Разговаривали о жизни, работе, о преимуществах частной инициативы. Шёл разговор и о единой Германии, конечно же, не социалистической. Клют свободно владел литовским языком, которому, по его словам, научился ещё до войны, когда приходилось бывать в Литве по служебным делам.
О себе он почти ничего не сообщал.
Однажды Петровски доверчиво рассказал новому знакомому, что живущий в Советском Союзе брат Пранас тоже хотел бы переехать в ФРГ. Клют одобрил это намерение, пообещал помочь.
Такая отзывчивость растрогала Антона. Откуда ему было знать, что разведка ФРГ решила протянуть щупальцы и до Пранаса, а сам он давно уже опутан её паутиной. За его действиями наблюдали, знали о его настроении и намерениях. Стоило Антону обратиться в Висбаденское бюро путешествий, а затем к властям за техническим паспортом и международным свидетельством на право вождения автомашины, как это немедленно стало известно в Мюнхене.
А через день в Брухкёбель приехал Макс Клют.
Гость подготовился к серьёзному разговору, попросил членов семьи выйти из комнаты и, дав понять, что знает о намерении Петровски поехать в Советский Союз, предложил ему, конечно за соответствующее вознаграждение, выполнить там одно небольшое поручение. Какое? О, совершенно не сложное! Надо привлечь брата для сбора сведений, интересующих соответствующие органы ФРГ, не больше и не меньше!
— Во время поездки по территории СССР, — продолжал Клют, — вы тоже должны собирать сведения военно-экономического характера. В частности, о призыве запасников в армию, о режиме снабжения горюче-смазочными материалами, о введении контроля за передвижением гражданских лиц на дорогах, об охране железнодорожных путей и сооружений, о покупке населением продуктов первой необходимости.
Петровски не только внимательно выслушал «гостя», но и, подготовленный предыдущими встречами с ним, безоговорочно согласился принять предложение. Так он стал шпионом, а «гость» превратился в хозяина, который не просил, а требовал выполнять его задания.
За этими требованиями, как показывал Петровски на допросе, нередко чувствовались угрозы: у него, мол, семья, дети, должен помнить о них и быть исполнительным, иначе неприятностей не избежать.
Когда разговор заходил о сведениях военного характера, Клют показывал Петровски изображения автомашин с артиллерийскими установками, танков, поездов с военной техникой. «Все это нужно запоминать, — говорил он, — а не записывать. Осторожность соблюдайте во всем. В беседах с советскими людьми особенно не откровенничайте».
Во избежание провала Клют не рекомендовал брать в поездку такие вещи, как фотоаппарат, бинокль, транзисторный приёмник. Советовал не уклоняться от маршрута и не допускать нарушения режима пребывания иностранцев в СССР. «Подчёркивайте свою лояльность к Советскому Союзу, — поучал он, — чтобы ничем не привлекать внимания органов государственной безопасности».
На расходы, связанные с поездкой в СССР, Петровски получил от Клюта 1500 марок, выдав на них расписку, которую подписал своей кличкой «Пальмер». Они условились, что после вербовки брата их ежемесячное вознаграждение составит 250 западногерманских марок, из которых половина будет идти Пранасу на его счёт в банке.
Договорились и о дальнейшей связи с братом. Поддерживать её решили по почте, отправляя Пранасу посылки, в которых будут находиться указания, исполненные тайнописью на подкладке брюк. Если Пранас согласится присылать информацию военно-экономического характера, ему позднее помогут перебраться за границу. Но при условии, что информация будет действительно ценной!
Антон Петровски отлично знал своего брата. Знал его завистливость, стремление к наживе, желание перебраться на Запад. Это и позволило Антону толкнуть Пранаса на преступный путь.
Действуя по инструкции Клюта, Антон быстро договорился с ним по всем вопросам. Потом они обсудили способы ведения тайной переписки, для чего Антон передал Пранасу два флакона специальных чернил и тут же научил его проявлять тайнопись.
Наступил черёд дачи показаний и для Пранаса Петраускаса.
Чтобы не забыть, какие сведения интересуют западногерманскую разведку, он записал услышанное от Антона на листке бумаги. А вот куда девал записку, вспомнить не мог. Может быть, потерял или случайно выбросил. Не велика беда: все равно ни одному человеку не разобраться в его каракулях. Где чернила для тайнописи? Да вот же оба флакона, среди подарков, привезённых матерью и братом. Да, действительно, он согласился заниматься сбором шпионских сведений в расчёте на то, что за это помогут уехать из Советского Союза. Но ведь он ещё ничего не успел сделать!
Примерно в то время, когда разматывался клубок по разоблачению Пальмера, в далёком западногерманском городе Ханау, в заранее условленном месте, его ожидал Макс Клют.
Но всегда аккуратный Пальмер так и не пришёл…
Краткосрочное «путешествие» незадачливого «туриста» Петровски в Советском Союзе затянулось надолго. Для этого группе сотрудников Комитета государственной безопасности Белоруссии пришлось проделать огромную работу по разоблачению агента иностранной разведки.
И они справились с этой нелёгкой задачей.
Суд над Петровски стал судом и над теми, кто направил к нам этого шпиона. Ведь сам он всего лишь пешка в коварной игре иностранной разведки против Советского Союза.
Жадность и зависть погнали Антона на запад, в «свободный» мир, где он хотел найти счастливую жизнь. Но именно там подобные ему беглецы становятся на преступный путь. Финал неизбежен: разоблачение и наказание.
Погоня за лёгкой наживой, беспринципность, малодушие. Любой из этих пороков может толкнуть неустойчивого человека на путь предательства. А дальше — бездна, расплата за содеянное.
Изменник и гитлеровский каратель Филистович-Слуцкий получил по заслугам.
Американский агент Джо погиб в перестрелке с чекистами.
Антон Петровски осуждён на семь лет тюремного заключения.
Пранас Петраускас, не успевший выполнить ни одного задания своего брата, отделался вызовом в суд.
Явившийся с повинной Фин был помилован…
Карающий меч советского закона настигнет любого врага, под какой бы личиной он ни явился в нашу страну.
БЕССЛАВНЫЙ КОНЕЦ
Клеветник, анонимщик, злопыхатель, сутяжник…
Могут ли эти люди пользоваться уважением в нашем социалистическом обществе? Достойны ли они его?
Чаще всего анонимщик наносит удар исподтишка, когда его очередная жертва этого совсем не ожидает, а сам пасквилянт уверен, что не рискует ничем. Но чем измерить всю боль, которую причиняют честным людям подобные предательские удары?
Вот почему чекистам приходится заниматься разоблачением наиболее злостных анонимщиков и клеветников, ограждая от них честь и достоинство советских граждан.
Конечно, авторы анонимных писем бывают разные.
Одни, например, не хотят, а иногда боятся подписывать правдивые письма-сигналы о непорядках в каком-либо учреждении или на предприятии. Это, конечно, не делает авторам таких писем чести. За правду в нашей стране не преследуют, на страже её стоят законы Страны Советов. Но… «Лучше пошлю без подписи, пускай проверят и разберутся, а мне так спокойнее».
И посылают. Во многие инстанции. Вплоть до самых высоких.
Другие стремятся похожей на правду ложью убрать со своего пути неугодных или мешающих им людей. «Пока докопаются до истинной сути, глядишь, и моя взяла!..»
Такие уже опасны для общества.
Третьи, которых не так много, — отъявленные антисоветские элементы. Эти настолько разложились под влиянием капиталистической пропаганды, что готовы обливать грязью все для нас дорогое.
С этими приходится вести беспощадную борьбу.
Не мудрено, что агенты иностранных разведок, пробирающиеся в нашу страну, не жалея средств, разыскивают подобную плесень, готовую за тридцать иудиных сребреников, за заграничные обноски, а то и просто «из любви к искусству» испачкать, оболгать любого человека, любое наше начинание, все наше великое дело. Подонок, с готовностью клюнувший на приманку зарубежного «гостя», — враг.
С одним из таких злостных анонимщиков нам довелось иметь дело через несколько лет после Великой Отечественной войны.
Началось с того, что во время обыска на квартире у арестованного гитлеровского прислужника Валентина Кривенко были обнаружены антисоветские «сочинения».
На допросе Кривенко признался, что автором этих пасквилей является его знакомый, некий Неверов. Навели справки: Неверов родился в Западной Белоруссии, в семье зажиточного хуторянина. Во время войны побыл некоторое время в партизанском отряде, а потом дезертировал к гитлеровцам в предательский батальон «Белорусской краевой обороны», где уже успел пристроиться его родной дядя.
Однако и эта «служба» пришлась предателю не по нутру. Слишком большие потери нёс батальон карателей от метких партизанских пуль. Решив отсидеться и любой ценой спасти свою шкуру, Неверов не без содействия дядюшки улизнул из порядком потрёпанного батальона под крылышко дедушки, в отдалённую деревеньку.
Время, мол, покажет, как все обернётся: кто одержит верх, тому и пойду служить…
Обернулось победой советского народа, разгромом и безоговорочной капитуляцией фашистской Германии. И временно притаившийся проходимец снова всплыл. Скрыв прошлое, он и в комсомол сумел пролезть, и даже устроился инструктором в районный комитет ДОСААФ. А тут и случайная встреча с Валентином Кривенко произошла, который в период временной оккупации был членом профашистского «Союза белорусской молодёжи». Кривенко и после войны остался верен своим антисоветским «идеалам». Исподтишка даже единомышленников себе старался подбирать. Естественно, что он с распростёртыми объятиями встретил Неверова.
Ещё во время войны этот злопыхатель сочинял антисоветские вирши, приводившие в неописуемый восторг безусых юнцов, «истинных белорусов», отпрысков буржуазных националистов. Почему бы опять не заняться тем же?
И Неверов начал «творить». Плоды его «творчества» и были найдены при обыске на квартире у Кривенко. Сам «поэт» к этому времени успел исчезнуть.
След его на этот раз нашёлся довольно быстро. Боясь разоблачения, Неверов бросил слишком заметное место в комитете ДОСААФ и устроился бухгалтером в лесничество. Конечно, пришлось соврать, будто всю войну находился в партизанской бригаде и лишь после изгнания оккупантов по состоянию здоровья вынужден был вернуться домой. За самовольный уход из ДОСААФа народный суд приговорил Неверова к четырём месяцам исправительно-трудовых работ. В колонии для заключённых занялись проверкой биографии недавнего «партизана». Хотели даже ходатайствовать о его досрочном освобождении.
Поняв, чем все это кончится, самозванец предпочёл бежать и перешёл на нелегальное положение.
Однако пить и есть надо. Да и оставаться на одном месте, там, где тебя знают, опасно. Пришлось сфабриковать справку об окончании Поставского педагогического училища на имя Николая Васильевича Иванова, такую же липовую метрическую выписку и с ними убраться в Латвию, в Лиепаю, где для новоиспечённого счетовода-кассира нашлась штатная единица на нефтебазе. Спокойная служба, бесхлопотная.
Но все это рухнуло, как только сотрудники органов государственной безопасности и пограничники начали проверку лиц, проживающих в пограничной зоне.
В тот день, когда стало известно о предстоящей проверке, из кассы нефтебазы исчезли десять тысяч рублей, несколько незаполненных бланков трудовых книжек, удостоверений личности и командировочных предписаний. И вот бывший счетовод-кассир Иванов мчится в курьерском поезде подальше и от Лиепаи, и от её нефтебазы.
Попутчиком Иванова оказался слесарь одного из автогаражей, бывший фронтовой шофёр Неряхин. Как бывает в дороге, познакомились, разговорились. А там за рюмкой-другой и дружбу закрепили. Когда же новый «приятель», основательно захмелев, уснул, Иванов-Неверов спокойно покинул вагон, прихватив с собой и чемодан, где лежали все документы Неряхина.
Куда же теперь? Да лучше всего на Украину, где должна быть хоть и дальняя, но родня.
Родственники нашлись, помогли устроиться заведующим лесопилкой в Долинском лесхозе Станиславской области. Вот где пригодились паспорт, военный билет и особенно награды, украденные у ротозея-слесаря. В автобиографии и личном листке новоявленный Неряхин указал, что является комсомольцем, закончил среднюю школу, во время войны был партизаном и за отвагу, проявленную в боях с немецко-фашистскими оккупантами, награждён орденом Красной Звезды.
Однако к этому времени сотрудники госбезопасности, разыскивавшие автора анонимных антисоветских пасквилей, уже шли за ним по пятам. Правда, дружки, и особенно родственники, делали все, чтобы сбить эти поиски с правильного пути. Мать и сестра Неверова клятвенно заверяли, что ничего не знают о «дорогом Николеньке». Даже успели отслужить в церкви молебен «за упокой души раба божьего Николая», якобы где-то погибшего.
Только никто этого не видел, как и где он погиб.
Зато стало известно другое: из воинской части, дислоцировавшейся на Украине, дезертировал призванный на военную переподготовку младший командир Неряхин, похитивший документы своего сослуживца Шевцова. А некоторое время спустя под этой фамилией в Черновицком лесничестве появился новый бухгалтер с более чем скромной биографией: родился в городе Зеньково Полтавской области, воспитывался в одном из харьковских детских домов, а во время войны жил в Иваново, где и окончил среднюю школу.
Трудно подсчитать, сколько ущерба причиняют стране разного рода ротозеи. А такие ротозеи нашлись и в Черновицах. Воспользовавшись их слепотой, «бухгалтер» Шевцов получил по фиктивней доверенности около сорока тысяч рублей! И… бесследно исчез. Будто и не было его никогда в здешних местах.
Страх перед неминуемой расплатой снова погнал преступника к родственникам, к деревенскому священнику Ивану Алёшину, люто ненавидящему Советскую власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40