В длину остров имеет сто миль, в ширину (в самом широком месте) — двадцать пять. В плане он похож на убывающую луну, лежащую рогами вниз; две высочайшие вершины — потухшие вулканы Тимбалу и Матакама. Последний чуть выше и имеет в кратере большое озеро. Остров был открыт в 1224 году арабами, а так как мореплавателям всех времен и народов во время дальних странствий свойственно тосковать по женским прелестям, то, исходя из формы вулканов, они назвали его «Остров женских грудей». Португальцы, приплывшие сюда вслед за арабами в 1464 году, оказались не столь поэтичны и нарекли его просто «Остров двух грудей». У голландцев, высадившихся в этих местах в 1670 году, воображение вообще отсутствовало, и при их владычестве остров именовался «Островом домохозяйки», хотя ассоциация с женским началом присутствует и здесь. Когда в 1700 году голландцы покинули остров и он перешел к французам, те не придумали ничего нового и нарекли его просто «Иль де пуатрин» — «Остров грудей». Наконец, когда в 1818 году французов сменили англичане, он стал называться «Уэл-ком-Айленд», что значит «Гостеприимный остров». В настоящее время острову возвращено его исконное имя, данное аборигенами. «Зенкали» на местном наречии означает «Милый остров». Приезжие непременно убедятся, что так оно и есть».
Далее автор с присущей ему краткостью и язвительностью прошелся по всем, кто в разные периоды правил островом.
«Чужеземцы накатывались на остров волна за волною, не оставляя после себя практически ничего, что могло бы принести хоть какую-то пользу аборигенам. Арабы ввели в употребление счеты, что для коренных жителей, не умевших ни писать, ни читать, ни считать далее пяти, явилось подарком сомнительной ценности. Португальцы построили два прибрежных форта, которые вскоре рассыпались в прах; зато остался рецепт приготовления вина (именуемого ныне «Нектаром Зенкали») из местной сливы. Этот напиток практически не переносим на вкус, а кто поглощаетго в больших количествах, рискует стать слепым и в придачу импотентом. Французы соорудили порт, который и поныне надежно и верно служит, и изобрели бесчисленные рецепты кушаний из представителей местной фауны, каковую они почти полностью успели истребить в угоду своим кулинарным прихотям. Голландцы оставили после себя несколько капитальных зданий. Теперь это — Дом правительства, Королевский дворец, Административный штаб и Парламент. Кроме того, на острове сохранились пара-тройка весьма изящных домов голландских плантаторов. Там и поныне обитают только выходцы из Европы, так как островитяне испокон веков привыкли жить в превосходных хижинах, крытых пальмовыми листьями (напоминающих «долгие» дома на острове Борнео), или же в довольно привлекательных жилищах из досок, тщательно выделываемых из дерева амела. Страшно подумать, что, когда англичане окончательно покинут остров, они оставят после себя, как и всегда, фанатичную страсть к игре в крикет и стремление части зенкалийцев непременно праздновать именины королевы и Бернсовы ночи1, поскольку у них самих подобных национальных празднеств нет, а в прошлом они с интересом наблюдали, как их правители из кожи вон лезли, желая покрасоваться в этих столь любопытных действах».
Питер уже не первый раз за время своей карьеры изумлялся: почему европейцы не могут оставить другие народы в покое? Почему, где бы они ни появились, они непременно стремятся навязать местным жителям свой образ жизни? Зачем заставлять этих несчастных зенкалийцев праздновать непонятные им Бернсовы ночи? Он предположил, что все национальные формы самовыражения, в которых содержался хоть малейший элемент распущенности, были выкорчеваны миссионерами; слишком наивно было бы думать, что эти блюстители нравственности обошли остров стороной. Питер открыл раздел «Религия» — как в воду глядел: нет такого местечка на белом свете, куда миссионеры не сунулись бы со своим уставом и не принялись рьяно отпускать грехи туземцам.
1Бернсовы ночи— празднества в честь великого национального поэта Шотландии Р. Бернса (1759—1796). Обычно приурочиваются ко дню его рождения, 25 января. Иногда в таких празднествах обыгрывается фамилия «Burns» и глазам публики предстает объятый пламенем портрет поэта. В свое время британцы испытали большой конфуз из-за того, что первые почтовые марки в честь великого поэта вышли не у них, а в России.
«Всех так называемых язычников ждала жестокая судьба — быть одураченными и очарованными религиозными представлениями своих завоевателей. К счастью для зенкалийцев, те, кто в разные эпохи занимал этот остров, были куда более озабочены его исследованием или ратными делами, нежели чрезмерным попечительством о бессмертии души туземцев. Арабы, по всей видимости, предпринимали попытки насадить на острове учение Магомета, но, очевидно, махнули рукой, заметив склонность островитян к пороку. Правда, покидая остров, они вывезли с собой самых привлекательных юношей и девушек. Пару храмов построили на острове португальцы; голландцы построили больше, но не пускали в них зенкалийцев (впрочем, те особенно и не стремились туда). В этот период меньшее племя — гинка — поклонялось богу-рыбе Тамбака, воплощенному в дельфине. То обстоятельство, что дельфин — не рыба, а млекопитающее, как-то не учитывалось ими, и самое печальное, что эта ошибка характерна и для других религий, почитающих бога-рыбу в виде дельфина. Племя же фангуасов перед пришествием французов поклонялось любопытной местной птице, которую они называли Тио-Намала, а французы окрестили птицей-пересмешником. Впрочем, французы, приверженные католической религии и в силу этого нетерпимые к верованиям других народов, очень скоро обнаружили, что эта птица обладает необыкновенно вкусным мясом, и к тому времени, когда англичане победили их и изгнали с острова, успели скушать всю популяцию пересмешников, невзирая на протесты фангуасов. Таким образом, это племя вынуждено было свернуть на время всякую религиозную жизнь. С нашествием британцев наступила эпоха перемен. Европейцы, поселяясь на небольших островах, имеют обыкновение привозить с собою вредоносных тварей, как-то: собак, кошек, крыс, свиней, которые истребляют местную фауну, пока миссионеры оболванивают аборигенов. Однако в данном случае миссионеры были посланы фангу –асам самим Господом, если можно так выразиться. С тех пор как у фангуасов отняли Тио-Намала, гинка стали особенно докучать им, хвастаясь, что теперь они — единственное на острове племя, имеющее истинного бога. Нечего и говорить, что столь наглое бахвальство не могло не привести к известным нежелательным последствиям, и многие представители гинка и фангуасов окончили свой славный земной путь на обеденном столе противников под ароматным соусом. Что и гово-
рить, на обед попасть не худо, но отнюдь не в виде блюда! Появление миссионеров дало фангуасам шанс приобщиться к христианству и тем самым доказать свое превосходство над гинка. Сейчас, когда пишутся эти строки, племя фангуасов условно поделено между Католической и Англиканской церковью, но горстка самых отважных душ привержена любопытной американской религиозной секте, называемой «Церковь Второго пришествия»!
В этот момент на палубе появился капитан Паппас в сопровождении двух зенкалийцев из своей команды. Один нес шезлонг, другой — портативный бар с богатейшим ассортиментом напитков.
– А, мистер Фокстрот! Привет! — воскликнул капитан, бережно опуская свои телеса в шезлонг.— Ну что, пропустим по маленькой перед обедом, а? Во-во, совсем как на «Куин Элизабет»! Что изволите предпочесть? У меня тут все что хочешь есть, так что не стесняйся!
– Хм… Большое спасибо… Только на пустой желудок нехорошо… Ну, может, чуточку бренди с содовой… Нет, нет! Капитан, что вы! Я сказал — чуточку…
– Бренди хорошо для желудка,— заверил капитан, протягивая Питеру стакан, в котором было налито на пять пальцев этой лучезарной жидкости, и всыпал туда чайнуюложку соды.— Бренди хорош для желудка, виски — для легких, узо — для мозгов, а вот шампанское — для соблазнения!
– Для… чего?! — переспросил потрясенный Питер.
– Для со-блаз-не-ни-я! — ответил капитан, нахмурив брови.— А конкретно — для того, чем соблазнять юных девушек, понятно? Ты когда-нибудь пил шампанское из женских панталон, как про то в книгах пишут?
– Вы имеете в виду — из женских туфель?
– Ну, и из туфель тоже,— согласился капитан, наливая себе такую порцию узо, от которой любые мозги свихнутся набекрень, и добавляя в него воды ровно столько, чтобы оно приобрело молочный оттенок.— А это тебе. Ну, брат, за дело!
Оба выпили молча, и Питер подумал, что если так будет продолжаться, то за сорок восемь часов он точно получит цирроз печени.
– Думаю, тебе полюбится Зенкали,— продолжил капитан, вытянувшись в своем страшно скрипучем шезлонге.—
Славное место! Славный климат! Славные люди! Любишь рыбалку, а? Там, на Зенкали, какая хочешь рыбалка… Акулы, барракуды, даже рыба-меч! А на охоту ходить любишь? Там столько диких оленей, диких козлов, даже диких кабанов! В общем, ходи на охоту, лови рыбу — наслаждайся жизнью!
– А как насчет вулканов? — спросил Питер.— По ним интересно полазить?
– Полазить? — Капитан остолбенел от удивления.— А это еще зачем?
– Видите ли… лазание по горам — одно из моих хобби. На родине я все каникулы проводил, лазая по горам Уэльса и Шотландии. Вот я и спрашиваю, интересно полазить по вулканам или нет.
– Здесь никто не лазит по вулканам. Очень тяжкий труд! — сказал капитан, которого явно шокировала сама идея.— Какой дурак полезет, да еще под палящим солнцем! И тебе не надо — ходи на рыбалку, ходи на охоту, как я говорю! Заведешь себе прекрасную зенкалийскую девушку, и она будет жарить пойманную тобой рыбу и подстреленную тобой дичь, а?
– Не думаю, что мне потребуется прекрасная зенкалийка.
– А чего ж? Она будет готовить тебе обед, убирать твой дом, а? А потом… Раз, два, три, четыре, пять — десять маленьких негритят! — торжествующе сказал капитан, по-отечески глядя на Питера, очевидно представляя его среди многочисленного голосистого чернокожего потомства.— Я знать массу хороших зенкалийских девушки… Некоторые оч-чень смазливенькие! А есть и такие, что еще
девственницы! Хочешь, познакомлю с хорошей зенкалийкой из хорошей семьи? Хорошей, не шлюхой, а? Выберу тебе самую сисястую, чтобы могла выкормить целую кучу детишек, а?
– Спасибо,— сказал Питер, слегка обалдевший от столь сердечного предложения.— Поживем — увидим. Но ведь до цели еще надо доплыть! Так что не будем опережать события.
– Не беспокойся, я тебе там все устрою,— доверительно сказал капитан.— Я тебе все что хочешь могу устроить на Зенкали. Там все меня знают, и я всех знаю. Сделаю для тебя все, что пожелаешь!
…Нежное солнце и теплый ветер действовали усыпляюще, блеск волн слепил нашему путешественнику глаза.
Питер растянулся в шезлонге, расслабился и смежил веки; сквозь полудрему до него долетал голос его нового друга. Он действовал успокаивающе, словно томные звуки виолончели. Умиротворяющие лучи солнца и выпитое бренди вскоре сделали свое дело, и Питер уснул. Проснувшись минут через двадцать, он, к своему изумлению, обнаружил, что капитан по-прежнему вещает:
– Так я говорить ему: «Ах ты, недоносок, ты еще обзываешь меня жуликом! От таковского слышу!» Я хватаю его за ворот и швыряю в море! Ему требовалось проплыть полмили до берега,— с удовлетворением сказал капитан,— да, как на грех, в тот день в море не было акул, так что ему это удалось.
– Очень жаль,— сказал Питер, чтобы как-то поддержать разговор.
– Вот я и говорю ему: «От жулика слышу». Ну, пошли. Пора обедать.
…После обильного обеда, во время которого капитан изощрялся, расписывая добродетели зенкалийских девушек, и рассказывал сногсшибательные истории о том, сколько добра он сделал разным людям на Зенкали, а те готовы были вить из него веревки, Питер, едва волоча ноги, уполз к себе в каюту. Правда, она была раскалена, как духовка, но зато это было единственное место, где можно было отдохнуть от капитана. Питер (как, следует думать, и множество людей до него) понял, что от дружеского расположения и гостеприимства этого славного грека можно слегка обалдеть. Превозмогая духоту, Питер бросился на узкую койку и попытался уснуть, иначе вторую половину дня ему опять пришлось бы провести в обществе капитана, попивая винцо и посасывая джин с ромом.
Через несколько часов Питер пробудился от тяжкого сна, так и не принесшего ему облегчения. Бедолага оделся, пошатываясь, вышел на палубу, растянулся в шезлонге и, бросив недолгий взгляд на закат солнца, погрузился в раздумья.
Западный край неба был залит оранжевым светом и испещрен красными прожилками, а ласковый бриз гонял по индигового цвета морю желтые, зеленые и алые пятна. Солнце, похожее на спелый абрикос, едва коснулось горизонта. Там же играла стайка дельфинов, похожих на табу-нок черных коней-качалок с гладко отполированными спинами: выпрыгивая над безмятежной водой и бултыхаясь в нее снова, они поднимали небольшие столбики пены. Два альбатроса по-прежнему следовали за кормой, перемещаясь в воздухе без единого взмаха крыльями. Тут же появились матросы-зенкалийцы (Питер мигом вспомнил: «Почему Андромеда-три? Сколько ни три, чище не станет») с широкими, добродушными улыбками на лицах и поставили на палубу портативный бар. Очевидно, тот юноша-зенка-лиец, с которым Питер разговаривал перед посадкой на посудину капитана Паппаса, совмещал обязанности боцмана, рулевого и бармена. Питер налил себе бренди, в которое добавил соды и льду, и снова растянулся в шезлонге, медленно потягивая напиток и любуясь меняющимися красками неба. Теперь оно было как масляное пятно, растекшееся по поверхности залитой солнцем лужи, а шаловливые дельфины, играя мускулами, настолько приблизились к судну, что Питер слышал их фырканье, когда они выскакивали из воды. Он тут же полез в свой заветный путеводитель в надежде найти там что-нибудь новенькое об этих изящных и умных животных и открыл раздел, повествующий о естественной истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32