https://wodolei.ru/catalog/mebel/rasprodashza/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

самолеты У-2 и Р-5, покружившись над позициями, сбросили вниз сухари, консервы, колбасные изделия, сгущенное молоко, соль, посылки, а также газеты и письма. Те, кто был возле урочища, собирали в глубоком снегу мешки и ящики, а с перевала за ними следили сотни обрадованных глаз. Вылазки фашистов теперь глушились еще успешнее, а письма домой писались вместе с чувством достоинства бойца, побывавшего в делах.
Маленький отряд девятой роты 3-го батальона продвигался медленно, хотя дорога была каждая минута. Река Бзыбь бурлит так, что ступить в нее опасно, хотя здесь она еще не глубока. Ближайшее к реке дерево становится мостом через нее. И снова впереди россыпи огромных камней и снега. Там старший подает тихую команду, и люди прекращают разговоры между собой даже вполголоса: любой звук может вызвать смертоносный обвал.
Каким бы тяжелым ни был путь, но вскоре хорошо стали видны складки горы Псыж. Скоро отряд достигнет Наурского перевала, куда несет тяжелую весть; на перевале Нарзан немцы заняли высоту 1616, которая нависает над перевалом и, значит, контролирует его. Таким образом, в обороне 3-го батальона появилась трещина и исключительно по вине защитников перевала Нарзан. Что же там произошло?
Отделение, которому была поручена оборона высоты, на короткий момент забыло, что враг очень близко, и что он только и ждет случая, когда советские воины потеряют бдительность. Немцы давно уже нацеливались на эту высоту, потому что, кто владел ею, тот владел перевалом.
Из-за выпавшего снега смена боевого охранения на высоте 1616 опаздывала и, когда наконец она показалась вдали, командир отделения решил начать спуск с высоты, не сдав посты, чтобы не терять время отдыха и проложить смене тропу, по которой ей легче подняться.
Высота 1616 повернута крутой частью своей к перевалу, а более пологой, по которой единственно возможен был спуск и подъем,– к противнику. Отделение, нарушившее армейский закон, спустилось вниз и зашло на скалу, оставив высоту без боевого охранения немцам, те не замедлили занять ее и открыть уже сверху губительный огонь.
Вот почему торопились ходоки к Наурскому перевалу, а отсюда, немного погодя, на Марухокий с докладом штабу полка о чрезвычайном происшествии. Ведь если бы немцам удалось занять хотя бы один из перевалов, доверенных 3-му батальону, они могли бы просочиться на южные склоны хребта и ударить по главным силам 810-го полка в спину. Трудно даже представить себе, чем это могло бы кончиться.
Потому-то, не дожидаясь связных обратно, командование батальона решило во что бы то ни стало выбить немцев с высоты и вернуть себе контроль над перевалом Нарзан.
Командование батальона решило взять высоту малой группой добровольцев, среди последних оказалось несколько человек и из этого отделения. Надо было сблизиться с противником до рукопашной, значит, подняться к нему со стороны, которая считается неприступной,
Двадцати добровольцам объяснили задачу и условия ее выполнения. Среди условий было, в частности, и такое:
если сорвешься в пропасть, не пророни ни звука, ибо человеческий голос тотчас привлечет внимание врага и тогда погибнут все. Потом их покормили, причем, остающиеся делились с уходящими чем могли: сухарями; обмундированием и обувью. Кто-то дал даже свой кинжал, которым брился: “Очень острый, тебе пригодится...”
С наступлением темноты подошли к высоте. Немцы молчали, стало быть, не заметили. Одежда на бойцах уже обледенела на ветру, но всем было тепло – вероятно, от волнения. У крутого подножия высоты сделали тихий я продолжительный привал. Когда стрелки часов показали полночь, командир группы жестом показал, что операция началась. Попрощавшись друг с другом, бойцы разделились на две группы. Одна из них стала подниматься там, где еще недавно сделать это считалось немыслимым. Ползти, держась за камни, почти по отвесной скале в рукавицах было рискованно: легко можно сорваться. А без рукавиц на холоде закоченеют руки, и результат будет таким же.
Ползли с передышками, подолгу отогревая руки в рукавах, прижимаясь в это же время всем телом к скале. Вскоре ссадины и царапины покрыли ладони и пальцы, на снегу оставались темные пятна крови.
Во втором часу полуночи 16 октября, когда фашисты на высоте 1616 спали сладким сном в своих теплых мешках, со стороны обрыва загремели автоматные и пистолетные выстрелы, полетели гранаты. Все это немедленно раскатилось эхом в горах, там и тут прошумели лавины. Усердно дремавшие дневальные и те, кто успели выскочить из мешков, кинулись к пологому склону, обрадовавшись, что им оставили проход, а не сбросили в пропасть. Гитлеровские альпинисты последний раз в жизни поспешно спускались с высоты, посередине которой их ожидала вторая группа автоматчиков. Эта группа аккуратно добила фашистов. Высота 1616 снова вошла в цепочку обороны Главного Кавказского хребта, причем в этой операции мы потеряли двух человек, тогда как гитлеровцы – целый взвод. Их снаряжение и продовольствие стали трофеями автоматчиков.
Немцы попытались было помочь своим, но слишком поздно. Их атака разбилась об автоматные очереди наших бойцов, прочно закрепившихся на высоте. К радости храбрецов примешивалась и горечь: потеряли двух прекрасных товарищей. Они сорвались со скалы, но не проронили ни звука, пока падали со страшной высоты. И сознание того, что погибли они, как герои, было единственным утешением для тех, кто остался жить...
Так была исправлена ошибка боевого охранения на высоте 1616. Об этом подвиге в оперативной сводке штаба группы войск Марухского направления, посланной 3 ноября 1942 года в штаб 46-й армии, говорится: “...С 11 по 15.10.42 г. 9-я стрелковая рота 810-го сп (3 сб) в районе перевала Нарзан (вые. 1616) вела боевые действия по захвату нашими подразделениями вые. 1616, занятой противником 11.10.42 г., в результате которых к утру 15.10 42 г. противник, занимавший высоту, частично был уничтожен, а частично отошел, оставив на поле боя трупы убитых, оружие, документы. Документы, захваченные на высоте 1616, направлены к Вам (в штаб 46-й армии) для установления действующих частей противника...”
Письмо первое.
“...Дорогой Владимир Александрович! Я рад, что Вы из войны вышли живым. Это пишет Вам Расторгуев Константин Семенович, тот, кто был в 3-м батальоне Вашего полка комиссаром. Свистильниченко убит на Кубани. В госпиталь мне писал командир взвода о гибели начальника штаба батальона Рокшева. Военфельдшер Егоров был вскоре после меня ранен, и в последний раз мы виделись с ним в каком-то сарае, где нас оперировали. Младший лейтенант Винокуров оказался жив, хотя в 44-м году, когда я его разыскивал, мне сообщили, что он погиб. А он жив и здравствует! Мне сообщила его адрес из газеты “Ленинское знамя”. Там и Ваш адрес я узнал... Работаю я там же, где и до войны работал. Семья у меня из четырех поколений состоит. Имею двух внуков – настоящие мудрецы...
Владимир Александрович! Пишите о своем житье-бытье, ведь все мы в свое время беспокоились, когда Ваша дочь осталась у соседей в Тбилиси. Моя хата, Владимир Александрович, всегда к Вашим услугам. Жив ли Кириленко, Ваш заместитель?..”
Второе письмо.
“Здравствуйте, дорогие Владимир Александрович и Нина Константиновна!
У меня еще не улеглась радость, что Вы живы и здоровы. Получил письмо от Бориса Винокурова, который сохранил Вас в памяти, как образец полководца.
Владимир Александрович! Отпуск этого года мы с Винокуровым решили провести на перевалах Марухском, Аданге, Нарзан и Наурском. Когда-то беспротокольно было решено, что оставшиеся в живых после войны придут на перевалы. От такого решения становилось как-то легче. Если раньше не с кем было осуществить мечту, кроме сыновей, то теперь есть налицо бывший науровский житель – Борис Винокуров”.
Эти письма положили начало большой подготовительной работы, в которую включились почти все бывшие участники боев, партийные, комсомольские организации и общественные организации Карачаево-Черкесии. Летом 1963 года поход, о каком подумывал Расторгуев, совершился.

На Клухорском перевале

Части дивизии “Эдельвейс”, прорвавшиеся на Клухорский перевал через партизанские заслоны, сдерживались силами только одного первого батальона 815-го полка. Преимущество было на стороне противника, и он захватил самые высокие и выгодные точки перевала и прорвался к его южным склонам. Это и вынудило командование срочно перебросить с Марухского перевала 3-й батальон 808-го полка, который был в оперативном подчинении командира 810-го полка майора В. А. Смирнова.
На место боев в августе прибыл командир 3-го стрелкового корпуса генерал К. Н. Леселидзе. Командующий 46-й армией генерал В. Ф. Сергацков дополнительно направил на перевал из Батуми 121-й горнострелковый полк 9-й горнострелковой дивизии вопреки приказу уполномоченного Ставки Берия. 815-м полком командовал майор А. А. Коробов. Мы нашли Коробова в Сухуми, где он поселился, выйдя в отставку после тяжелой болезни. Во дворе тихого его дома на окраине города, под деревьями, отягощенными осенними плодами, мы беседовали с ним через двадцать лет после этих боев.
– После захвата немцами перевала, – говорил Коробов, –пришлось серьезно подумать о более удобных для обороны позициях. Они были хорошо подготовлены. И с тех позиций немцы уже не смогли нас сбить. А вскоре подкрепление мы начали получать, правда, не со стороны Марухского перевала – подразделения майора Смирнова не смогли к нам пробиться. Пришел к нам 956-й артиллерийский полк, несколько подразделений 155-й стрелковой бригады, 121-й горнострелковый полк под командованием майора Аршавы, а также специальные горнострелковые и альпинистские отряды.
Вспоминал Александр Анатольевич, что у немцев оборона была тоже построена крепко, в два эшелона. Особенно донимала наши позиции одна высота, на которой собрались довольно крупные силы фашистов. Ни ночью ни днем по существу наши подразделения не могли скрытно провести ни одного маневра. И решили тогда уничтожить эту высоту с теми, кто на пей находится.
В абсолютной тишине, с необыкновенными предосторожностями закладывались под высоту пуды аммонала. Ничего не подозревали егеря до самого того момента, когда мощный взрыв потряс горы.
– Рвануло так, что камни аж на наши штабы посыпались...
На переднем крае фашистов началась паника. А рота автоматчиков во главе со старшим лейтенантом Воробьевым, поддержанная другими подразделениями, уже смяла их и пошла дальше. Гнали немцев метров восемьсот, заняли их позиции и привели пленных.
– Солдаты у меня были отличные,–сказал вдруг Коробов и улыбнулся как-то грустно.– Ведь не в курортных условиях воевали, казалось, и огрубеть могли бы, растерять человеческое тепло, ан нет. Заботились друг о друге вдвойне внимательно. Помню, в первые дни боев был начальником штаба
Николай Георгиевич Каркусов (Бывший инструктор-пропагандист 956-го артиллерийского полка, воевавший на Клухорском перевале, ныне офицер запаса И.Е. Пухаев сообщил нам, что Каркусов уже не смог вернуться на фронт и до конца войны служил на ответственных постах в системе ЗакВО. С 1946 года он работал военным комиссаром Юго-Осетинской автономной области. Пулю, застрявшую в легких, не удалось извлечь, рана подтачивала здоровье Николая Георгиевича, и в 1948 году он умер. Похоронен в городе Цхинвали). Он, по-моему, был выпускником Бакинского пехотного училища, и в полк пришел совсем молодым. В те дни довольно часто возникали сложные ситуации. Во время одного боя оказался окруженным и штаб полка. Я как раз был в батальоне, и Каркусов принял решение пробиться со взводом охраны из окружения и спасти знамя полка.
В этом бою он получил тяжелое пулевое ранение. Его вынесли, положили на самодельные носилки из хвороста, приспособили к ним двух лошадей – одна впереди, другая сзади – и лишь три дня спустя доставили в село Захаровку, где был полевой госпиталь. Мы представили его к награде, и он вскоре был награжден орденом Красной Звезды. Куда девался после госпиталя, не знаю, потому что лежал он долго в разных госпиталях, а война шла...
Александр Анатольевич поинтересовался, когда мы его разыскали после выхода первой книги, какие судьбы стали нам известны. Мы рассказали о судьбе Швецова и Родионова, спросили в свою очередь, не помнит ли он этого случая.
– Помню, что случай самочинного расстрела был, а деталей так и не знаю.
Он помолчал, обхватил широкими коричневыми ладонями колени, сидел, слегка раскачиваясь.
– М-да... Разное бывало в те дни. Берия мне на перевал тоже звонил, спрашивал, как дела. Ничего, отвечаю, только жрать нечего да боеприпасов маловато. Стрелять нечем. “Держитесь”,–говорит и повесил трубку. Вскоре после этого особист армейский приехал, интересоваться начал тем, что нет происшествий у меня никаких. Так прямо и сказал: “У тебя что – хорошо все? Почему происшествий не даешь?” – “А нету,–отвечаю,– вот и не даю. Когда будут,– доложу”.
Так и уехал ни с чем. Надо сказать, что берии бериями, а от людей многое зависело. У меня в полку оперуполномоченный был кубанский казак Кураков, прекрасный человек, настоящий коммунист. Никого понапрасну в обиду не давал...
Уже вечерело, когда мы расставались. Сумерки заполнили сад, желто-оранжевые плоды хурмы стали темными и тяжелыми, в синеватый туман одевались недальние горы. Мы уходили но тихой улице Сухуми, а у калитки стоял и смотрел нам вслед грузный, высокий человек. Он был похож на мастерового, отдыхающего после работы... (Год спустя после нашей встречи Александр Анатольевич Коробов скончался от сердечного приступа и был похоронен на Сухумском кладбище, там, где похоронен командир 121-го горнострелкового полка майор Аршава, погибший на Клухорском перевале)
Наши встречи и переписка с участниками боев на Клухорском перевале на этом не закончилась, разумеется. Друзья-журналисты из Грузии сообщили нам, что отыскался бывший комиссар батареи 256-го артиллерийского полка Александр Самуилович Андгуладзе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66


А-П

П-Я