Экосистема рухнула, и в результате погибло большинство видов. Земляне по сравнению с фффукуарабцами – сущие ангелы.
– Когда они пойдут на абордаж, ты пустишь в ход твой «пугач»? Ну тот, что испробовал на мне у себя дома? – спросил у Платона Непейвода.
– Нет, – буркнул археолог. – Чудо, что мы до сих пор живы. Значит, хотят из нас выудить информацию… Если группа захвата с воплями выскочит из шлюза обратно, они сожгут «Оболтус» из дезинтегратора или пустят в ход нейтронный излучатель.
– Но это единственный шанс! – в запале воскликнул Дом. – Когда нас доставят в крепость, разведут по одиночкам. Потом выпотрошат на допросе и трупы вышвырнут в космос.
– Можно попытаться пронести «пугач» в крепость, но ведь нас разденут, насквозь просветят и обыщут профессионалы…
На экране материки и океаны Тиугальбы уже можно было разглядеть во всех подробностях. Тонкие цепочки островов тянулись вдоль побережья, образуя множество окраинных морей. Мелководные заливы глубоко вторгались в сушу. Массивы сильно разрушенных гор ограничивали просторные равнины, тоже соединяясь в длинные цепи. И вся суша была одинакового, насыщенного зеленого цвета – словно густо покрашена из одной и той же банки.
Непейвода до талии расстегнул «молнию» комбинезона, обнажив плоский живот, сотканный из «муравьишек». Живот вдруг разошелся надвое, словно древесный узел на ветке паопапа. Внутри было пусто: туда можно было запихнуть не то что «пугач», а карманный бластер и несколько гранат в придачу. А потом Двунадесятый Дом мгновенно зарастил отверстие, так что не осталось и следа.

* * *

Платон кивнул, цокая языком, и произнес с сомнением:
– Я могу научить тебя пользоваться «пугачом». Но ведь тебя еще на входе в крепость разберут по винтикам, и он попадет к ним в руки.
Сверкающая точка возникла в левом верхнем углу экрана и стала быстро увеличиваться в размерах. Это и была орбитальная крепость «Запор-4», принадлежащая Карантинной службе Департамента здравоохранения Лиги Миров. До стыковки осталось несколько минут.
– Не разберут. Я стану человечней, чем ты сам. Погоди немного… Главное, чтобы меня никто не выдал.
– Пойду предупрежу этих типов. Они не совсем идиоты и тоже хотят жить.
Платон вышел в коридор из каюты, которую в этом полете делил с Непейводой. Кребдюшин Капоте и его грибной раб безвылазно сидели в своей каюте. После того, как «Оболтус» был пленен, полукровка ушел к себе и не казал нос наружу.
Рассольников постучал, заглянул в дверь. Кребдюшин валялся на койке в одних трусах. Глаза его были закрыты. У изголовья лежала на боку пустая бутылка. Платон втянул носом воздух. Самогонка – та самая, что глушили на «Эль-Гарде».
Гриб скорчился в углу у двери. При виде гостя он даже не шевельнулся. Похоже, все эти дни, отбывая свою повинность, гриб и не жил вовсе, а только пережидал вычеркнутый из жизни месяц.
На месте Кребдюшина археолог помурыжил бы его денек-другой (карточный долг – дело святое), а потом отпустил на все четыре стороны. Археологу было не понять, зачем этот «мухомор» нужен полукровке – тем более в полете.
– Утешать пришел? Мол, на миру и смерть красна? – не открывая глаз, осведомился Кребдюшин. Язык его заплетался совсем чуть-чуть. – Или вертухаи на входе?
– Минут через пять… Я здесь не за этим. Нужно договориться.
– О чем?! – Полукровка подскочил на койке, спустил на пол ноги. На этом силы его иссякли, и Кребдюшин привалился спиной к шерстистой переборке.
– О плане наших действий…
Карантинная команда орбитальной крепости «Запор-4» должна быть уверена: ей в руки попали четыре непутевых кладоискателя: два человека с Геи-Квадрус плюс полукровка и разумный гриб с «Эль-Гарды». Встав перед зеркалом, Двунадесятый Дом начал изменять свою консистенцию. Клеточки его сцепились так, что стали как единое целое. После нескольких неудачных попыток они приобрели плотность и упругость человеческой кожи. Вдобавок «мураши» изменили пигментацию, приобретя теплый шоколадный оттенок, свойственный одной из множества человеческих рас.
Платон оглядел Непейводу и так и сяк, погладил кожу, пощупал бицепсы, принюхался посильней– больше не пахнет муравьиной кислотой, а пахнет мужским потом и мускусом. (Есть такой специальный дезодорант – на любителя.) Словом, перед ним был самый что ни на есть человечный человек.
– Чего ж ты раньше народ пугал насекомыми? Вон как здорово у тебя получилось.
– Я сам не думал, что выйдет так хорошо, – с удивлением произнес Дом и крутанулся на каблуках перед зеркалом. Он увидел мужчину средних лет, среднего роста, худощавого, с курчавыми волосами, выпуклым лбом, миндалевидными черными глазами и толстыми губами.
Крякнув, Рассольников достал из стенного шкафа свой походный саквояж. Там, в титанитовом футляре лежала заветная шкатулка из слоновой кости.
После принудительной стыковки все вышло именно так, как предсказывал Двунадесятый Дом: кораблик сотряс удар, раздался скрежет и скрип, люк тамбура открылся, и внутрь ввалились шестеро амбалов в белых с красными полосами скафандрах – группа захвата карантинной команды. Бластеры, огнеметы и станнеры наперевес, забрала на шлемах опущены, так что лиц не разглядеть.
– Всем оставаться на местах! – вопил мегафон. – Лечь на пол! Руки за голову! Смотреть в пол!
Замешкавшемуся Кребдюшину сделали подсечку, он грохнулся башкой о косяк. «Оболтус» псевдоподий не отращивал, чтобы подхватить пассажира, переборку не размягчил – он по-прежнему был в отключке. Первый обыск учинили на месте. Четверку обшмонали вручную, потом напустили на них кибердетекторы – маленькие усатые машинки, суетливо перебирающие дюжиной ручек-ножек. Ничего не нашли. Пленных оставили лежать на полу и принялись обыскивать корабль.
Сначала группа захвата перевернула вверх дном личные вещи четверки. Немалая часть тут же таинственным образом испарилась. Особенно заинтересовали группу захвата старинные пластиковые карты Тиугальбы. Их тотчас переправили коменданту крепости.
Правда, по настоянию Платона и Непейводы полукровка заранее уничтожил самые важные листы в каютном утилизаторе. Теперь местонахождение Нового Форта оставалось лишь у них в головах. Впрочем, «ментальное сито» может добыть из памяти любые, даже напрочь забытые сведения.
Потом карантинщики занялись грузом. Обнаружив стандартный набор подпольных кладоискателей, они без особого энтузиазма осматривали экспедиционное имущество. Сюрпризом для группы захвата оказались только аппараты для подводного плавания.
– Зачем вам донные костюмы? – спросил командир группы и, покачав в руке шлем с коробкой кислородного регенератора, уронил его на пол.
Пленники молчали. И тогда командир пришел в ярость. Он пнул ногой гриб, который по случайности оказался ближе других. Гриб пискнул от боли и откатился к переборке.
– Ты скажешь, зараза! Ты мне все скажешь! – орал карантинщик, молотя магнитными бахилами по единственной ноге разумного гриба. Тот безуспешно пытался вжаться в переборку.
– Прекрати!-не выдержав, крикнул Платон. – Он ничего не знает!
– А ты? – подскочил к нему командир группы. Рассольников еще не придумал, что ему соврать. Видя, что сейчас начнут избивать его напарника, подал голос Непейвода:
– Мы купили это барахло у экспедиции на Кальтусе-4. Там раскопки шли на побережье и шельфе. Все документы у меня в компьютере.
– Назовешь нам пароль, – грозно потребовал карантинщик.
– Конечно, назову, – покорно согласился Дом. – Куда я денусь?..
Повторный обыск карантинщики учинили в орбитальной крепости. Пленных заставили снять одежду и долго просвечивали всевозможными лучами. Одежда, которая тоже прошла интроскопирование, в это время прожаривалась в специальной камере со странным названием «вошебойка». Теперь в ней не останется ни микробов, ни ядов, ни какой-либо электронной начинки.
Пленных ненадолго оставили в покое, но разговаривать они не могли – каждый был помещен в отдельный звукоизолированный бокс. А затем на них обрушились струи обжигающе горячей воды, которые сменил жесткий ионный душ.
Вернув пленным пропахшие химией, заскорузлые комбинезоны, надзиратели подгоняли их криками и тычками. Четверку развели по камерам карцера, где обычно содержались проштрафившиеся карантинщики. Ведь орбитальная крепость – не тюрьма и не предназначена для содержания заключенных.
– Отдыхай! – сказали Непейводе, и от мощного толчка в спину Он влетел внутрь камеры.
Надзиратели ушли. Изрядно притомившись от непривычной работы, отправились подкрепиться и передохнуть.
Осмотрев тесную камеру, ходячий муравейник убедился, что вся она просматривается камерами слежения. К тому же ее передняя стена оказалась прозрачной. Здесь не было ни койки, ни стула, ни даже параши – только слева от входного люка стоял полный до краев кувшин с водой.
Сделав вид, будто пьет, Непейвода наклонился над кувшином. Изо рта выскочил «пугач», который клеточки протолкнули наверх из хранилища в брюхе. «Пугач» со слабым плеском упал в воду и опустился на дно. Это была штуковина размером с детский кулачок и походила на причудливо изогнутую раковину моллюска.
Потом Двунадесятый Дом улегся на пол, подложив руки под голову. Вряд ли кого-то могла удивить такая поза. Он выждал, когда поблизости от прозрачной стены камеры никого не будет, и приказал клеточкам: «Разойдись!»
Если бы одежда упала грудой нелепых тряпок, а клеточки зашебаршились на голом полу, камеры наблюдения тут же передали бы изображение на пульт охраны. Завыла бы сирена, караул, скорей всего, сперва пустил бы в камеры усыпляющий газ, а уж потом стал разбираться, что к чему. Но Дом был не дурак и знал, что надо делать. Выбираясь из полетного комбинезона, самое главное – сохранить у него форму человеческого тела. Пришлось выделить третью часть клеточек, которые остались внутри и образовали ажурный, но весьма прочный каркас.
Комбинезон надо было покинуть незаметно. «Мураши» по одному выбирались из горловины и, образовав тонкую цепочку, ползли к месту назначения. Сейчас они имели цвет грязно-серого пола. Оставалось надеяться, что сидящий у экранов надзиратель не разглядит такую мелочь.
Покинувшие одежду клеточки ровным слоем облепили кувшин. Больше в камере спрятаться было негде. Для того бронированная стена и сделана из дорогостоящего прозрачного стеклотитанита, идущего на стекла для бронированных членовозов.
«Мураши» приобрели серо-черную окраску кувшина и сцепились поплотней. Но, выполнив приказ Двунадесятого Дома, они не замерли в ожидании следующего, а норовили добраться до содержимого кувшина. «Мураши» возбужденно попискивали от вожделения: вода, вода, сколько воды!
«Сущие наркоманы, – раздраженно подумал Дом и удивился своим мыслям. Уж больно человеческие они были, а не муравьиные. – На минуту ослабь контроль: вмиг налакаются, раздуются шариками и погрузятся в блаженное беспамятство. А там хоть трава не расти!..»
– Смирна-а! – скомандовал он.
Недовольно заворчав, клеточки окаменели. Через секунду поступил новый приказ. «Мураши» вырастили рот, и он завопил благим матом:
– Охрана! Мне плохо! Помогите! –Слышно было, наверное, на весь карцер.
В камере тотчас раздался недовольный голос надзирателя:
– Ну, что там еще? Хватит придуриваться. Заткнись, не то мы тебя «полечим».
– Мое лекарство…– прохрипел Непейвода, – …осталось на корабле… У меня легочный полип…– ему не хватало воздуха, он задыхался. – Без инъекции я умру…
– Хватит врать, гаденыш! – вдруг отчего-то разъярившись, заорал голос. – Это мы уже проходили! Все хотят сбежать! Вот сдохнешь – тогда поверим, – убавив обороты, произнес он с усмешкой.
– Помогите…– еле слышно просипел Двунадесятый Дом и закашлялся, забился в конвульсиях. Трети клеточек, остававшихся в комбинезоне, пришлось сыграть трудную партию.
Надзиратели появились минут через пять, когда Дом уже перестал шевелиться. Долго оглядывали камеру сквозь прозрачную стену. Затем один из них открыл дверь и, с опаской глядя на пленника, вошел внутрь. Второй остался в коридоре со станнером наизготовку.
Обер-надзиратель Кох подошел к неподвижному телу арестованного археолога. Красные и белые полосы делали его комбинезон похожим на клоунский наряд. Карантинщик ткнул Непейводу в бедро носком тяжелого башмака с магнитной подошвой. Никакой реакции. Тогда он пнул его по ребрам. Арестант даже не застонал.
– Эй, ты! – встревожено окликнул обер-надзиратель. – Сдох, что ли? – Пропитанные конфискованным на «Оболтусе» самогоном мысли ворочались с трудом, но даже сейчас он был способен понять: начальство по головке не погладит. Черный археолог скопытился слишком рано.
И тут у Коха меж лопаток побежали мурашки. Сзади кто-то стоял, играя пальцем на спусковом крючке. И это был отнюдь не его напарник. Обер-надзиратель медленно обернулся. Волосы встали дыбом. Большое, круглое, черное дуло обреза было направлено ему прямо между глаз. А сам обрез держал в руках Пол Мучача, один из лучших искателей кладов Млечного Пути.
Труп Мучачи Рудольф Кох самолично выбросил в пустоту еще лет десять назад. С тех пор страшное, обезображенное пытками лицо черного археолога много раз виделось ему в кошмарах. Когда обер-надзиратель пропускал ток через тело Мучачи, тот кричал, что еще вернется и отплатит за все. Грозили карантинщикам многие, но поверил Кох только этому живому мертвецу. Последние годы обер-надзиратель не ложился спать без снотворного.
– Ты это… как? – выдохнул Кох.
– В детстве я был хорошим мальчиком. Я и сейчас никогда не вру. Обещал прийти – и вот он я, – ощерив в улыбке обломки зубов, произнес Мучача и нажал на спуск.
Из дула вылетел рой пронзительно гудящих ос-убийц, каждый укус которых смертелен. Вот только смерть наступает не сразу. Несколько часов укушенный испытывает невыносимые мучения, но сознание не теряет. Особый токсин блокирует эту спасительную реакцию нервной системы.
Ноги Коха подкосились, и он бухнулся на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45