Что же касается прошлого, как всем известно, люди тогда были гораздо наивнее, чем нынешние москвичи. Им, дикарям средневековым, головы задурить так же просто, как у младенца отобрать обкаканный памперс, сами же еще и спасибо скажут. Так прямо и брякнут, дуралеи: «Нет в земле французской (английской, германской, римской – нужное вписать) порядка и правил, придите и владейте нами». Эх, не в свое время мы родились, нету нужного простора! Все президентства и королевства уже давно разобраны, «Челси» раскуплены, то ли дело в средневековье!
Сам я никогда не забивал голову подобной ерундой, всегда знал, что стану хирургом. А потому, угодив прямиком в 1426 год, да еще, как оказалось, в самый разгар Столетней войны, поначалу даже растерялся. Да и было из-за чего! Англия воюет с Францией, Бургундия помогает британцам, Шотландия – галлам, восставшие крестьяне бьют всех подряд, шайки рыцарей и солдат-дезертиров с одинаковым пылом грабят бедных и богатых, невзирая на национальность. Но сибирского парня, да еще отслужившего в армии, вдобавок – фельдшера, ничем не смутишь. Во Франции пятнадцатого века я стал лекарем, и, конечно же, не из последних.
А затем судьба захотела проверить меня на прочность. В результате через три года непростых испытаний я стал тем, кто я есть. Разрешите представиться: сьер Робер де Армуаз, послушник Третьего ордена францисканцев, доверенное лицо его королевского величества дофина Франции Карла VII и обученный телохранитель особ королевской крови. Есть в окрестностях Блуа некое францисканское аббатство Сен-Венсан, где готовят подобных специалистов, разумеется, особо это дело не афишируя. За три года, проведенных во Франции, я не бог весть чего достиг, конечно, но ведь и карьера еще не завершена. В конце концов, это только в сказке скоро дело делается, а я отнюдь не лубочный герой вроде Конана-варвара или Ивана-царевича.
Главное – я на стороне тех, кто прав, на самом острие борьбы. Третий орден францисканцев оказывает мощную поддержку династии Валуа, его разведка срывает заговоры и покушения англичан и бургундцев, то и дело наносит им сокрушительные удары. Вот и сейчас я участвую в важнейшей операции Ордена, что призвана переломить ход войны в нашу пользу.
Вы вправе спросить, какого черта я делаю в глухом январском лесу и что за криминальные разборки происходят среди елок и осин? Отвечу по пунктам: я сопровождаю незаконнорожденную сестру будущего короля Франции к месту сбора войск в Блуа. Оттуда на помощь осажденному Орлеану вскоре выступит целая армия в десять тысяч человек, Дева поведет их против англичан. Жанна д'Арк – символ возрожденной Франции, на нее сделали ставку и сводный брат Карл VII, и королева-мать Изабелла Баварская. За Жанной стоит вся мощь Третьего ордена францисканцев, судьба всей страны поставлена на карту. Тут уж или пан, или пропал, иного не дано. Вот потому личным телохранителем принцессы поставили лучшего из тех людей, что есть у Ордена, то есть меня. Сказано не совсем скромно, но по существу правильно.
Но отчего мы тронулись в путь тайно, прикрыв чехлами гербы на щитах и свернув знамена? Дело в том, что кое-кто спит и видит Орлеанскую Деву в миленьком гробу с рюшечками, в родовой усыпальнице. А вот мне, наоборот, хочется, чтобы она жила. Дело здесь не столько в обычном профессионализме, просто я по уши влюблен в графиню Клод Баварскую. Простите, во Франции она широко известна как пастушка Жанна из почтенного крестьянского семейства Арков, и по причине моей безнадежной влюбленности всякий, кто бросит в ее сторону хотя бы недружелюбный взгляд, может смело записывать меня в число своих смертельных врагов. Пусть это любовь без взаимности, никогда сестру короля не выдадут за безродного рыцаря, ну так что с того? От этого моя любовь не уменьшается, отнюдь. В моей семье все однолюбы, и отец, и братья... Я имею в виду тех, кто остался там, в грядущем. Да и здесь, как ни странно, та же самая картина. Как говорят сарацины, кисмет, то есть судьба!
Двух неудачных покушений на Жанну за глаза хватило дофину, чтобы понять, что неведомый враг твердо настроен ее уничтожить. Пусть лицо его пока сокрыто, особо гадать не надо: это и англичане, и бургундцы, в том строю нашлось место и для французов-предателей. Да и есть ли та единая нация? Увы, пока – нет. Десятки языков и национальностей, и у каждой собственные интересы, а французский язык является государственным пока что только в королевском домене.
Теперь, когда весть о явлении предреченной Девы разнеслась по всей Франции, самое время с ней расправиться, ведь больше одного раза подобный фокус не пройдет. Пусть потом появится на свет хоть сотня «предсказанных» пророков и провидиц, веры им больше не будет, вот почему Жанну срочно надо укрыть в верном месте. Надежду Франции решено было спрятать в воинском стане, где каждый чужак на виду.
Потому Карл VII Валуа и прислал близкого друга, вдобавок кузена, со строгим наказом срочно проводить девушку в военный лагерь. Ну доверяет дофин барону Жилю де Рэ, невдомек ему, что за змею пригрел на груди. Собственными глазами я видел, как барон участвовал в жертвоприношении, когда был убит ребенок, жаль, так и не подобрался тогда к нему на расстояние удара. Уж больно кузен дофина бегать востер, его бы на Олимпиаду выставлять, чтобы золотые медали родине добывал. Но хватит о Жиле де Рэ, вы уже поняли, насколько неприятен этот тип. К такому спиной не поворачивайся. Да, в том смысле тоже.
По пути из замка Кудре мы попали в засаду бургундцев. Пришлось и мне поучаствовать в драке, тогда-то один из людей барона, охотившийся на меня в Проклятых холмах у Невильской трясины, и опознал в лекаре убийцу.
Но вернемся к нашим баранам. Сильные, старательные, настоящие громилы. Искусные в бою с мечом, топором и булавой, думаю, что с копьем в руках они тоже не оплошают. Вот только никто и никогда не учил их искусству боя в ограниченном пространстве. Во-первых, это еще надо поискать такого мастера, а во-вторых, дорогое это дело, учеба у настоящего специалиста. А вот за меня золота не пожалели, платили щедро, не скупясь, теперь самое время показать, что денежки были потрачены не зря. Я быстро и точно бью одного пяткой по голени, второму сбиваю вбок колено.
С выпученными от боли глазами оба громко охают, невольно ослабляя хватку. Что ж, и на том спасибо. Крутанувшись волчком, я освобождаю руки, несколько хлестких ударов, главное тут – точность, и воины оглушенно валятся на землю, лязгая навешанным железом. Пузан как присел на корточки, так и рухнул вбок, басисто завывая от боли, из-под прижатых к лицу пухлых ладоней щедро струится алая кровь вперемешку со слезами. Страшное это дело, удар коленом в переносицу, быть толстяку уродом до конца дней своих.
С гневными выкриками на меня наваливаются сразу четверо, я мимолетно улыбаюсь – пусть мешают друг другу. Вздумали взять меня голыми руками, ну-ну. Азартно пихаясь, так и рвутся ухватить за горло, а уж что они при этом кричат! Я не ханжа, поверьте, но всему есть предел. Готов поклясться, их, гаврошей недобитых, прямо с улицы набрали. Лица раскраснелись, желтые зубы хищно оскалены, глаза горят желанием схватить, повалить и вдоволь отпинать, круша ребра и отбивая почки. Надо же, какой-то дворянчик-лекаришка взял манеру сопротивляться верным кунакам господина барона де Рэ! Никому не позволено перечить кузену дофина, Жиль де Лаваль здесь – воплощенный закон, само Правосудие вещает его устами. Сказал в кандалы, значит – в кандалы!
Техника рукопашного боя с укрытым доспехом противником иная, чем с бездоспешным, к счастью, я прошел оба курса. Честно говоря, никто и не спрашивал, чему именно меня обучать, а сам я не лез с советами. Пара кругов по пересеченной местности вокруг аббатства здорово отбивает всякую охоту пререкаться. Особенно если твой бег подстегивает неумолимый шелест песочных часов, а на спине недовольно подпрыгивает здоровенный мешок брюквы.
Кинжалами, выхваченными из ножен нападающих, я ловко тычу в щели доспехов. По счастью, эти панцири, налокотники и наплечники ковали во Франции, а потому щелей на стыках предостаточно. Вы не поверите, но если человеку как следует пропороть руку или ногу, его пыл значительно угасает. И уже не хочется идти в атаку на лекаря, недавно казавшегося таким безобидным. Отчего я их не убиваю? Все-таки это не враги, к тому же и я не душегуб какой, вот будь они англичанами или хотя бы бургундцами... Есть! Последний из нападающих падает навзничь, корчась от боли, трясущиеся руки запоздало прижаты к промежности. Ну что ты воешь, как волк на луну, не кастрировал же я тебя... по-моему. Я пячусь назад, скрип натягиваемой тетивы заставляет замереть на месте. Оскалясь, я окидываю поляну внимательным взглядом.
– Взять живым! – гневно ревет барон из-за спин оруженосцев, прикрывших его щитами.
Лицо Жиля де Рэ побагровело от прихлынувшей крови, в нетерпении рыцарь топает ногой, словно норовистый жеребец, но из-за спин верных телохранителей выходить не желает. Помнит, как метко я умею кидать смертоносные железяки, впрочем, в метании острых предметов он и сам не промах. Порезанные вояки с грязной руганью расползаются в стороны, оставляя за собой кровавые пятна, я быстро оглядываюсь назад. Эх, не успеть! Вроде и близок край поляны, где непролазной стеной встают толстые стволы, которые и от пушечного ядра защитят, не то что от стрелы, а не добежать, не допрыгнуть.
Сразу трое воинов со вскинутыми арбалетами стерегут каждый мой шаг, глаза у них острые, внимательные. Арбалетчики холодно оценивают всякий взмах ресницами, еле заметный вздох, – такие не проворонят неожиданный кувырок. Подобный тип стрелков прекрасно мне знаком: пробьют болтом руку или ногу в суставе, искалечив на всю оставшуюся недолгую жизнь, а потом с честными глазами заявят, что так оно и было.
Выставив перед собой оба кинжала, я несколько пригибаюсь, приседаю на левую ногу, тут же переношу вес на правую, проверяя готовность тела к схватке. Арбалетчики сдвигаются в стороны, давая пройти воинам. Пятеро верзил с булавами и топорами, что приближаются со всех сторон, – это для меня перебор. Не готов я к подобному поединку, но стыдиться абсолютно нечего, ведь они настоящие воины, а я – всего лишь телохранитель. Как только эти ребятки сделают еще один шаг, тут же выпущу кинжалы из рук. Крайнему слева – в глаз, не нравится мне, как он держит меч, громадному воину посередине – в прорезь шлема, там уж куда войдет. Останется трое воинов попроще, с ними я продержусь не меньше минуты. Только подхвачу меч, который один из олухов оставил валяться в двух шагах слева, и да поможет мне Бог!
Над ухом рявкает так, что я в панике кидаюсь в сторону и лишь через секунду соображаю, что это не внезапно подлетевшая электричка, а старший из «братьев» Жанны, глава ее баварских телохранителей. Он на голову выше меня, в плечах вдвое шире, а здоров настолько, что мог бы тащить на плечах боевого коня с той же скоростью, с которой скакун несет его самого. В общем, матерый он человечище, этот Жак де Ли, а уж волосами-то зарос прямо как бурый медведь.
– Всем стоять! – рявкает рыцарь уже тише, в бугрящихся мускулами руках жадно поблескивает гигантский топор, словно требуя крови.
Недаром воины втайне верят, что у каждого оружия есть душа. Непрост топор баварского барона Жака де Ли, вьются по широкому лезвию языческие руны, жаден он до человеческой крови. Сколько им сегодня положил барон – семерых? А все топору неймется.
Пятеро воинов, уже готовых кинуться на меня, как псы на затравленного лиса, перед баварским богатырем замирают на месте, хмуро переглядываясь. Я так понимаю, никто не спешит умирать. По бокам гиганта, прикрывшись щитами размером в рост обычного человека, высятся еще две башни – племянники Жака, «братья» Жанны д'Арк. Мечи у них длиной чуть ли не с копье, а орудуют ими баварцы на диво быстро. Обычный воин с трудом удержит сверкающее лезвие двумя руками, но если есть в тебе настоящая сила, подобным клинком сможешь разрубить всадника в полном доспехе до самого седла! Воин такой мощи и в одиночку способен смутить целый отряд, а тут собрались сразу трое гигантов. Но и французы не лыком шиты, не в первый раз с германцами бьются, чтобы так вот сразу застесняться... нет, только не это!
Я тихонько чертыхаюсь сквозь оскаленные зубы. Как же я мог забыть, что эта безмозглая девица вечно лезет в самый центр драки! Непонятно только, как узнала-то, ведь мы и шумели не особенно. Чутье у нее, что ли, так развито на всякие стычки, не пойму никак?
– В чем дело? – требовательно интересуется Жанна, появляясь из-за спин братьев. – Сьер де Армуаз, что тут происходит?
Высоко задрав носик, она надменно изучает поляну, по которой, кряхтя и стеная, расползаются раненые и побитые. Пухлый рот сжат в тонкую нитку, обычно зеленые глаза стали отчего-то желтыми, как у хищного зверя. Это она зря, тут не на что сердиться, мужчины всегда найдут повод для драки. К тому же не так уж и много народу я вывел из строя, говорил уже, что главное – внезапность. Один, два... пятеро, что совсем скоро встанут на ноги, и двух недель не пройдет. Вот только немного зашью да пару шин наложу. Для опытного лекаря сущие пустяки, тут работы на полчаса-час, не больше.
– У нас тут небольшая дискуссия, – почтительно кланяюсь я, движением фокусника убирая за спину окровавленные кинжалы. – Мы поспорили о... о... э-э-э...
– О поэзии трубадуров, – приходит мне на помощь барон, недовольным жестом отстраняя телохранителей.
Те, порыкивая подобно цепным псам, нехотя сдвигаются в стороны, глядят внимательно и недобро, словно я нанес лично им смертельное оскорбление. Далеко не отходят, надо будет – через несколько секунд живая стена тел укроет от нас Жиля де Рэ.
– Да, вот именно, – с трудом сведя губы в слабое подобие улыбки, соглашаюсь я с бароном.
Некоторое время все оценивающе разглядывают друг друга, баварцы – со спокойным осознанием силы, французы – с вызовом.
– Я надеюсь, господин де Лаваль, – фыркает наконец Жанна, – что это последняя.
1 2 3 4 5 6 7