Он долго искал шляпу в коридоре, потом в комнате, наткнулся на чемодан, ругнул Хабиба, до сих пор не запустившего движок, и снова искал шляпу, забыв, что это Хабиб ведет там, внизу, машину все ближе и ближе к станции. Уже слышен шум мотора, а он все не может найти в полутьме эту проклятую шляпу. Она ему необходима с каждой минутой все больше. Наконец наткнулся на шляпу где-то под столом, плюнул на нее, разгладил рукавом поля, надел и распрямил плечи. Стараясь казаться подтянутым, бодрым, снова вышел в коридор. Хлопнули дверцы машины. Послышались голоса Хакимова, Хабиба и голос нового – сдержанный, корректный. Голос молодого преуспевающего человека. Он говорит «здравствуйте». Он говорит только это – «здравствуйте», но, боже мой, сколько всего слышится Строкову в этом обычном приветствии!Нет, нет, он не сможет ответить ему так же сдержанно и с достоинством. Он не выдержит. Голос у него задрожит и сорвется. Ни за что! Надо переждать, успокоиться. Он не должен показать ему свою слабость.Быстров решительно прошел по коридору, вошел в комнату, дверь которой открыл перед ним Хакимов. Лампочка под потолком мигнула и загорелась тусклым светом. На улице заработал движок. Быстров осмотрелся. Комната ему понравилась, он не ожидал увидеть здесь этого сурового, созданного годами уюта.– А где же мой предшественник?– Здесь был… Не знаю, может, в кишлак ушел.– Странно. Торопит, просит приехать именно сегодня, а сам даже не встретил.– Поискать?– Да нет, зачем же, мне, собственно, не к спеху. Это он спешил. * * * Ночь опустилась на станцию вместе с плотной, непривычной для Сергея тишиной. Давно уже остановили движок, и все, кроме дежурного, уснули. Но Сергей все ворочался с боку на бок. Попробовал закурить, но тут же начал задыхаться. Сказывалась нехватка кислорода на большой высоте. На новом месте всегда трудно уснуть, и ночь кажется бесконечной. Он думал о странном поведении своего предшественника, о холодности, с которой его встретил этот Хакимов. О том, что завтра примет станцию, станет здесь хозяином. Но и эта мысль не успокоила. Необъяснимая тревога, похожая на дурное предчувствие, овладела им. Напрасно он ругал себя, убеждал, что все дело в разнице высот, в разреженном воздухе. Тревога не исчезала. Он встал, подошел к окну. Пейзаж освещенных луной снежных вершин был неожиданно резок и печален. Частокол холодных зазубренных скал подбирался к самому окну станции. Все здесь выглядело мертвым и одиноким. «Как они здесь живут, в этой пустыне? – спросил он себя. – Долго ли я выдержу тут? До ближайшего кишлака сорок километров по этой проклятой дороге…»Отступать было некуда, поздно. Он почувствовал себя загнанным в ловушку. Сейчас ему казалось, что все было очень хитро и нарочно подстроено. Попов давно хотел избавиться от него. Издаст приказ о назначении на новую должность, и он останется здесь навсегда. Будет работать двадцать пять лет, как Строков… Двадцать пять лет в этой пустыне, с этими грубыми, неотесанными людьми, которые и двух слов по-человечески сказать не могут…Он не помнил, как заснул. Раз шесть просыпался в холодном поту и хватал воздух открытым ртом. Ему спились сплошные кошмары.Утро ворвалось в комнату целым потоком солнечных лучей. Сергей проснулся бодрым, несмотря на ужасную ночь. Наверно, повлияла чистота и свежесть горного воздуха. Даже короткого утреннего сна оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя вполне прилично. Он раскрыл чемодан, достал бритву и тут же услышал за дверью чей-то незнакомый скрипучий голос:– Завтракать будете?– Спасибо. Я лучше здесь.– У нас не ресторан.– Ну, хорошо, сейчас приду!Оттого, что утро началось с этого выпада, оттого, что понял, как непросто ему будет на первых порах, он вдруг почувствовал себя увереннее. Ночные страхи и кошмары развеялись. Предстоял деловой день, и раз уж ему не дают по-человечески привести себя в порядок, ну что же… Распахнул окно, зачерпнул полные пригоршни снега и растер ими лицо. Потом насухо вытерся полотенцем, надел чистую рубашку и, набросив куртку, вышел на веранду. Здесь над дымящимися тарелками супа молча сидели все сотрудники станции.Игнорируя подчеркнутую неловкость, он непринужденно поздоровался и, обернувшись к Строкову, спросил:– Вы, очевидно, и есть мой предшественник? – Спросил вполне доброжелательно, понимая, как важно с самого начала установить если не дружеские, то хотя бы деловые, не враждебные отношения с бывшим начальником.Но Строков даже головы не приподнял и ответ пробурчал в свою тарелку:– Представляться потом будете. Ешьте лучше, пока не остыло.За весь завтрак больше никто не проронил ни слова. У Быстрова после неудачного начала пропало желание устанавливать дружеские контакты.Торопливо прикончив раскисшие макароны с тушенкой, он встал и, не попрощавшись, ушел в свою комнату. Здесь его ждал еще один неприятный сюрприз. В распахнутом окне торчала ослиная морда. Услышав шаги, осел поднял голову, не выпуская, впрочем, из зубов свитер Быстрова, которым, очевидно, собирался позавтракать.– Даже эта скотина против меня!С досадой Сергей пнул осла, вырвал у него свитер и, совершенно расстроенный, опустился на кровать. Свитер был домашней вязки – к тому же подарок. Наташа связала его ко дню рождения. Сергей еще подумал перед отъездом, что наконец-то найдет применение этой красивой вещи. Теперь свитер превратился в сплошные дыры.Сергей так занялся разглядыванием свитера, что не услышал шагов в коридоре и, когда без стука открылась дверь, даже вздрогнул от неожиданности.Вошел Строков. Он вошел, расправив плечи, и, не посмотрев в сторону Сергея, прошел к полке. Долго там копался, достал какую-то папку, потом как бы между прочим спросил:– Когда собираетесь принимать станцию?– Что за спешка? Хотите поскорей уехать?– Я не спешу. Просто у меня есть приказ сдать вам станцию.– Да хоть сейчас, раз уж вы так любите выполнять приказы.Они встретились во дворе через полчаса. Строков ждал Сергея с большой конторской книгой в руках. Вначале процедура передачи забавляла Быстрова, потом начала раздражать. Строков водил его по всем комнатам и пристройкам, разыскивая каждую мелочь и отмечая ее птичкой в своей необъятной книге.– Пульт электрический – один… Снегозаборников – пять… Лотков динамометрических – три… – монотонно бормотал он, иногда надолго прерываясь, чтобы отыскать какой-нибудь запропастившийся штатив.– Павел Степанович, я вам верю! – наконец не выдержал Быстров. – Давайте подпишем акт – и дело с концом.Строков удивленно посмотрел на него поверх очков.– Нет, так нельзя. Я должен передать вам все по списку.– Ну, считайте, что я уже принял. Это же не Грановитая палата.– Это горная станция, – с достоинством ответил Строков. – И вы должны знать здесь каждую мелочь!Быстров приготовил ехидный ответ, но блеснуть остроумием на этот раз ему не удалось, Строков неожиданно исчез в похожем на погреб подсобном помещении и оттуда прогудел его голос:– Спускайтесь!– Что у вас там? – спросил Быстров.– Две бочки бензина, – донеслось из подземелья. – Четыреста литров… Спускайтесь.– Неужели будете отмерять кружкой?– Зачем кружкой, вы можете замерить объем, бочки полные.Слышно, как он стучит по бочкам.– Слышите?– Да-да, слышу. Вылезайте!Пока Строков, кряхтя, поднимался по ступенькам погреба, Быстров заметил за распахнутым окном веранды улыбающуюся Саиду. Она готовила обед, исподтишка поглядывая на Быстрова. За завтраком она ни разу не взглянула на него, наверно, из солидарности со всеми остальными. Сергей шутливо помахал ей в ответ на улыбку, и Саида сразу же исчезла.«Милая девчушка, – подумал Быстров, – не так уж тут и одиноко, если работать с такими радистками».Строков наконец одолел подъем. Из-за дома донеслись глухие удары, словно кто-то забивал сваи тяжелым молотом.– Что у вас там за грохот?– Дойдем и до этого. Здесь уголь, – указал под навес Строков. – Семь тонн.– Взвешивать, надеюсь, не будем?– … Без трехсот килограммов, – продолжал Строков. – Триста килограммов я отдал Бобо Кадыру из кишлака… Можете высчитать с меня.– Павел Степанович! Вы что – издеваетесь надо мной? – Уголь – семь тонн, – отметил Строков в книге. Они обогнули дом. Здесь Хакимов в тренировочном костюме упражнялся с гирями. Он легко подбрасывал их вверх, словно мячики, и, отпрыгнув в сторону, позволял гирям с глухим стуком падать на землю. Быстров невольно залюбовался сильными красивыми движениями Хакимова, а тот, словно но замечая посторонних наблюдателей, продолжал свои упражнения. Недалеко от него тоже, наверно, в качестве зрителя стоял осел.– Гири двухпудовые, две, – отметил в журнале Строков.– Вы еще осла не забудьте упомянуть.– Осел в инвентарь станции не входит! – почему-то запальчиво ответил Строков. – Это мой… – Он чуть было не сказал: «это мой друг», но вовремя остановился. – В общем, это мое животное.– Ах вот как…– Да уж так. Пойдемте в камералку.В рабочей комнате метеостанции стояло три стола, здесь было светло и просторно. На стенах висели погодные карты, на которых отмечались движения воздушных масс и проводились мантиссы температурных изменений. Между окнами отдельно от всех остальных висела большая схема лавиносбора. Под ней несколько чертежей снежных разрезов со всеми данными плотности и сопротивления образцов на разных глубинах. Графики температурных колебаний тоже дифференцированы по глубине. Такие подробные наблюдения обычно ведут только специальные лавинные станции.– А это что?Строков ответил с ехидцей:– Видите ли, в задачу станции входит также и наблюдение за лавиноопасными участками.– Вот именно «также», – тихо произнес Быстров, не желая начинать нового спора. – Что это за участок?– Официального названия у него нет. Отроги левого пятитысячника. Ниже горное плато.Сергей быстро просмотрел графики и чертежи. Что-то явно привлекло его внимание. Строков следил за каждым его движением с интересом, который, несмотря на все старания, ему не удалось полностью скрыть.– Любопытно… И что же, эти температурные сдвиги действительно имеют такую строгую цикличность?– Хотите посмотреть расчеты? – Строков торопливо подошел к полке и достал папку.Но интерес Быстрова уже угас.– Не надо. Я с ними знакомился в управлении. Ведь именно об этом участке шла речь в ваших докладных записках?– Совершенно верно. Я докладывал. Но, может быть, все же…– Нет, нет. Не надо. Тут все ясно. Особенно после съемки.– Съемка с воздуха не может вскрыть всех деталей, только на местности…– Да, разумеется, форма лавиносбора играет иногда решающую роль. В общем, участок сам по себе довольно любопытный. Чисто теоретически, конечно.– Так, может быть, сходим?– А далеко это?– Километров пятнадцать.– Далековато… Нет, посмотреть, безусловно, надо… Ну, давайте дня через два, вы ведь еще не уезжаете? – Быстров явно надеялся, что срок окажется неприемлемым для Строкова, тот так спешил с передачей, что наверняка уже заказал билет.– Сначала я должен передать вам станцию.– Но мы же почти закончили!– Все участки, на которых ведутся систематические наблюдения, я тоже обязан вам передать.– Может, еще заодно и горы, и облака, и прошлогодний снег?– Данные по снегосъемке района в прошлом году находятся в этом журнале.Чем больше выходил из себя Быстров, тем спокойнее, официальное и зануднее становился Строков. Он словно напяливал на себя защитные бюрократические доспехи, даже голос стал скрипучим и невыразительным.– Вы что, требуете, чтобы я осмотрел все участки обязательно в вашем присутствии?– В инструкции о порядке наблюдений на местности сказано, что передача участка новому наблюдателю…– Не надо. Я помню. Я приму их на местности. Давайте подписывать акт!Акт. В нем все дело. Быстров уже не мог сдержаться. Он понимал, что, подписав акт, сможет наконец избавиться от этого зануды. А он еще жалел его! Конечно, можно понять районное начальство. Если такой человек каждый день будет проводить в приемных, вместо того чтобы заниматься станцией, долго его не выдержат.Сергей не сомневался больше в правильности своего решения о немедленной замене Строкова. Неважно, что ему самому пришлось ради этого пожертвовать целым месяцем, зато он сможет навести тут порядок.Строков против подписания акта возражать не стал, понял, наверное, что перегнул палку с участками, и прекрасно. Чем скорее подпишут акт, тем лучше.Все же сначала они пообедали, за столом хранилось сосредоточенное, нарочитое молчание. «Ничего, – думал Быстров, – вот уедет Строков, я вас расшевелю». Он напрасно старался поймать даже взгляд Саиды. С девушкой нужно будет поговорить в неофициальной обстановке. Под бдительным оком Строкова лучше всего помолчать. Не хватало дать ему повод для перепалки при сотрудниках станции.«Непонятно, как к смене начальства отнесся Хаки-мов. Встретил он меня как будто вежливо, а сейчас тоже словно в рот воды набрал. Может, и это работа Строкова? Да нет, зачем ему настраивать против меня сотрудников, все равно уезжает, тут уж я хватил через край. Все объясняется куда проще. Они со стариком не один год работали вместе, расставаться всегда нелегко, а привыкать к новому начальству трудно. Ничего не поделаешь. Придется вам и меня полюбить. Готовит Саида неважно. С этим что-то нужно делать, нельзя все время есть консервы с переваренными макаронами. Вот только – что? Единицы повара в штате станции, к сожалению, не предусмотрено, а радистки курсы кулинарии проходить не обязаны».Строков достал из тумбочки аккуратно перевязанный глиняный кувшинчик и начал раскладывать из него по тарелкам куски ароматного желтого меда. Саида разливала чай из закопченного чайника, а Быстров все смотрел на положенный перед ним большой кусок меда и не мог понять, что означает этот жест Строкова. Попытка примириться? Тогда отказываться неудобно. Но он ничего не может с собой поделать – сладкое всегда вызывало у него отвращение. Он осторожно отодвинул от себя тарелку, стараясь не привлекать внимания, но Строков, конечно, заметил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15