Так у меня перед глазами и коридор, и вестибюль; выйди кто из залов или служебным входом — сразу увижу. Как могла пропасть картина — ума не приложу!— Монтано, ты сказал, что незаметно для тебя воспользоваться служебным входом невозможно. Запирается ли на ночь дверь этого входа? И где находится ключ — в замке или кто-то забирает его?— Дверь служебного входа всегда заперта. Днём ключ держит у себя дежурный сторож, который наблюдает за вестибюлем и коридором. Если кто позвонит, сторож отопрёт. Ночью ключ от служебного входа находится у дежурного привратника.— Сколько таких ключей есть в музее и у кого они находятся?— Всего два ключа, господин полковник. Один постоянно находится у начальника, синьора Чезаре. Второй ключ днём держит дежурный сторож, а ночью — дежурный привратник. Этот ключ не выносится из музея.Чигола помолчал, глубоко затягиваясь сигаретой. Потом спросил:— Вчера ты дежурил в первую смену, так?— Так точно, господин полковник!— Кто из сторожей дежурил с тобой?— Агостино, господин полковник!— Так… Ты ничего особенного не видел во время дежурства? Может быть, слышал что-нибудь?— Совсем ничего, господин полковник!— Никто не звонил со служебного входа? Никто не приходил?Монтано вдруг примолк. Он достал носовой платок, отёр затылок и шею, бросил какой-то измученный взгляд на дверь.— Посторонние люди не звонили и не приходили, господин полковник!— А своих не было? — поднялся вперёд Чигола. — Братьев? Сестёр?— Я застал в музее синьорину Ченчи, племянницу синьора Чезаре Савели.— Луизу Ченчи?Монтано кивнул.— И когда ушла из музея Луиза Ченчи, Монтано? В котором часу ты её выпустил?Монтано покачал головой.— Синьорина ушла после того, как кончилась моя смена, господин полковник. Её выпустил привратник Лоренцо.— Привести привратника Лоренцо! — распорядился Чигола. — А ты, Монтано, присядь. Садись вон на тот стул. Ты человек немолодой, тебе не годится стоять на ногах!
— В каком году ты родился, Лоренцо?— В тысяча девятьсот двадцать пятом.— В армии служил?— Три года карабинером в Турине.— Это ты сменил на дежурстве вчера вечером Агостино?— Я.— В котором часу ты выпустил синьорину Луизу Ченчи?— Я не видел синьорины Луизы.— Монтано! Слышишь, что говорит Лоренцо?Монтано снова отёр платком затылок и шею.— Лоренцо, — испуганно заговорил он, — я же передал тебе ключ от служебного входа? И Агостино тоже был там, я при нём отдал тебе ключ.— Ты дал мне ключ, Монтано, и сказал: “Лоренцо, мой красавец уснул на скамейке, жалко его будить; когда проснётся, выпусти его!” А про Луизу Ченчи ты мне не сказал ни слова! Я её не видел и дверей ей не отпирал!— Как же синьорина вышла? — развёл руками Монтано.— Не знаю. Я не видел ни синьорины, ни твоего племянничка. Ровно в час ночи я заглянул в коридор, и скамейка была пуста. А дверь закрыта.— Ничего не понимаю! — вздохнул Монтано. Он расстегнул верхнюю пуговицу форменного мундира и вздохнул всей грудью.Пока сторож препирался с Лоренцо, Чигола рассматривал его, как гриф рассматривает падаль, и его правая бровь дважды дёрнулась.— Ничего, Монтано, не переживай! — сказал Чигола. — Все выяснится, все встанет на своё место! Когда ты впустил племянника? В котором часу?— В одиннадцать, господин полковник! Как раз перед этим я завёл будильник…— Как звать твоего племянника?— Его звать Марио Чиветта, господин полковник.— Год рождения, адрес, место работы?— Марио 23 года, нигде не работает, месяц назад жил на виа Амалия, 53. Он чуть не каждый месяц меняет квартиры, господин полковник, потому я и говорю “жил”. Одному богу известно, там ли он ещё… Мой племянник — пропащий человек, господин полковник.Монтано повесил голову. Его пышные седые усы уныло обвисли, как у монгольского хана.— Ну, не падай духом! — сказал Чигола. — Ты ведь солдат!— Кроме него, у меня нет других близких! — вздохнул Монтано, не отрывая глаз от ковра. — Все мои родные умерли.— Все мы умрём, — заметил Чигола. — Где работает Марио Чиветта? Я тебя спросил, Монтано, но ты как будто забыл ответить…— Что вам ответить, господин полковник, когда Марио нигде не работает… Шляется с компанией мерзавцев, курит марихуану, попрошайничает у туристов, пьянствует… Два раза его арестовывали за мелкие кражи…. С плохими людьми он свёл дружбу, господин полковник! С пропащими людьми!— Зачем он приходил вчера? Что тебе сказал? Просил денег?— Он всегда просит денег. Он за этим и ходит ко мне. А вчера — нет! Клянусь, святая Анна мне свидетельница — вчера он в первый раз ничего не просил! Только сказал, что плохо себя чувствует и если можно, полежит в коридоре на скамейке. Ну, я и говорю — приляг. Не мог же я ему отказать!— Конечно! А потом? — спросил Чигола.— В двенадцать часов моё дежурство кончилось, я подошёл к нему. Смотрю — он спит. Я же вам сказал, господин полковник, мне стало жалко его будить. Я отдал ключ Лоренцо и говорю: когда племянник проснётся — выпусти!— Никакого Марио я не видел! — нахмурился Лоренцо.— Ну-ка, Монтано, вспомни хорошенько! — попросил Чигола. — Может быть, ты на какое-то время оставил ключ в замке?— Как можно, господин полковник! — Монтано возмутился, лицо его побагровело. — Я скорее собственную голову забуду, чем ключ! Я двадцать лет служу в Боргезе! Пусть господин директор Тоцци скажет, если я когда-нибудь расстался с ключом!Все повернулись к окну.— Это исключено! — заявил Роберто Тоцци и откашлялся, чтобы скрыть волнение. — Исключено! — повторил он. — Марко Монтано не способен на это!— В таком случае, — подытожил Чигола, — остаётся только одна возможность: у Марио Чиветты был свой ключ!— Откуда, господин полковник? Кто ему изготовит дубликат? Замок на этой двери с секретом, чтобы сделать дубликат, слесарь должен обязательно иметь модель. Откуда он её возьмёт!— Но пока это единственная возможность! — мрачно повторил Чигола.Помолчав, он распорядился ввести Луизу Ченчи.Когда Луиза вошла в кабинет, Роберто Тоцци встал и предложил ей своё кресло. Изумлённый её красотой адъютант разинул рот и забыл закрыть дверь, а Чигола, который хотел напомнить директору, что сейчас здесь распоряжается он, главный инспектор полиции, промолчал. Он рассматривал девушку взглядом знатока. Она понравилась ему, но он тут же вспомнил, что это — племянница Чезаре Савели, человека с тёмным прошлым и сомнительными связями в настоящем. Одно слово этого типа — и его прилизанный подручный непременно всадит пулю ему в затылок. Чигола машинально потрогал темя и ощутил горький привкус во рту.— Луиза Ченчи, — начал Чигола, — нам нужно, чтобы вы ответили на два вопроса. Во-первых, в котором часу вы вчера ушли из музея. И во-вторых, кто отпер вам дверь, сторож Федериго или привратник Лоренцо.— Я вышла из музея после полуночи, около четверти первого. Мне никто не открывал, потому что служебный вход был отперт.Чиголе показалось, что в его ушах торжественно гремят колокола. Он победоносно оглядел присутствующих и потёр руки. “Ага! Я же сказал, что племянничек старика Монтано имел ключ! Взял картину, которую его соучастник заранее вынул из рамы, отпер служебный вход — и поминай, как звали!”Чигола чувствовал, что все нити преступления в его руках, он ликовал в душе и с трудом удержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Конечно же, Марио! И его шайка! Это их рук дело!— Расскажите подробнее, как вы покинули музей! — предложил Чигола свидетельнице. Он хотел продлить удовольствие. — Не заметили ли вы чего-нибудь необычного, где в это время был сторож Федериго, не видели ли вы привратника Лоренцо.Разве мог Чигола предполагать, что в следующую минуту великолепное здание его гипотезы рассыплется в пыль?— Нет, я не видела ни Федериго, ни Лоренцо, — сказала девушка. — А что касается необычного… на скамейке, что стоит против служебного входа, спал племянник Монтано, Марио, — она с сочувствием посмотрела на старика. — Он лежал на спине, открыв рот, и так ужасно храпел, что я испугалась и быстро пробежала мимо него к двери. Она была чуть приоткрыта; незадолго до этого кто-то вышел из музея и не закрыл её. Ключа в замке не было. Я тоже вышла, но хорошо захлопнула дверь за собой.В кабинете наступило тягостное молчание. По стёклам тихо и уныло стучали капли дождя, который пошёл сильнее.Кто выскользнул из музея незадолго до Луизы? Почему дверь была приоткрыта? Какую роль сыграл здесь Марио и в самом ли деле он спал или притворялся, для чего “ужасно храпел”? И через какое время после Луизы ушёл и он, ушёл незаметно, пользуясь тем, что дверь была отперта?Чигола внезапно оживился.— Луиза Ченчи, — обратился он к девушке, — почему вы, покинув кабинет своего дяди, направились прямо к служебному входу, а не обратились к привратнику Лоренцо? Ведь вам известно, что ключ от двери всегда находится у дежурного привратника?Луиза Ченчи задумалась, потом пожала плечами:— Не знаю, — смущённо протянула она. — Просто не могу себе объяснить…— Ничего, — отозвался Чигола, — у вас будет время подумать, порыться в своих впечатлениях. Я — человек терпеливый. — Он помолчал, закурил, выпустил несколько колец дыма и внезапно, будто бросаясь на жертву, спросил. — Кто-нибудь посетил вас в музее? Вы с кем-нибудь разговаривали? Кому-нибудь открывали?Луиза молчала. Может быть, вопросы Чиголы казались ей обидными и она не хотела отвечать? Чигола покачал головой.— Ответите завтра, — решил он. — Сегодня вы явно не в настроении для беседы. Ну что же, господин профессор, — с великодушной улыбкой обратился инспектор к Роберто Тоцци, — пожалуй, на сегодня хватит?И поскольку Роберто Тоцци нерешительно кивнул, добавил:— Завтра продолжим!
Когда Луиза ушла и на улице резко хлопнула дверца полицейского “джипа”, Аввакум набил трубку, разжёг её и по привычке прошёлся несколько раз по комнате. Внезапно в его душе всплыло какое-то особое чувство, нечто вроде догадки; испуганный своим открытием, он схватил пальто и бросился на улицу, будто спасаясь от погони.В ближайшем газетном киоске он купил чрезвычайные выпуски центральных газет. Все они на первой странице огромными буквами сообщали о краже в Боргезе. Но если близкие к правительству газеты деликатно умалчивали о партийной принадлежности Ливио Перетти, то рупор правых экстремистов всеми силами её подчёркивал; мало того, он предсказывал, что следствие неминуемо закончится “неприятными сюрпризами для красных” и что его нити “могут обвиться вокруг некой весьма крупной фигуры красной элиты”.Пора было обедать, но Аввакуму и в голову не пришло отправиться на пьяцца Навона, где находился ресторан “Лавароне”. Он выпил большую чашку кофе в первой попавшейся кондитерской и тут же вернулся домой. Затем встал под душ, как делал каждый раз, приступая к решению трудной задачи, и несколько раз поочерёдно менял нестерпимо горячую и ледяную воду. Облачившись в халат (после трубки это была вторая вещь, с которой он не расставался), Аввакум подсел к столу и на полях газеты “Иль секоло д’Италия”, рупора крайне правых, набросал логическое уравнение, которое, по его мнению, отражало видимые и невидимые невооружённому глазу стороны кражи в Боргезе:Итальянское “социальное движение” — Боргезе — “Даная” (Ливио Перетти / Луиза Ченчи) — X — выборы — ИКП.Аввакум исходил из предпосылки, что кража в Боргезе — политическое преступление, организованное правыми экстремистами и (вероятно) совершенное коммунистом Ливио Перетти по указке провокаторов. Далее. Считать, что экстремисты организовали эту скандальную кражу затем, чтобы дискредитировать партию в канун выборов — неверно. Не такие они простаки, чтобы надеяться очернить в глазах народа многомиллионные массы ИКП преступлением некоего молодого человека Ливио Перетти. Народ по опыту знает, что паршивая овца найдётся в рядах любой партии и любого движения, даже самого чистого.Далее. На предстоящих выборах будут голосовать не за группировку, а за человека; граждане Рима должны решить, кто станет мэром города, то есть, выбрать одно лицо. Надо полагать, что цель операции в Боргезе — дискредитировать человека, которого правые экстремисты больше всего ненавидят и больше всего боятся. Кто может быть таким человеком в канун выборов?Таким человеком в канун выборов может быть только одно лицо: кандидат коммунистической партии.Даже без весьма прозрачных пророчеств экстремистской газеты о том, что нити следствия обовьются вокруг некой личности, принадлежащей к красной элите, Аввакуму нетрудно было придти к выводу, что X = Пьетро Фальконе.Это было не бог весть какое открытие; любой политически грамотный человек сделал бы тот же вывод; Аввакум очень хорошо знал, что его логическое “уравнение” — всего лишь общая установка, которая указывает, в каком направлении искать инициаторов преступления. Кто его организаторы, каково участие Ливио Перетти в этой афёре, где в настоящий момент находится “Даная” и (самое главное) каким образом исчезновение картины будет использовано для очернения Пьетро Фальконе — все это были величины неизвестные. X, Y, и Z; их значения следовало найти, чтобы спасти честь Пьетро Фальконе и помешать экстремистам добиться своего.Он даже не задумался над тем, благоразумно ли ему браться за этот гуж. Человек был в опасности; дело, святое для Аввакума, оказалось под угрозой; сложная игра предлагала ему напряжение нервов и ума; этого было достаточно, чтобы он всем своим существом почувствовал, что не может стоять в стороне. Мотивов с избытком хватало, чтобы он не рассуждая бросился на поиски серны, которая изображена на его любимом греческом кубке, что хранится дома, в Софии; серна — это символ истины, которая вечно бежит от человека, и за которой человек вечно гонится.Хорошо, но он находился в чужой стране и не имел под руками ни техники, ни сотрудников. Он приехал сюда в качестве археолога, чтобы собирать материалы для книги, и это была единственная сторона его жизни, которую он имел право открыть миру. Короче говоря, руки у него были связаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15