями. И сейчас Апра нам все их назовет: имена, даты, всё. Всё, что знает по этому поводу.
— Вы что, и правда, верите всей этой ахинее, которую произнесли? Вы, правда, верите, что Апра, прожженный мафиози, готов продать собственного крестного отца Дона Франческо Деллакроче за фальшивый паспорт и авиабилет до Парижа?
— Мы абсолютно не уверены, что в этом замешан Деллакроче.
— Святые слова! Мы абсолютно не уверены, что завтра вновь взойдет солнце. Мы абсолютно не уверены, что у мужиков только два яйца между ног. Действительно, в большинстве случаев, у них только одно. Или даже ни одного. И мы даже абсолютно не уверены, что Кармине Апра расстрелял Карло Варци.
Каларно поднялся и пошел к двери.
— Крмиссар, вернитесь и сядьте! — приказал Ловати. — Мы еще с вами не закончили.
— Я с вами закончил.
— Андреа, подожди…
— В одном мы, однако, уверены. — Каларно положил ладонь на ручку двери. — Здесь, в прекрасной стране безукоризненных судебных процедур, грязный негодяй, хладнокровный убийца, собирается быть премирован еще один раз. Это реальность вчерашнего дня, сегодняшнего и завтрашнего.
— У нас не было выбора, Каларно. — Ловати сжал кулак. — Постарайся понять: не было выбора. Мы знаем, что вы выполнили свой долг до конца…
— Мой долг? Мой долг утонул в могиле, полной кровавого дерьма.
— Ты ошибаешься, Андреа… Ошибаешься! — Гало выскочил из-за стола. — Мы все равно выиграем эту войну!
— Кончай верить в эту ахинею, которую ты несешь, судья.
Каларно открыл дверь кабинета. Вдохнул затхлый воздух, заполнявший огромный коридор.
Война проиграна. Проиграна раньше, чем началась.
Ветер ревел в мраморе и граните. Он казался раскаленным дыханием дракона…
Каларно надел солнечные очки, чтобы защитить глаза от пыли, носимой ветром. Старая фетровая шляпа, принесенная невесть откуда, колесом катилась по тротуару у подножья лестницы.
Каларно поднял голову посмотреть на надпись на фронтоне. Она была на месте. Никто на нее не смотрел. Никто не знал, что она означает. Никому это было не интересно.
Это единственное слово, лишенное смысла, подобное струе мочи в рот человечества. Со временем ядовитые дожди окончательно смоют его к чертям собачим.
ПРАВОСУДИЕ.
7.
Франклин Винсент Ардженто прошелся взглядом по свинцовой анаконде Ист-ривер.
Взгляд описал кривую до самых молов южного морского порта, затягиваемых наползающим на нью-йоркский залив туманом.
Из окна аттика на шестидесятом этаже Коннот-тауэр, одной из самых смелых и престижных многоэтажек Верхнего Бруклина, вид был чудесный. В свете ноябрьских сумерек перспектива небоскребов Нижнего Манхеттена с доминирующими башнями-близнецами Мирового торгового центра, казалась нарезанными технологическими Кордильерами. Густая река красно-белых огней текла по двум большим мостам, Бруклинскому и Манхеттенскому, связывающим южную часть Манхеттена с бескрайностью урбанизированного Лонг-Айленда. Легковые автомобили, грузовики, метропоезда, люди. Кровь и лимфа невероятной, непредсказуемой и многократно абсурдной вселенной по имени Нью-Йорк. Ничто и никто не в состоянии остановить это движение.
Никто, даже он, король системы .
Его империя простиралась на тридцать пять штатов США и порядка двадцати стран Европы и Азии. «Форбс» и «Форчун», два ключевых журнала высших финансовых кругов Америки, сравнивали его с Армандом Хаммером и Дональдом Трампом. Си-Эн-Эн назвала его одним из магов передового капитализма второй половины ХХ века. Равным, а чем-то и лучше, чем Акира Ютани, пророк японской экономики, чем Билл Гейтс, поэт Майкрософта, чем Вольфганг Готшалк, нарождающееся светило Восточной Европы.
«Форбс», коктейли в Белом доме, пожертвования на исследования СПИДа, вспомоществование тысячам бездомных, агонизирующих на тротуарах Нью-Йорка — всё это было реальностью, внешним контуром. Но был и другой контур, другая реальность. Глубоко сокрытая и глубоко порочная. Названия типа мафия , коза ностра , почтенное общество , картель вышли из употребления при определении организованной преступности. Устаревшие термины, жесткие, но не лишенные романтизма. Все проходит, все заканчивается. Сейчас существовали суперкрмпьютеры, системные математики и статистики, специалисты по пиару. Сейчас, когда говорилось об операциях: от убийства до прибыли с наркотрафика, от азартных игр до рэкета, от эксплуатации проституции до мирового рынка порнографии, употребляли термин, более простой, более сухой: система .
Фрэнк Ардженто не желал системы . Он искал возможность повернуться к ней спиной, уйти из нее. Но система возжелала его. Славная 82 авиационная дивизия, уважала его увечья, но, по большому счету, не знала, что ей с ним делать. После боснийской передряги — Почетная медаль конгресса и хорошая пенсия по инвалидности казались ей достаточной компенсацией. Коррективы внес рак легких, сведший в могилу Эдоардо Ардженто, его отца, в самый неподходящий момент. Мафия Бруклина оказалась обезглавленной. Нужны были свежие мозги, чтобы она продолжала существовать. Нужен был настоящий солдат и твердый офицер. Нужен был джентльмен чести.
Джентльмен, конечно…
Фрэнк был человеком чести. В такой ситуации он не посмел повернуться спиной к семье, к друзьям, к друзьям друзей. За короткий срок он привел семью к новой вершине. А потом ко многим другим вершинам.
В категориях времени это, правда, не имело никакого значения. Однажды он, его империя и система исчезнут в никуда. Не останется даже смутного воспоминания. Но Ист-ривер, Манхеттен, эта река света, медленно текущая по мостам, будут существовать всегда. Вечно.
— Дэнвер, наконец-то, дал окончательное подтверждение. Успех, Фрэнк. Полный успех. Как нам и хотелось, Калвин Нэш добился заключения контракта между Сиракуза Стил Инк. и Лесным департаментом Колорадо на поставку стальных труб для противопожарной сети национальной службы быстрого реагирования. Речь идет о подряде на четыреста миллионов долларов.
Джонатан Т. Андерхилл поднял свои синие глаза от экрана компьютера. Он сидел один за огромным столом для конференций эллипсовидной формы в стиле арт-деко 60-х годов, единственной мебели в аттике. Он взглянул на Ардженто, который смотрелся тенью на фоне льющегося в окна фиолетового света.
— И все вписывается в национальную программу защиты окружающей среды, — продолжил Андерхилл. — Даже крестоносные шуты из Международного экологического фонда согласились есть из наших рук.
— А мы что?
— Не понял, Фрэнк.
Ардженто вздохнул, его пальцы сомкнулись на набалдашнике трости в форме орлиной головы.
— Я сказал, что, может быть, Калвин Нэш должен быть вознагражден.
— Вознагражден?
— Да, Донни, вознагражден. Ноль целых двадцать пять сотых процента. Ты ведь понимаешь, что значит вознаграждение, не так ли?
Андерхилл хихикнул.
— Мне кажется, да, Фрэнк.
— В итоге, поправь меня, если я ошибусь, прибыль от того, что касается Сиракуза Стил, за вычетом налогов, что-то около восьмидесяти миллионов. Так что вознаграждение мы можем себе позволить. Ты возражаешь?
Андерхилл нахмурил лоб. Просто он ненавидел, когда его заставали врасплох. У него был диплом политэконома Йельского университета, докторская степень по финансовой математике Гарварда. Он четыре года работал в Мерил-Линч. И уже три года считался кудесником денежных потоков гигантской финансовой машины, в большей части демонстративно законной, составляющей мегаконгламерат, владельцем и основным акционером которого являлся Фрэнк Ардженто. Андерхилл должен был знать все трюки. И все же тем или иным образом, Ардженто удавалось заставать его врасплох.
— Если ты этого желаешь…
— Именно это я и желаю. И хочу также видеть полный текст контракта.
— Калвин мне пришлет его завтра, — ответил Андерхилл. — Я не думаю, что у нас будут проблемы.
— Я тоже не думаю. С тобой никогда нет проблем, Донни. — Ардженто повернулся к нему. — Но поскольку мы начинаем дела с государственной администрацией Колорадо, надо постараться, чтобы Комиссия по монополиям и ценным бумагам снова не вцепилась нам в глотку. Как это случилось с теми тремястами двадцатью миллионами долларов за минеральные удобрения для Айовы два года назад.
Андерхилл почувствовал, как взгляд Ардженто пронзил его, словно лазерный луч высокого напряжения. Ему вдруг невыносимо захотелось влить в себя полный стакан водки, непонятно, почему — он был трезвенником.
Внезапно откуда-то раздался звук телефонного звонка.
— Ты не мог бы меня извинить, Донни?
Тон Ардженто не изменился, но Андерхилл уже научился, когда ему надо исчезать.
— Разумеется, Фрэнк.
— Попроси Марию-Терезу приготовить мне кофе, пожалуйста.
Андерхилл взялся за ручку двери.
— Денни…
— Да, Фрэнк.
— Спасибо, твой доклад был исчерпывающим.
Андерхилл кивнул и вышел.
Ардженто подождал, когда закроется дверь. Нажал кнопку под тонкой мраморной столешницей. Одна боковина стола бесшумно откинулась и в открывшейся нише стал виден телефонный аппарат без циферблата. В системе было не более пяти человек, знавших его номер. Телефона, которого в природе не существовало. Не существовало и этой линии. И голоса, звучавшие в трубке, принадлежали людям, также не существующим.
Он поднял трубку и поднес к уху. Не произнося ни слова, он слушал… Шумы фона, люди на улице или в холле гостиницы.
— О чем говорят в мире призраков, капитан?
Ардженто сдал трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Дэвид?..
— Эктоплазма и жестокость. — Голос на другом конце линии звучал весело.
Дэвид Карл Слоэн… Его брат по крови .
Ардженто с трудом проглотил комок, ставший в горле. Они не общались с окончания войны с еврейской мафией Самуэля Рутберга. Годы, вечность. Но время — только одно из состояний сознания. Вернувшиеся образы, заплясали хаотичным хороводом, ослепительным водоворотом.
Вороны, мириады воронов. Снег, больше похожий на пепел. Горящие руины. Дым, поднимающийся к темному небу. И кровь, много крови, перемешанной с грязью.
Главно, Республика Босния.
День конца света.
Слоэн дал ему свою кровь. Слоэн тащил его на себе через горы, через ледяные торосы. Дальше и дальше от пожаров и воронья.
Ты втащил меня в жизнь!
Не будь Слоэна, Фрэнк Ардженто исчез бы давным-давно. Не будь Слоэна, ему бы не достичь вершин системы . На самом деле, это Слоэн должен был сидеть на ее троне, а не он. Но, Ардженто знал отлично, что Слоэна все это не интересовало.
— Дэвид, у тебя все в порядке? Откуда ты звонишь?
— Из аэропорта Кеннеди.
— Из аэропорта Кеннеди? Сукин ты сын! Прыгай сейчас же в такси и ко мне! Хотя, подожди, плюнь на такси, я высылаю тебе лимузин…
— Фрэнк, я уже улетаю.
— Далеко.
— В Милан.
— Кто та дамочка, Дэвид, Лукреция Борджия? Неплохой выбор для отпуска. В ноябре в тех краях льет, как из ведра. И все серое, в тучах. — Ардженто засмеялся. — Брось ты эту Италию, брат…
— Фрэнк.
— Ты и она будете моими гостями в Гордее, на Вирджинских островах. У меня там гостиница. Королевский люкс твой. Хоть навсегда. И джину, хоть залейся…
— Фрэнк, я снова выхожу на тропу войны.
— Я был уверен, что ты с этим покончил, Дэвид.
— Ты в это поверил? — Слоэн сделал паузу. — Ты в это действительно поверил?
Ардженто закрыл глаза. Открыл.
— Нет.
— Кто такой Майкл Халлер?
Фрэнк почувствовал, как безобразная рептилия вцепилась в его мозг.
— Ты хочешь сказать, что взял заказ Майкла Халлера?
Некоторое время в телефоне слышались только шумы толпы.
— Дэвид?
— Я здесь, Фрэнк.
— Опиши мне его.
— Невзрачность. Во всех смыслах. Среднее телосложение, средний рост, заурядное лицо. Около тридцати.
— Дэвид, никто точно не знает, кто такой Майкл Халлер. — Ардженто потер лоб. — Он возник ниоткуда сразу же, как только закончилась война между нами и ими. Никто не знает, откуда он возник. Ни у кого нет даже малейшего понятия, как ему удалось стать вторым человеком после Самуэля Рутберга.
— Даже ты? С твоими-то связями.
— Даже я.
— Что случилось с его предшественником, Ричардом Хоровитцем?
— Умер. Два года назад. Инфаркт.
— Подозрительная смерть…
— Хоровитц был старым и больным человеком. Ходили слухи, что война сказалась на его здоровье.
— И сразу же выскочил этот Майкл Халлер.
— Дэвид, мне кажется, существуют только два человека на этом свете, кто говорил с Халлером. — Ардженто вздохнул. — Самуэль Рутберг и… ты.
— Ты знаешь, что Рутберг пытается начать дела с Доном Франческо Деллакроче?
— Мне известно только, что у них были контакты.
— Контакты? Фрэнк, по тому, что мне удалось вытянуть из Халлера, они уже почти все структурировали.
— Кто таракан в пудинге?
— Один итальянский судья, некий Варци. Он был очень близок к тому, чтобы вывесить на солнце их кровоточащие скальпы.
— Был?
— Варци пристрелил механик Дона Франческо по имени Кармине Апра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Что вы имеете в виду?
Гало и Ловати переглянулись. Затем Ловати поднял глаза к потолку.
— Апра раскаивается.
Каларно захохотал. Его дед по материнской линии, старый солдат, участник Первой мировой войны — из полного батальона домой вернулось только шесть человек — и все же этот старый сумасшедший никогда не терял способности смеяться, и в первую очередь, над самим собой. В самой страшной трагедии всегда просматривается самый комичный фарс. Так он всегда говорил. И был прав.
— Ну конечно же, раскаивается, — перестал смеяться Каларно. — Ох, как же он раскаивается, несчастный мерзавец, придавленный виной. Мое сердце кровью обливается от одной только мысли о том, как он страдает в своем раскаянии.
— Андреа…
— Кто знает, может быть, он даже пошлет цветы жене и детям Карло Варци. Записав расходы на счет Дона Франческо Деллакроче, разумеется.
— Андреа, выслушай меня, ради бога! В обмен на применение к нему закона о раскаянии, Апра заговорит. Ты меня понял? За-го-во-рит. Он пообещал. Прежде чем погибнуть, Варци был близок к раскрытию конкретных контактов между итальянской, еврейской и славянской мафиями. И сейчас Апра нам все их назовет: имена, даты, всё. Всё, что знает по этому поводу.
— Вы что, и правда, верите всей этой ахинее, которую произнесли? Вы, правда, верите, что Апра, прожженный мафиози, готов продать собственного крестного отца Дона Франческо Деллакроче за фальшивый паспорт и авиабилет до Парижа?
— Мы абсолютно не уверены, что в этом замешан Деллакроче.
— Святые слова! Мы абсолютно не уверены, что завтра вновь взойдет солнце. Мы абсолютно не уверены, что у мужиков только два яйца между ног. Действительно, в большинстве случаев, у них только одно. Или даже ни одного. И мы даже абсолютно не уверены, что Кармине Апра расстрелял Карло Варци.
Каларно поднялся и пошел к двери.
— Крмиссар, вернитесь и сядьте! — приказал Ловати. — Мы еще с вами не закончили.
— Я с вами закончил.
— Андреа, подожди…
— В одном мы, однако, уверены. — Каларно положил ладонь на ручку двери. — Здесь, в прекрасной стране безукоризненных судебных процедур, грязный негодяй, хладнокровный убийца, собирается быть премирован еще один раз. Это реальность вчерашнего дня, сегодняшнего и завтрашнего.
— У нас не было выбора, Каларно. — Ловати сжал кулак. — Постарайся понять: не было выбора. Мы знаем, что вы выполнили свой долг до конца…
— Мой долг? Мой долг утонул в могиле, полной кровавого дерьма.
— Ты ошибаешься, Андреа… Ошибаешься! — Гало выскочил из-за стола. — Мы все равно выиграем эту войну!
— Кончай верить в эту ахинею, которую ты несешь, судья.
Каларно открыл дверь кабинета. Вдохнул затхлый воздух, заполнявший огромный коридор.
Война проиграна. Проиграна раньше, чем началась.
Ветер ревел в мраморе и граните. Он казался раскаленным дыханием дракона…
Каларно надел солнечные очки, чтобы защитить глаза от пыли, носимой ветром. Старая фетровая шляпа, принесенная невесть откуда, колесом катилась по тротуару у подножья лестницы.
Каларно поднял голову посмотреть на надпись на фронтоне. Она была на месте. Никто на нее не смотрел. Никто не знал, что она означает. Никому это было не интересно.
Это единственное слово, лишенное смысла, подобное струе мочи в рот человечества. Со временем ядовитые дожди окончательно смоют его к чертям собачим.
ПРАВОСУДИЕ.
7.
Франклин Винсент Ардженто прошелся взглядом по свинцовой анаконде Ист-ривер.
Взгляд описал кривую до самых молов южного морского порта, затягиваемых наползающим на нью-йоркский залив туманом.
Из окна аттика на шестидесятом этаже Коннот-тауэр, одной из самых смелых и престижных многоэтажек Верхнего Бруклина, вид был чудесный. В свете ноябрьских сумерек перспектива небоскребов Нижнего Манхеттена с доминирующими башнями-близнецами Мирового торгового центра, казалась нарезанными технологическими Кордильерами. Густая река красно-белых огней текла по двум большим мостам, Бруклинскому и Манхеттенскому, связывающим южную часть Манхеттена с бескрайностью урбанизированного Лонг-Айленда. Легковые автомобили, грузовики, метропоезда, люди. Кровь и лимфа невероятной, непредсказуемой и многократно абсурдной вселенной по имени Нью-Йорк. Ничто и никто не в состоянии остановить это движение.
Никто, даже он, король системы .
Его империя простиралась на тридцать пять штатов США и порядка двадцати стран Европы и Азии. «Форбс» и «Форчун», два ключевых журнала высших финансовых кругов Америки, сравнивали его с Армандом Хаммером и Дональдом Трампом. Си-Эн-Эн назвала его одним из магов передового капитализма второй половины ХХ века. Равным, а чем-то и лучше, чем Акира Ютани, пророк японской экономики, чем Билл Гейтс, поэт Майкрософта, чем Вольфганг Готшалк, нарождающееся светило Восточной Европы.
«Форбс», коктейли в Белом доме, пожертвования на исследования СПИДа, вспомоществование тысячам бездомных, агонизирующих на тротуарах Нью-Йорка — всё это было реальностью, внешним контуром. Но был и другой контур, другая реальность. Глубоко сокрытая и глубоко порочная. Названия типа мафия , коза ностра , почтенное общество , картель вышли из употребления при определении организованной преступности. Устаревшие термины, жесткие, но не лишенные романтизма. Все проходит, все заканчивается. Сейчас существовали суперкрмпьютеры, системные математики и статистики, специалисты по пиару. Сейчас, когда говорилось об операциях: от убийства до прибыли с наркотрафика, от азартных игр до рэкета, от эксплуатации проституции до мирового рынка порнографии, употребляли термин, более простой, более сухой: система .
Фрэнк Ардженто не желал системы . Он искал возможность повернуться к ней спиной, уйти из нее. Но система возжелала его. Славная 82 авиационная дивизия, уважала его увечья, но, по большому счету, не знала, что ей с ним делать. После боснийской передряги — Почетная медаль конгресса и хорошая пенсия по инвалидности казались ей достаточной компенсацией. Коррективы внес рак легких, сведший в могилу Эдоардо Ардженто, его отца, в самый неподходящий момент. Мафия Бруклина оказалась обезглавленной. Нужны были свежие мозги, чтобы она продолжала существовать. Нужен был настоящий солдат и твердый офицер. Нужен был джентльмен чести.
Джентльмен, конечно…
Фрэнк был человеком чести. В такой ситуации он не посмел повернуться спиной к семье, к друзьям, к друзьям друзей. За короткий срок он привел семью к новой вершине. А потом ко многим другим вершинам.
В категориях времени это, правда, не имело никакого значения. Однажды он, его империя и система исчезнут в никуда. Не останется даже смутного воспоминания. Но Ист-ривер, Манхеттен, эта река света, медленно текущая по мостам, будут существовать всегда. Вечно.
— Дэнвер, наконец-то, дал окончательное подтверждение. Успех, Фрэнк. Полный успех. Как нам и хотелось, Калвин Нэш добился заключения контракта между Сиракуза Стил Инк. и Лесным департаментом Колорадо на поставку стальных труб для противопожарной сети национальной службы быстрого реагирования. Речь идет о подряде на четыреста миллионов долларов.
Джонатан Т. Андерхилл поднял свои синие глаза от экрана компьютера. Он сидел один за огромным столом для конференций эллипсовидной формы в стиле арт-деко 60-х годов, единственной мебели в аттике. Он взглянул на Ардженто, который смотрелся тенью на фоне льющегося в окна фиолетового света.
— И все вписывается в национальную программу защиты окружающей среды, — продолжил Андерхилл. — Даже крестоносные шуты из Международного экологического фонда согласились есть из наших рук.
— А мы что?
— Не понял, Фрэнк.
Ардженто вздохнул, его пальцы сомкнулись на набалдашнике трости в форме орлиной головы.
— Я сказал, что, может быть, Калвин Нэш должен быть вознагражден.
— Вознагражден?
— Да, Донни, вознагражден. Ноль целых двадцать пять сотых процента. Ты ведь понимаешь, что значит вознаграждение, не так ли?
Андерхилл хихикнул.
— Мне кажется, да, Фрэнк.
— В итоге, поправь меня, если я ошибусь, прибыль от того, что касается Сиракуза Стил, за вычетом налогов, что-то около восьмидесяти миллионов. Так что вознаграждение мы можем себе позволить. Ты возражаешь?
Андерхилл нахмурил лоб. Просто он ненавидел, когда его заставали врасплох. У него был диплом политэконома Йельского университета, докторская степень по финансовой математике Гарварда. Он четыре года работал в Мерил-Линч. И уже три года считался кудесником денежных потоков гигантской финансовой машины, в большей части демонстративно законной, составляющей мегаконгламерат, владельцем и основным акционером которого являлся Фрэнк Ардженто. Андерхилл должен был знать все трюки. И все же тем или иным образом, Ардженто удавалось заставать его врасплох.
— Если ты этого желаешь…
— Именно это я и желаю. И хочу также видеть полный текст контракта.
— Калвин мне пришлет его завтра, — ответил Андерхилл. — Я не думаю, что у нас будут проблемы.
— Я тоже не думаю. С тобой никогда нет проблем, Донни. — Ардженто повернулся к нему. — Но поскольку мы начинаем дела с государственной администрацией Колорадо, надо постараться, чтобы Комиссия по монополиям и ценным бумагам снова не вцепилась нам в глотку. Как это случилось с теми тремястами двадцатью миллионами долларов за минеральные удобрения для Айовы два года назад.
Андерхилл почувствовал, как взгляд Ардженто пронзил его, словно лазерный луч высокого напряжения. Ему вдруг невыносимо захотелось влить в себя полный стакан водки, непонятно, почему — он был трезвенником.
Внезапно откуда-то раздался звук телефонного звонка.
— Ты не мог бы меня извинить, Донни?
Тон Ардженто не изменился, но Андерхилл уже научился, когда ему надо исчезать.
— Разумеется, Фрэнк.
— Попроси Марию-Терезу приготовить мне кофе, пожалуйста.
Андерхилл взялся за ручку двери.
— Денни…
— Да, Фрэнк.
— Спасибо, твой доклад был исчерпывающим.
Андерхилл кивнул и вышел.
Ардженто подождал, когда закроется дверь. Нажал кнопку под тонкой мраморной столешницей. Одна боковина стола бесшумно откинулась и в открывшейся нише стал виден телефонный аппарат без циферблата. В системе было не более пяти человек, знавших его номер. Телефона, которого в природе не существовало. Не существовало и этой линии. И голоса, звучавшие в трубке, принадлежали людям, также не существующим.
Он поднял трубку и поднес к уху. Не произнося ни слова, он слушал… Шумы фона, люди на улице или в холле гостиницы.
— О чем говорят в мире призраков, капитан?
Ардженто сдал трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Дэвид?..
— Эктоплазма и жестокость. — Голос на другом конце линии звучал весело.
Дэвид Карл Слоэн… Его брат по крови .
Ардженто с трудом проглотил комок, ставший в горле. Они не общались с окончания войны с еврейской мафией Самуэля Рутберга. Годы, вечность. Но время — только одно из состояний сознания. Вернувшиеся образы, заплясали хаотичным хороводом, ослепительным водоворотом.
Вороны, мириады воронов. Снег, больше похожий на пепел. Горящие руины. Дым, поднимающийся к темному небу. И кровь, много крови, перемешанной с грязью.
Главно, Республика Босния.
День конца света.
Слоэн дал ему свою кровь. Слоэн тащил его на себе через горы, через ледяные торосы. Дальше и дальше от пожаров и воронья.
Ты втащил меня в жизнь!
Не будь Слоэна, Фрэнк Ардженто исчез бы давным-давно. Не будь Слоэна, ему бы не достичь вершин системы . На самом деле, это Слоэн должен был сидеть на ее троне, а не он. Но, Ардженто знал отлично, что Слоэна все это не интересовало.
— Дэвид, у тебя все в порядке? Откуда ты звонишь?
— Из аэропорта Кеннеди.
— Из аэропорта Кеннеди? Сукин ты сын! Прыгай сейчас же в такси и ко мне! Хотя, подожди, плюнь на такси, я высылаю тебе лимузин…
— Фрэнк, я уже улетаю.
— Далеко.
— В Милан.
— Кто та дамочка, Дэвид, Лукреция Борджия? Неплохой выбор для отпуска. В ноябре в тех краях льет, как из ведра. И все серое, в тучах. — Ардженто засмеялся. — Брось ты эту Италию, брат…
— Фрэнк.
— Ты и она будете моими гостями в Гордее, на Вирджинских островах. У меня там гостиница. Королевский люкс твой. Хоть навсегда. И джину, хоть залейся…
— Фрэнк, я снова выхожу на тропу войны.
— Я был уверен, что ты с этим покончил, Дэвид.
— Ты в это поверил? — Слоэн сделал паузу. — Ты в это действительно поверил?
Ардженто закрыл глаза. Открыл.
— Нет.
— Кто такой Майкл Халлер?
Фрэнк почувствовал, как безобразная рептилия вцепилась в его мозг.
— Ты хочешь сказать, что взял заказ Майкла Халлера?
Некоторое время в телефоне слышались только шумы толпы.
— Дэвид?
— Я здесь, Фрэнк.
— Опиши мне его.
— Невзрачность. Во всех смыслах. Среднее телосложение, средний рост, заурядное лицо. Около тридцати.
— Дэвид, никто точно не знает, кто такой Майкл Халлер. — Ардженто потер лоб. — Он возник ниоткуда сразу же, как только закончилась война между нами и ими. Никто не знает, откуда он возник. Ни у кого нет даже малейшего понятия, как ему удалось стать вторым человеком после Самуэля Рутберга.
— Даже ты? С твоими-то связями.
— Даже я.
— Что случилось с его предшественником, Ричардом Хоровитцем?
— Умер. Два года назад. Инфаркт.
— Подозрительная смерть…
— Хоровитц был старым и больным человеком. Ходили слухи, что война сказалась на его здоровье.
— И сразу же выскочил этот Майкл Халлер.
— Дэвид, мне кажется, существуют только два человека на этом свете, кто говорил с Халлером. — Ардженто вздохнул. — Самуэль Рутберг и… ты.
— Ты знаешь, что Рутберг пытается начать дела с Доном Франческо Деллакроче?
— Мне известно только, что у них были контакты.
— Контакты? Фрэнк, по тому, что мне удалось вытянуть из Халлера, они уже почти все структурировали.
— Кто таракан в пудинге?
— Один итальянский судья, некий Варци. Он был очень близок к тому, чтобы вывесить на солнце их кровоточащие скальпы.
— Был?
— Варци пристрелил механик Дона Франческо по имени Кармине Апра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29