https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Oras/
Русские с тюрками, например.
— Ха! А ты вслушайся в термин со-су-щест-во-вать. Пойми, речь идет вовсе не о братской любви. Если ежедневно не возникает горячего желания резать представителей сосуществующего этноса, так это и есть высокая комплиментарность.
— Это значит, что без крови не обойтись? — Вика явно расстроилась.
— Я этого не говорила. Просто надо быть реалистами.
— Как это?
—Смотри сама. Сейчас, когда наша промышленность и ВПК выходят из кризиса, им нужны ресурсы. Взять, к примеру, уран. Российские месторождения практически исчерпаны. Без узбекских и таджикских рудников придется туго. Плюс золото, редкоземы, газ, хлопок …. Плюс к этому не надо забывать Паршева. Союз вовсе не зря строил в Средней Азии крупные предприятия. И постройка обходилась дешевле и эксплуатация. В Ташкенте снег выпадает раз год. Это тебе не Урал, где явно дороже.
И с комплиментарностью нет особых проблем. Степень взаимной комплиментарности русских с основными среднеазиатскими этносами довольно высокая. Тюрки ведь, а с тюрками русские умеют договариваться. Дело облегчается еще и тем, что узбеки, например, находятся в фазе гомеостаза. А это значит что они не испытывают ни малейшей склонности к технике, металлу и тому подобному, предпочитая сельское хозяйство и обработку природных материалов. Это дает завидную возможность восстановить систему апартеида, существовавшего там, в советское время. В хорошем смысле этого слова, как раздельного существования на одной территории двух разных этносов, исключающего опасную химеризацию общества. Этносы сосуществуют, так сказать, в разных плоскостях и их экономические интересы не пересекаются. Русские не лезут в сельское хозяйство, не пытаются оттяпать сельскохозяйственные угодья как турки месхетинцы. А спокойно работают на рудниках, авиазаводах и транспорте. Узбеки, в свою очередь, в гробу видели всякое там машиностроение, а трудятся на земле, на ткацких фабриках и прочем. Национальные и русские школы, театры, ВУЗы и тому подобное. Единственная проблема в местной элите (управленческой, культурной, научной) ибо именно в этой точке возникает конфликт интересов и неизбежная химеризации смешанной элиты. В Союзе это решали следующим образом: в начальники ставили узбека, а заместителем русского. Это несколько сняло остроту проблемы, но химеризации полностью избежать не удалось. Мой отец прожил в Узбекистане пять лет, и ему узбеки нравились. Мол, они трудяги и привязаны к своей земле. С ними нет таких проблем как, например, с кавказцами. Они не явятся в Москву кроме как торговать на рынке своими дынями и арбузами, а это можно и потерпеть, даже полезно. С земли их можно согнать только силой.
Понимаешь, в чем фокус? Одно и тоже пространство позволяет вместить гораздо больше народа и без кровавых последствий
Вика задумалась, явно подбирая аргументы против. — Ну, кроме узбеков есть еще и другие народы. А с ними как?
— Аналогично! Система апартеида применялась в Союзе повсеместно. В Эстонии, где я жила, это выглядело еще покруче чем в Узбекистане. По хорошему, надо разбить все этносы, по отношению к русскому, согласно степени взаимной комплиментарности. С одними надо дружить, со вторыми прагматично сотрудничать, а третьих рассматривать как потенциальных врагов.
— Любопытно! А как с конкретными примерами? Вот… твои эстонцы… с ними можно дружить?
— Хм. Давай сделаем так: я в университете написала небольшое эссе на эту тему, ты его прочитаешь и сама решишь. Пошли в компьютерный зал. Подожди, только нужную дискету возьму.
Сима вывела на экран нужный текст и уступила место за монитором. Вика прочитала заголовок — «Эстонский этнос» и углубилась в чтение.
Представляет собой реликт некогда обширного Финно-Угорского суперэтноса и не принадлежит ни к Великороссийскому, ни к Романо-Германскому суперэтносам. Находится в фазе гомеостаза уже несколько столетий. В отличие от многих реликтовых этносов сохранившихся в различных малодоступных анклавах планеты, находился в регионе, имеющем важное стратегическое положение и, соответственно, имел мало шансов уцелеть. Для выживания выработал ряд совершенно оригинальных этнических стереотипов.
Эффект исторического невидимки. Датчане, шведы, немцы и русские на протяжении нескольких веков сражались за эстонскую землю, и мало кто из правителей этих народов даже вспоминал, что на свете есть эстонцы. Эстонское население жило натуральным хозяйством, не строило городов, не накапливало богатств, сохраняло определенную лояльность к очередным завоевателям, не вмешивалось в разборки между ними. Это и позволило Эстонскому этносу выжить, ибо он никем не воспринимался в качестве возможного противника, союзника или просто подходящего объекта для грабежа. Эстонский этнос как бы «выпал» из общего потока истории.
Способность к симбиозу. Способность к симбиотическому сосуществованию с более пассионарными народами является важнейшим условием выживания реликтовых этносов. Реликт в силу своей малочисленности и низкого уровня пассионарности просто не способен самостоятельно воспроизводить свой жизненный цикл. Он отчаянно нуждается в притоке дополнительных материальных ресурсов и генетического материала. Для обеспечения этой постоянной подпитки реликтовый этнос должен предложить своим более пассионарным соседям нечто, с одной стороны настолько ценное, чтобы в глазах партнера оправдать выделение этих ресурсов, а с другой стороны необременительное для самого реликта. В конкретном случае с Эстонским этносом ценой являлась лояльность населения в стратегически важном регионе, на контроль над которым было много претендентов. Эта лояльность избавляла очередных захватчиков от лишней головной боли что, вообще-то, не так уж и мало. Оккупанты, желая закрепить свое присутствие, за свои деньги строили крепости и города, порты и дороги, дворцы и университеты. Гарнизоны и города требовали продовольствия, что обеспечивало устойчивый сбыт продукции эстонских сельских общин. Если говорить о нужде в притоке дополнительного генетического материала, то эта проблема решалась автоматически, ибо известно, что солдаты обладают относительно высоким уровнем пассионарности. Что касается такого важного фактора как комплиментарность (симпатия) к окружающим этносам, то эстонцам свойственна легкая степень ксенофобии вообще характерная для реликтов. Это относится как к Великороссийскому, так и к Романо-Германскому суперэтносам. Единственным исключением являются другие уцелевшие финно-угорские народы.
Этническая история Эстонии в ХХ веке. В начале ХХ века Эстония находилась в симбиотическом сосуществовании с Российской Империей что, несомненно, было для нее достаточно выгодным. Вызванный революцией распад Империи отправил Эстонию в свободное плавание. Эстония впервые стала самостоятельным субъектом истории, что было вызвано не столько горячим стремлением к независимости, сколько желанием держаться подальше от кровавой революционной мясорубки. Что бы там не писали патриотически-настроенные эстонские историки, но годы первой независимости оставляют ощущение полного упадка. Разрыв связей с Россией привел к деградации промышленной базы, а продукция земледелия не находила сбыта. Статус «санитарного кордона» не принес ожидаемых дивидендов. Истощенной первой мировой войной и кризисом 30-х годов Европе было не до Эстонии. Поэтому возвращение в орбиту Империи, теперь уже Советской, большей частью эстонского народа было воспринято с пониманием.
Правда до начала Сталинских чисток. Следует понимать, что существует большая разница в восприятии подобных вещей. То, что во время восстания желтых повязок в Китае население Поднебесной за несколько лет сократилось с 50 миллионов человек до 7,5 миллионов, а потом быстро восстановилось до прежнего уровня, современные китайские историки рассматривают просто как исторический эпизод. Подобное там случалось неоднократно. И если для крупного этноса потеря нескольких миллионов человек отнюдь не является фатальной, то для маленького реликта, борющегося за свое выживание, потеря нескольких тысяч человек воспринимается очень болезненно.
По завершении второй мировой войны возникла новая проблема. Европейские области СССР сильно пострадали в ходе военных действий. Значительная часть промышленности и инфраструктуры была уничтожена. Начавшаяся холодная война диктовала необходимость немедленного восстановления промышленной базы. Логика экономики требовала начать в районах с наименее пострадавшей инфраструктурой. И Эстония была в их числе. Для проведения масштабных работ понадобилась дополнительная рабочая сила, притом квалифицированная. Тогдашние московские власти решали подобные проблемы при помощи оргнаборов. Так в Эстонии появилась крупная иноязычная община. Надо сказать, что основную часть этой общины составляли гармонические и пассионарные индивидуумы, они занимались нужной работой и не представляли опасности для Эстонского этноса, напротив, их появление было ему даже полезно.
Но далее ситуация изменилась к худшему. Советский Союз не жалел сил на обустройство своего западного фасада, а партийно-хозяйственная элита Эстонии добилась высокой степени мастерства в привлечении все новых и новых финансовых и материальных ресурсов. Это привело к невиданному доселе взлету эстонской культуры, но параллельно создало выраженный дисбаланс в уровне жизни населения Эстонии и пограничных ей российских областей. В поисках лучшей доли в Республику хлынул поток люмпенов-субпассионариев. Как и положено субпассионариям, они были крикливы, ротасты, жадны до материальных благ, но малопригодны для любой общественно-полезной деятельности. Обалдевшие от такого нашествия эстонские власти попытались обуздать его при помощи различных бюрократических рогаток. Мертвому припарки! Ведь перед рвущимися к заветной халяве субпассионариями пасовал даже сверхмощный аппарат американского миграционного ведомства.
Хочется, правда, заметить, что основной причиной данного катаклизма явился отказ эстонской элиты от завещанного прадедами принципа «нарочитой бедности». Быстрый рост русской общины был воспринят Эстонским этносом как прямая угроза своему дальнейшему существованию. Нарастало глухое недовольство. Именно это недовольство предопределило поведение Эстонии в момент распада Советского Союза. Непропорционально разбухшая на внешней ресурсной подкачке элита Эстонии, в значительной степени состоящая из пассионарных полукровок, приняла три важных решения:
— решение об окончательном отказе от всех составляющих защитного механизма «исторической невидимости»,
— решение о смене симбиотического партнера,
— решение о необходимости существенного сокращении русской общины в Эстонии.
В качестве нового симбиотического партнера был выбран Романо-Германский суперэтнос. Для решения проблемы с иноязычной общиной остановились на варианте максимально-возможного выдавливания, с последующей ассимиляцией оставшихся.
Отказ от режима «невидимости» привел к тому, что эстонцы стали восприниматься в качестве самостоятельного игрока на поле истории. Для небольшого реликтового этноса обладающего незначительной пассионарностью, такая позиция крайне уязвима. Этим и объяснялось горячее желание быстрее раствориться среди европейских структур и НАТО. Но следовало бы делать это помягче и поосмотрительнее. В результате излишней поспешности на протяжении одного-двух поколений, с точки зрения пограничного Великороссийского суперэтноса, на Эстонии будет висеть ярлык «врага» и «предателя». Причем степень этой неприязни будет на порядок больше чем даже к исконным членам североатлантического альянса.
Решение о смене симбиотического партнера тоже таило в себе определенные осложнения. Великороссийский суперэтнос находится в начале инерциальной (цивилизованной) фазы своего развития, а Романо-Германский переходил из инерциальной в фазу обскурации (упадка). Его дальнейшая мировая гегемония представлялась крайне шаткой. Безусловное доминирование Запада тогда отнюдь не гарантировало, что это будет продолжаться вечно. Прошедший век дал немало примеров того, как конструкции, казавшиеся современникам абсолютно незыблемыми, рассыпались в прах. Ожидающим обильного долларового дождя следовало помнить, что Запад и в свои лучшие времена не отличался склонностью к излишней благотворительности. Это просто противоречило его базовым этническим стереотипам, подтвержденным многовековым опытом грабежа колоний. Предложением о размещении в Эстонии баз НАТО, Запад, разумеется, воспользовался. Поступить иначе было бы просто глупо. Но ждать, что он расплатится за это в полной мере, было еще глупее. Ведь чтобы удержаться от сползания в неизбежный обскурационный кризис Западу самому нужны были все ресурсы, до которых он только мог дотянуться.
Теперь о необходимости существенного сокращения русской общины в Эстонии. Опыт истории учит, что единственным эффективным вариантом решения подобных проблем является жесткая и быстрая этническая чистка. Но если на Балканах где еще сказываются последствия пассионарного толчка создавшего Великую Порту такие варианты и проходили, то эстонцам на это явно не хватало энергии.
Разрыв симбиотических связей с Россией привел к тому, что оказалась подорванной экономическая база системы апартеида (раздельного существования общин), которая реально имела место в Советской Эстонии. Общины были обособленны как экономически, так и территориально. Русские тяготели к тяжелой, электронной, химической промышленности и транспорту. Все эти отрасли были интегрированы в экономику Союза ССР. Эстонцы, что вообще характерно для представителей реликтовых этносов, предпочитали сельское хозяйство, пищевую промышленность и обработку естественных материалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Ха! А ты вслушайся в термин со-су-щест-во-вать. Пойми, речь идет вовсе не о братской любви. Если ежедневно не возникает горячего желания резать представителей сосуществующего этноса, так это и есть высокая комплиментарность.
— Это значит, что без крови не обойтись? — Вика явно расстроилась.
— Я этого не говорила. Просто надо быть реалистами.
— Как это?
—Смотри сама. Сейчас, когда наша промышленность и ВПК выходят из кризиса, им нужны ресурсы. Взять, к примеру, уран. Российские месторождения практически исчерпаны. Без узбекских и таджикских рудников придется туго. Плюс золото, редкоземы, газ, хлопок …. Плюс к этому не надо забывать Паршева. Союз вовсе не зря строил в Средней Азии крупные предприятия. И постройка обходилась дешевле и эксплуатация. В Ташкенте снег выпадает раз год. Это тебе не Урал, где явно дороже.
И с комплиментарностью нет особых проблем. Степень взаимной комплиментарности русских с основными среднеазиатскими этносами довольно высокая. Тюрки ведь, а с тюрками русские умеют договариваться. Дело облегчается еще и тем, что узбеки, например, находятся в фазе гомеостаза. А это значит что они не испытывают ни малейшей склонности к технике, металлу и тому подобному, предпочитая сельское хозяйство и обработку природных материалов. Это дает завидную возможность восстановить систему апартеида, существовавшего там, в советское время. В хорошем смысле этого слова, как раздельного существования на одной территории двух разных этносов, исключающего опасную химеризацию общества. Этносы сосуществуют, так сказать, в разных плоскостях и их экономические интересы не пересекаются. Русские не лезут в сельское хозяйство, не пытаются оттяпать сельскохозяйственные угодья как турки месхетинцы. А спокойно работают на рудниках, авиазаводах и транспорте. Узбеки, в свою очередь, в гробу видели всякое там машиностроение, а трудятся на земле, на ткацких фабриках и прочем. Национальные и русские школы, театры, ВУЗы и тому подобное. Единственная проблема в местной элите (управленческой, культурной, научной) ибо именно в этой точке возникает конфликт интересов и неизбежная химеризации смешанной элиты. В Союзе это решали следующим образом: в начальники ставили узбека, а заместителем русского. Это несколько сняло остроту проблемы, но химеризации полностью избежать не удалось. Мой отец прожил в Узбекистане пять лет, и ему узбеки нравились. Мол, они трудяги и привязаны к своей земле. С ними нет таких проблем как, например, с кавказцами. Они не явятся в Москву кроме как торговать на рынке своими дынями и арбузами, а это можно и потерпеть, даже полезно. С земли их можно согнать только силой.
Понимаешь, в чем фокус? Одно и тоже пространство позволяет вместить гораздо больше народа и без кровавых последствий
Вика задумалась, явно подбирая аргументы против. — Ну, кроме узбеков есть еще и другие народы. А с ними как?
— Аналогично! Система апартеида применялась в Союзе повсеместно. В Эстонии, где я жила, это выглядело еще покруче чем в Узбекистане. По хорошему, надо разбить все этносы, по отношению к русскому, согласно степени взаимной комплиментарности. С одними надо дружить, со вторыми прагматично сотрудничать, а третьих рассматривать как потенциальных врагов.
— Любопытно! А как с конкретными примерами? Вот… твои эстонцы… с ними можно дружить?
— Хм. Давай сделаем так: я в университете написала небольшое эссе на эту тему, ты его прочитаешь и сама решишь. Пошли в компьютерный зал. Подожди, только нужную дискету возьму.
Сима вывела на экран нужный текст и уступила место за монитором. Вика прочитала заголовок — «Эстонский этнос» и углубилась в чтение.
Представляет собой реликт некогда обширного Финно-Угорского суперэтноса и не принадлежит ни к Великороссийскому, ни к Романо-Германскому суперэтносам. Находится в фазе гомеостаза уже несколько столетий. В отличие от многих реликтовых этносов сохранившихся в различных малодоступных анклавах планеты, находился в регионе, имеющем важное стратегическое положение и, соответственно, имел мало шансов уцелеть. Для выживания выработал ряд совершенно оригинальных этнических стереотипов.
Эффект исторического невидимки. Датчане, шведы, немцы и русские на протяжении нескольких веков сражались за эстонскую землю, и мало кто из правителей этих народов даже вспоминал, что на свете есть эстонцы. Эстонское население жило натуральным хозяйством, не строило городов, не накапливало богатств, сохраняло определенную лояльность к очередным завоевателям, не вмешивалось в разборки между ними. Это и позволило Эстонскому этносу выжить, ибо он никем не воспринимался в качестве возможного противника, союзника или просто подходящего объекта для грабежа. Эстонский этнос как бы «выпал» из общего потока истории.
Способность к симбиозу. Способность к симбиотическому сосуществованию с более пассионарными народами является важнейшим условием выживания реликтовых этносов. Реликт в силу своей малочисленности и низкого уровня пассионарности просто не способен самостоятельно воспроизводить свой жизненный цикл. Он отчаянно нуждается в притоке дополнительных материальных ресурсов и генетического материала. Для обеспечения этой постоянной подпитки реликтовый этнос должен предложить своим более пассионарным соседям нечто, с одной стороны настолько ценное, чтобы в глазах партнера оправдать выделение этих ресурсов, а с другой стороны необременительное для самого реликта. В конкретном случае с Эстонским этносом ценой являлась лояльность населения в стратегически важном регионе, на контроль над которым было много претендентов. Эта лояльность избавляла очередных захватчиков от лишней головной боли что, вообще-то, не так уж и мало. Оккупанты, желая закрепить свое присутствие, за свои деньги строили крепости и города, порты и дороги, дворцы и университеты. Гарнизоны и города требовали продовольствия, что обеспечивало устойчивый сбыт продукции эстонских сельских общин. Если говорить о нужде в притоке дополнительного генетического материала, то эта проблема решалась автоматически, ибо известно, что солдаты обладают относительно высоким уровнем пассионарности. Что касается такого важного фактора как комплиментарность (симпатия) к окружающим этносам, то эстонцам свойственна легкая степень ксенофобии вообще характерная для реликтов. Это относится как к Великороссийскому, так и к Романо-Германскому суперэтносам. Единственным исключением являются другие уцелевшие финно-угорские народы.
Этническая история Эстонии в ХХ веке. В начале ХХ века Эстония находилась в симбиотическом сосуществовании с Российской Империей что, несомненно, было для нее достаточно выгодным. Вызванный революцией распад Империи отправил Эстонию в свободное плавание. Эстония впервые стала самостоятельным субъектом истории, что было вызвано не столько горячим стремлением к независимости, сколько желанием держаться подальше от кровавой революционной мясорубки. Что бы там не писали патриотически-настроенные эстонские историки, но годы первой независимости оставляют ощущение полного упадка. Разрыв связей с Россией привел к деградации промышленной базы, а продукция земледелия не находила сбыта. Статус «санитарного кордона» не принес ожидаемых дивидендов. Истощенной первой мировой войной и кризисом 30-х годов Европе было не до Эстонии. Поэтому возвращение в орбиту Империи, теперь уже Советской, большей частью эстонского народа было воспринято с пониманием.
Правда до начала Сталинских чисток. Следует понимать, что существует большая разница в восприятии подобных вещей. То, что во время восстания желтых повязок в Китае население Поднебесной за несколько лет сократилось с 50 миллионов человек до 7,5 миллионов, а потом быстро восстановилось до прежнего уровня, современные китайские историки рассматривают просто как исторический эпизод. Подобное там случалось неоднократно. И если для крупного этноса потеря нескольких миллионов человек отнюдь не является фатальной, то для маленького реликта, борющегося за свое выживание, потеря нескольких тысяч человек воспринимается очень болезненно.
По завершении второй мировой войны возникла новая проблема. Европейские области СССР сильно пострадали в ходе военных действий. Значительная часть промышленности и инфраструктуры была уничтожена. Начавшаяся холодная война диктовала необходимость немедленного восстановления промышленной базы. Логика экономики требовала начать в районах с наименее пострадавшей инфраструктурой. И Эстония была в их числе. Для проведения масштабных работ понадобилась дополнительная рабочая сила, притом квалифицированная. Тогдашние московские власти решали подобные проблемы при помощи оргнаборов. Так в Эстонии появилась крупная иноязычная община. Надо сказать, что основную часть этой общины составляли гармонические и пассионарные индивидуумы, они занимались нужной работой и не представляли опасности для Эстонского этноса, напротив, их появление было ему даже полезно.
Но далее ситуация изменилась к худшему. Советский Союз не жалел сил на обустройство своего западного фасада, а партийно-хозяйственная элита Эстонии добилась высокой степени мастерства в привлечении все новых и новых финансовых и материальных ресурсов. Это привело к невиданному доселе взлету эстонской культуры, но параллельно создало выраженный дисбаланс в уровне жизни населения Эстонии и пограничных ей российских областей. В поисках лучшей доли в Республику хлынул поток люмпенов-субпассионариев. Как и положено субпассионариям, они были крикливы, ротасты, жадны до материальных благ, но малопригодны для любой общественно-полезной деятельности. Обалдевшие от такого нашествия эстонские власти попытались обуздать его при помощи различных бюрократических рогаток. Мертвому припарки! Ведь перед рвущимися к заветной халяве субпассионариями пасовал даже сверхмощный аппарат американского миграционного ведомства.
Хочется, правда, заметить, что основной причиной данного катаклизма явился отказ эстонской элиты от завещанного прадедами принципа «нарочитой бедности». Быстрый рост русской общины был воспринят Эстонским этносом как прямая угроза своему дальнейшему существованию. Нарастало глухое недовольство. Именно это недовольство предопределило поведение Эстонии в момент распада Советского Союза. Непропорционально разбухшая на внешней ресурсной подкачке элита Эстонии, в значительной степени состоящая из пассионарных полукровок, приняла три важных решения:
— решение об окончательном отказе от всех составляющих защитного механизма «исторической невидимости»,
— решение о смене симбиотического партнера,
— решение о необходимости существенного сокращении русской общины в Эстонии.
В качестве нового симбиотического партнера был выбран Романо-Германский суперэтнос. Для решения проблемы с иноязычной общиной остановились на варианте максимально-возможного выдавливания, с последующей ассимиляцией оставшихся.
Отказ от режима «невидимости» привел к тому, что эстонцы стали восприниматься в качестве самостоятельного игрока на поле истории. Для небольшого реликтового этноса обладающего незначительной пассионарностью, такая позиция крайне уязвима. Этим и объяснялось горячее желание быстрее раствориться среди европейских структур и НАТО. Но следовало бы делать это помягче и поосмотрительнее. В результате излишней поспешности на протяжении одного-двух поколений, с точки зрения пограничного Великороссийского суперэтноса, на Эстонии будет висеть ярлык «врага» и «предателя». Причем степень этой неприязни будет на порядок больше чем даже к исконным членам североатлантического альянса.
Решение о смене симбиотического партнера тоже таило в себе определенные осложнения. Великороссийский суперэтнос находится в начале инерциальной (цивилизованной) фазы своего развития, а Романо-Германский переходил из инерциальной в фазу обскурации (упадка). Его дальнейшая мировая гегемония представлялась крайне шаткой. Безусловное доминирование Запада тогда отнюдь не гарантировало, что это будет продолжаться вечно. Прошедший век дал немало примеров того, как конструкции, казавшиеся современникам абсолютно незыблемыми, рассыпались в прах. Ожидающим обильного долларового дождя следовало помнить, что Запад и в свои лучшие времена не отличался склонностью к излишней благотворительности. Это просто противоречило его базовым этническим стереотипам, подтвержденным многовековым опытом грабежа колоний. Предложением о размещении в Эстонии баз НАТО, Запад, разумеется, воспользовался. Поступить иначе было бы просто глупо. Но ждать, что он расплатится за это в полной мере, было еще глупее. Ведь чтобы удержаться от сползания в неизбежный обскурационный кризис Западу самому нужны были все ресурсы, до которых он только мог дотянуться.
Теперь о необходимости существенного сокращения русской общины в Эстонии. Опыт истории учит, что единственным эффективным вариантом решения подобных проблем является жесткая и быстрая этническая чистка. Но если на Балканах где еще сказываются последствия пассионарного толчка создавшего Великую Порту такие варианты и проходили, то эстонцам на это явно не хватало энергии.
Разрыв симбиотических связей с Россией привел к тому, что оказалась подорванной экономическая база системы апартеида (раздельного существования общин), которая реально имела место в Советской Эстонии. Общины были обособленны как экономически, так и территориально. Русские тяготели к тяжелой, электронной, химической промышленности и транспорту. Все эти отрасли были интегрированы в экономику Союза ССР. Эстонцы, что вообще характерно для представителей реликтовых этносов, предпочитали сельское хозяйство, пищевую промышленность и обработку естественных материалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22