https://wodolei.ru/catalog/vanni/Triton/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

КГБ может дотянуться до их родных: нажать, к примеру, на их начальство и поинтересоваться, а почему это у них работают люди, у которых родственнички неверно понимают материнскую заботу Родины и требуют себе всякие там инвалидные коляски или права без очереди садиться в автобус.
Дмитрий вернулся в комнату.
– Не пройдет и минуты, и вода закипит. Ну так, значит, вы американец? – спросил он и протянул Мартину руку. Но вдруг, увидев забинтованную правую ладонь Мартина, слабо улыбнулся:
– А-а, коллега-инвалид. Извините, – и протянул левую руку.
Рука у него была как камень. На костяшках пальцев набились твердые мозоли, пожатие оказалось мощным.
– Извините за негостеприимство. Вы застали меня врасплох. По одежде не скажешь, что вы американец.
Мартин надел потертый костюм и ботинки советского производства, купленные два года назад, вскоре по приезде в Москву. Он думал, что если в нем не смогут распознать с первого взгляда иностранца, ему будет легче общаться с людьми и изучать вопросы культуры. Но потом оказалось, что и с первого взгляда в нем сразу видели иностранца, да еще к тому же подозрительного, маскирующегося под своего, советского. На этот раз Мартин надеялся, что все же не вызовет подозрения.
– Наоборот, вы извините нас, что не предупредили вас о своем приходе, – сказал Мартин.
Дмитрий лишь пожал плечами – от этого движения, казалось, передернулось все его тело.
– Когда-нибудь и мне поставят телефон, – сказал он и выпустил ладонь Мартина. – Как это вас угораздило? – поинтересовался он, глядя на его перевязанную руку.
– Поскользнулся в ванной.
– Почему же КГБ не дает тебе покоя с этим злосчастным письмом? – спросила Алина.
– Почему? Спроси их: почему! Как в сталинские времена. Сейчас я сочиняю письмо товарищу Горбачеву, в нем и спрошу: почему. Посмотрим, сработает ли оно и отлипнут ли они.
На кухне засвистел чайник, и Дмитрии умчался из комнаты со скоростью метеора. Вскоре он позвал:
– Ну ладно, Аля, сдаюсь. Разрешаю прийти и помочь мне.
Она вышла и вернулась с типичным советским чайным набором – подносом, чашками и блюдцами из разных сервизов, чайником и маленькими розетками для варенья. Следом за ней появился и Дмитрий. Он лихо подкатил к низенькому столу, быстро расставил чашки и налил чаю.
– Из кого-то я сделаю хорошую жену, – сказал он. – Итак, американец Бенджамин Мартин, что привело вас в мои апартаменты? Аля что, знакомит вас со своими друзьями? Должно быть, она дошла до последней фамилии в своем списке, вот и привела вас сюда.
Он произнес эти слова как-то спокойно, без горечи и какого-то заднего смысла, но тем не менее Алина сразу же круто обернулась к нему:
– Ты и сам знаешь, Дима, что все это неправда, – обиженно заметили она.
– Разве? Ну, а зачем же ты тогда пришла?
Говоря это, он смотрел ей прямо в лицо. Черные волосы спустились ему на глаза, он резко мотнул головой, откидывая их назад, но глаз при этом от нее не отрывал.
– Я пришла, чтобы спросить: не видел ли ты Юрия?
– Потеряла его, что ли?
– Да, потеряла.
– И американец помогает тебе отыскать его?
– Да.
Она подчеркивала тоном свое твердое намерение вытерпеть все его издевки.
– Она что, уже ввела вас в свою семью? – спросил Дмитрий Мартина.
Алина помешала Мартину ответить, заявив:
– Боюсь, Юра попал в беду, Дмитрий.
– В таком случае ты поздно забеспокоилась.
– Что ты имеешь в виду?
Дмитрий несколько смягчил тон, но всего лишь чуть-чуть.
– Я не видел его уже несколько месяцев. Он приходил сюда зимой. Ему тогда приходилось туго, и ты просто обязана была встретиться с ним.
– Ну что же, вот она и пришла, – заметил Мартин. Он понимал, что не должен вмешиваться в их разговор, если хотел, чтобы Дмитрий занял их сторону, но ему уже осточертело ждать.
– А что у твоего американца общего с Юрой? – спросил Дмитрий Алину, не обращая на Мартина никакого внимания, будто он и не сидел рядом.
– Он вовсе не мой. И он тоже хочет помочь Юрию как и я.
– Это правда? – спросил Дмитрий Мартина, пододвигая ему чашку чая.
Он сделал это столь резко, что Мартин поспешил тоже ухватиться за чашку. Хотя их руки и не соприкоснулись, все же Мартин почувствовал присутствие чужой руки с другой стороны чашки, будто что-то неведомое связало их в этот миг. Тогда Мартин заглянул ему в глаза, темные глаза под черными волосами, но не прочел в них ничего.
– Это правда? Или вы просто хотите помочь Юриной сестренке?
– Был и другой американец, – объяснил Мартин. – Еще зимой, когда я и Алину-то не знал. Однажды поздно вечером Юрию понадобилось встретиться с ним, но они так и не встретились. Не в ту ли ночь он пришел к вам?
– Что же случилось?
– Тот другой американец был моим другом. Его убили той ночью.
Дмитрий пристально посмотрел на Мартина.
– Тяжело слышать такое, – сказал он наконец. – Думаете, это Юрий убил его?
– Нет, но полагаю, ему кое-что известно насчет этого. Он хотел что-то сообщить моему другу. Мне кажется, он и сейчас не прочь поделиться этим с кем-нибудь из американцев.
– А если захочет, то, может, и с вами?
– Может, и со мной. Мне кажется, тут выбирать не приходится.
– Да, таких немного, – с сожалением вздохнул Дмитрий, взяв ложечку варенья и запивая его чаем. Он взглянул на Алину:
– Аля, почему ты так долго не появлялась? За все эти месяцы не могла найти времени?
– Я не знала, что и делать, Дима. Что-то случилось с Юрой. – Я думала, что ты знаешь, но не хотела, чтобы из-за меня пострадал и ты. Я не хотела приносить беду в твой дом.
– Беду? Если ты имеешь в виду кагэбэшников, то они уже здесь.
– Почему он упомянул КГБ? – забеспокоился Мартин. Дмитрий искоса бросил взгляд на иностранца.
– Разве речь шла о КГБ? Может, я имел в виду мафию? Но ее еще здесь не было. Пока не было.
– А при чем здесь мафия?
Дмитрий лишь рассмеялся. Но на этот раз смех был с горечью, с печалью.
– Как это при чем? Разве Юра не связан с ней почти всю жизнь – с тех пор как демобилизовался из армии? Из той самой армии – да-да, вы правильно думаете, американец, – в которой я потерял ноги, «выполняя свой интернациональный долг» перед Родиной. Выполняя свой долг перед народом. Вот какую награду я получил за верную службу – потерял ноги, лучшего друга, жену, наконец…
– Не мели чепухи, Дмитрий! – потребовала Алина с резкостью, удивившей Мартина, который всерьез воспринял жизненную драму Дмитрия.
– Аля, ну пожалуйста, только послушай, – настаивал Дмитрий, но та не желала ничего слышать.
– Не надо всего этого, – закипела она. – Мы пришли, чтобы найти Юрия, а не ворошить снова эту старую историю. Ты знаешь, где он? Мы должны отыскать его!
Дмитрий, сгорбившись над чашкой чая, вздрогнул, как от физической боли.
– Да, я знаю, где он, – ответил он, поболтав чай. – Однажды ночью, этой зимой, Юрий пришел ко мне. Он сказал, что попал в беду и должен уехать из Москвы. Что за беда – не пояснил, заметил только, что лучше мне не знать об этом.
– А он ничего не велел передать мне? – спросила Алина.
– Нет, ничего.
– И сразу уехал?
– Просидел два дня. Потом уехал.
– Ну, а что он делал эти два дня?
– Глядел в окно. Что делать – он не представлял.
– И он даже не пытался известить меня?
– Нет.
– Куда же он отправился?
Дмитрий минуту-другую молчал, размышляя, а потом ответил:
– Я помог ему подыскать укромное место.
– Дима, Дима! Ты же знаешь, что я просто обязана разыскать его. Почему ты не хочешь помочь мне?
Алина чуть было не расплакалась. Mapтину даже захотелось погладить ее по плечу, чтобы успокоить. А Дмитрий в расстройстве закусил кончик своей бороды.
– Аля, почему ты не приходила ко мне, когда думала, что он здесь? Неужели я так уж отвратителен?
– Дима, ты же знаешь, что это не так! Я люблю тебя. Если бы я могла любить тебя так, как тебе хочется! Но я ничего не могу с собой поделать. Прости меня, я хотела бы, но не могу.
Дмитрий, забыв о Мартине, Алине и обо всем на свете, с трудом выговорил.
– Мне все равно, как ты любишь меня, Аля. Главное – ты знаешь, как я люблю тебя.
– Почему всегда все сбивается на этот разговор, Дима, – запротестовала Алина. – Почему? – Она поднялась из-за стола. – Я должна знать, где сейчас Юра. Скажи, Дима! Я сейчас ухожу, но мне нужно знать, где он! Можешь мне помочь?
– Да. Я помогу тебе, Аля, – с горечью ответил Дмитрий. – Ты же знаешь, что я всегда прихожу тебе на помощь. Если тебе нужна помощь, всегда зовешь Дмитрия. На что еще он годен!
– Остановись, Дима! Ты же прекрасный человек – и сам знаешь это! Не прикидывайся ползучей тварью!
– А я и есть ползучая тварь!
– Нет!
– Буду ползучей тварью, если тебе нравится.
– Нет, не нравится. Ну пожалуйста, скажи, где он сейчас.
– В Брянске, – как-то отрешенно произнес Дмитрий прямо в чашку. – У меня там дядька. Он раньше был лесником около Брянска, теперь живет на пенсии в деревне Старый Буян. Я достал Юрию билет на ночной поезд: спустился вниз и поднялся по лестнице – лифт частенько не работает – и отправил его к дяде Феде. Конечно, Юра привык отдыхать зимой в лучших местах, со Старым Буяном не сравнишь. Но и к нему, видать, привык – сейчас, летом, и там не так уж плохо.
Он посмотрел на нее снизу вверх:
– Ты что, хочешь прихватить и своего американца глянуть на него? Да живой он, живой! Благодаря Диме…
– Спасибо тебе, Дима, – поблагодарила Алина. Она произнесла эти слова тепло и мягко, быстро поцеловала его в голову и торопливо пошла из квартиры, не дожидаясь, пока Мартин последует за ней.

– 37 –

Суббота, 3 июня 1989 года,
2 часа ночи,
Киевский вокзал
Ночной поезд на Брянск уходил с Киевского вокзала в 2 часа 30 минут ночи согласно расписанию, придуманному в социалистическом обществе для наиболее эффективного использования подвижного состава, но отнюдь не ради удобств пассажиров. В Советском Союзе людей с избытком, а вот поездов не хватает.
В два часа ночи Киевский вокзал похож на огромный серый склад, набитый полусонными людьми, старающимися прикорнуть, где только возможно, будто для того, чтобы сохранить жизненные силы перед посадкой на поезд. Люди расположились на пластмассовых стульях оранжевого цвета, выбранного, видимо, специально, чтобы еще больше подчеркнуть отсутствие на вокзале всякого, комфорта. Ночь превращалась в тягостное сражение между оранжевой пластмассовой мебелью и людьми, стремящимися во что бы то ни стало соснуть хоть часок. Передвигался по залу лишь милиционер, тревожа спящих дубинкой: «Вокзал – не место для ночлега, граждане». До дальних рядов он не доходил.
– Я вам не поверил, когда вы сказали об этом, – промолвил Мартин, имея в виду милиционера. – Даже прожив в Союзе целых два года, я не верил, что такое может быть.
Он и Алина заняли стулья в самом дальнем ряду, у стены, откуда виден почти весь зал, а их увидеть трудно.
Высшее благо – это правильно вести себя в обществе.
Они приехали на вокзал на метро прямо из дома Дмитрия. В пути, когда рядом никто не стоял, они еще раз взвесили, стоит ли осуществлять задуманное: сесть на поезд до Брянска этой же ночью и отправиться разыскивать Юрия. Поскольку они уже настроились ехать, то обсуждали главным образом один пункт: не опасна ли такая поездка. Но они понимали, что если не уедут в эту же ночь, то потом возникнет столько непредвиденных обстоятельств, что им и не уехать вовсе: Мартин не имел права выезжать из Москвы без специального разрешения, которого у него, конечно, не было, ибо он его не испрашивал. Поездка могла отказаться бесполезной глупой затеей (в этом чувствуется голос Бирмана), или же к ней надо специально готовиться (опять голос Бирмана), или же подробно ее спланировать (и снова голос Бирмана). Но в то же время они твердо знали, что ехать нужно, так как другого удобного случая больше не представится.
Как оказалось, обстоятельства благоприятствовали им. Ночь была с пятницы на субботу – стало быть, Мартина в посольстве никто не хватится целых два дня. А самое благоприятное (и одновременно самое злостное нарушение установленного порядка) заключалось в том, что он никому не сказал, что собирался встретиться с Алиной. Если повезет, искать его никто не станет.
– Как же Дмитрий может жить один, так высоко, а лифт то и дело не работает? – спросил Мартин, припоминая события этого вечера, так как у него, по сути, впервые выкроилось время все как следует обдумать.
– Никак не может, – ответила Алина. – Но выбора у него нет. Квартира досталась ему по наследству. Он в ней вырос, жил вместе с родителями, а другой такой же хорошей и просторной ему никогда не дадут.
– Для него таких хороших квартир должны быть тысячи…
– Нет… для людей без денег места нет. Эта квартира его собственная, и государство не может ее отобрать. А чтобы получить другую, нужно ждать годы и годы. Другую квартиру он может только снимать, но на это у него денег не хватит. Его пенсия – семьдесят рублей в месяц, а частнику надо платить сотню. Этого позволить себе он не в состоянии – ему едва хватает пенсии на еду.
– Семьдесят рублей пенсии – ведь это очень и очень мало для героя войны, – заметил Мартин.
– Семьдесят рублей – это очень и очень мало для любого, а не только для героя. Ну, а что касается героя войны…
– Он потерял ноги в Афганистане?
– Да. Он ехал на танке, упал, и танк проехал по его ногам. В этой трагедии столько же смысла, сколько в любой жертве войны.
– Он сказал, что потерял и жену.
– Он наговорил много всяких глупостей.
По громкоговорителю объявили посадку на их поезд. Алина встала, потянула за собой Мартина, и они пошли на перрон по дальнему концу зала, избегая встречи с милиционером. Мартин надеялся, что в старом костюме и в этих ботинках он не будет бросаться в глаза.
– Держите язык за зубами, – напомнила Алина, – будем надеяться на лучшее.
Пока шли к вагону, он помалкивал. У лестницы в тамбур стояла проводница – круглощекая, полная женщина лет пятидесяти, с двумя золотыми коронками на зубах. Она проверила их билеты и проводила до купе, оказавшегося двухместным – Алина взяла билеты в спальный вагон «СВ». До Брянска езды всего пять часов, но проводница все равно опустила верхнюю полку и превратила сидячие места на нижней в лежачее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47


А-П

П-Я