https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/stoleshnitsy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Она с удовлетворением слышала, как шумно и, может быть, даже рассерженно дышит он за ее спиной.
Медленно текла в темноте Сурожь. Ночной мрак рассеивался у берегов, и было ощутимо, как темная вода стремится куда-то вниз, вдаль, к другим берегам и рекам.
Анна спустилась к самой Сурожи, вода вкрадчиво шелестела, омывая влажную землю, бессильная расплескаться, разлиться, затопить побережье… Всему своя мера, свое русло.
Было одиноко и даже страшно здесь ночью, на берегу у реки. Анна оглянулась. Бахрушин стоял рядом. Стоял рядом и ждал. Анна не знала чего, но чувствовала, что чего-то он ждет, хотя, может быть, сам не отдает себе в этом отчета.
Анна еще раз оглянулась.
— Что-то я ничего не пойму, — прошептала она, обращаясь больше к самой себе.
Но Бахрушин услышал.
— Чего не поймете? — быстро спросил он.
— Ничего не пойму, — негромко сказала Анна, глядя на бегущую воду.
Все было неясно сейчас на реке. Неясно, неверно, обманчиво.
Анна отошла от берега. Села. Провела возле себя по траве рукой.
— Роса…
Бахрушин скинул пиджак, бросил на землю.
— Так удобнее, Анна Андреевна…
Анна села на пиджак, так было сухо, тепло. Бахрушин тоже сел рядом. Стало еще теплее.
Бахрушин боялся пошевелиться, его плечо только слегка касалось плеча Анны.
— Вы любите…
Анна спросила было и замолчала. Ей хотелось знать, что любит Бахрушин, но она не знала, что он может любить.
Бахрушин заглянул ей в лицо.
— Чего любите? — с готовностью переспросил он.
— Я не знаю что, — сказала Анна. — Сидеть вот так на берегу. Думать, плыть, пить, петь.
Бахрушин усмехнулся.
— Ну, пить все пьют…
— Не знаю что, — сказала Анна. — Но что-то надо любить.
Она замолчала. Ей хотелось бы сейчас плыть, плыть. Уплыть…
Бахрушин осторожно притронулся к ней рукой, положил ладонь на колено. Ладонь была горячая. Сразу стало смутно и томно.
Анна не отстранилась. Она могла бы еще встать, но было даже приятно, что так кружится голова. Бахрушин осмелел, и она не противилась. Все плыло вокруг, ни о чем не хотелось думать…
X
Первая любовь обрушилась на нее внезапно. За минуту она еще не думала о ней.
Анна только что кончила техникум. Сданы были зачеты, получены отметки, осталась практика.
Выпускники проходили практику в пригородном совхозе. Кое-кто переселился в совхоз, но большинство продолжало жить в городе. С утра ехали в пригородном поезде, добирались в совхоз на попутных машинах, а вечером возвращались обратно. В то лето почему-то ни когда не хотелось спать. Пахали, сеяли, пропалывали посевы. Все с шуточками, с песнями, со смешками Ужинали в столовой совхоза и возвращались вечером в город. Разбегались по домам, переодеться, принарядиться, и шли на Советскую, а потом на набережную или в городской сад. Сперва девчонки шли вместе, стайкой, ребята двигались сзади. Потом вместе сидели над рекой, на скамейках и прямо на земле, пели песни, потом всей компанией шли есть мороженое, потом опять в городской сад. Парочки отпочковывались, пропадали вдруг в темноте. Пели, молчали, никак не могли разойтись…
Однажды после работы Анна шла с подружками в городской сад. С Таней Грушко и Машей Гончаровой И вдруг появился он…
Совсем не такой, как все. Какой-то удивительный! Загорелый, ласковый, добрый. Она сразу поняла, что он добрый. В морской форме, с крылышками в петлицах. Лейтенант. Нет, старший лейтенант. Ей показалось, что он намного старше ее. На самом деле он был старше ее на пять лет. Невысокий, а стройный…
— Толя! — вскрикнула Маша.
— А я и вышел, чтобы встретить тебя, — сказал лейтенант.
Маша познакомила его с подругами.
— Мой двоюродный брат. Приехал в отпуск. Летчик. Из Севастополя.
— Гончаров, — назвался он.
Вместе с девушками он пошел в городской сад На следующий день опять встретился с ними. В руке у него были ландыши. Шесть букетиков, каждой по два.
Анна не помнит, как они отстали от компании. Она понимала одно — пришло счастье. Ему невозможно сопротивляться. Да и не нужно.
Мальчишки в техникуме иногда целовали ее, и она отвечала им. Беглые, ничего не значащие детские поцелуи. Толя поцеловал ее тоже очень нежно, очень осторожно, а ее сразу пронизало ощущение, что он может делать с ней все, что захочет.
Она ехала утром на практику, а в голове было: Толя, Толя, Толя…
— Какие у тебя гнезда? — говорил агроном Золотов, ее преподаватель.
— Какие гнезда? — спрашивала Анна.
— Разве так сажают кукурузу? — говорил Золотов. — Сколько ты кладешь в лунку зерен?
— Какую кукурузу? — спрашивала Анна…
Толя ждал ее у въезда в город.
Она выпрыгивала из кузова и попадала ему прямо в руки. Неумытая, в пыли, в ситцевом сарафане, с открытыми загорелыми плечами…
Он обнимал ее, и они уходили. Им уже ни до кого не было дела.
Через две недели они зарегистрировались, и он сразу увез ее в Севастополь. Мальчишки в Пронске торговали сиренью. Толя, кажется, скупил всю сирень. Он завалил сиренью все купе. У него оставалось мало денег, но он не мог везти Анну в жестком вагоне. Какой-то тип, сосед по купе, запротестовал: «Мы задохнемся, у всех разболится голова!» Толя не стал спорить. Он ушел и купил еще два билета. Всю дорогу они ехали вдвоем в четырехместном купе. Он был совсем сумасшедший и щедрый. Он всегда был щедрый. С Анной. С товарищами. С незнакомыми людьми…
Толя увез ее в начале лета, и не прошло года, как Анна родила девочку. В апреле. Назвали они ее Женей. Толе нравилось это имя.
В июне началась война. Немцы принялись бомбить Севастополь. Население города срочно эвакуировалось. Старшему лейтенанту Гончарову разрешили самому вывезти на самолете свою семью и семью еще одного товарища. На Кавказское побережье. В самом начале боевых действий он на целые сутки был отпущен для устройства личных дел.
Он долетел до Туапсе, сел с женой и дочерью в поезд, довез их до Белореченской.
В станице Белореченской жила его тетка, у нее был дом, сад, хозяйство. Думалось, сюда не доберется война.
Анна пошла проводить мужа до станции.
Поезда шли на юг уже без расписания, везли солдат, оружие, технику.
— Ну, Аннушка…
Они постояли у водонапорной башни. Анна упала бы, не будь рядом Толи. Вот и вокзал. Толя зашел к дежурному по станции.
— Садитесь, товарищ офицер, на любой пассажирский поезд.
Вышли на перрон. Подошел поезд. Толя обнял жену.
— Умирать буду, Аннушка, тебя назову…
— Нет, нет!
Что она могла еще сказать?
Поезд отходил. Толя взялся за поручень, подтянулся. Встал на ступеньку и поплыл. Мимо всего того, что оставлял в Белореченской. Все дальше и дальше.
Анна посмотрела вслед поезду.
— Толечка, Толечка…
Вот и нет его. И никогда не будет. Больше она никогда его не увидит. Не получит от него ни письма, ни привета, и только через два года найдет ее запоздалая похоронная.
XI
Они вышли в обеденный перерыв — Анна и Бахрушин. На их уход обратили внимание, вместе они никогда не уходили из отдела.
— Куда это вы? — удивилась Машенька, помощница Алексея.
— В загс, — серьезно сказал он.
— Вы скажете… — Машенька не поверила. — Нет, правда?
— Правда, — подтвердила Анна.
Машенька обиделась.
— Как хотите. Можете не говорить. Я бы тоже с вами пошла…
До загса было рукой подать.
Заведующая загсом осведомилась:
— Какую фамилию выбираете? Бахрушины?
Дав согласие выйти за Бахрушина, Анна решила переменить фамилию. Она и по пути в загс думала, что переменит фамилию. Но сейчас не могла. Не могла изменить Толе. Переменить фамилию — это все равно что отказаться от Толи.
— Нет, останусь Гончаровой.
— Для чего? — возразил Алексей. — Для чего это тебе?
Анна упрямо наклонила голову.
— Так лучше…
На то, чтобы расписаться, ушло пять минут. Заведующая поздравила их: «Поздравляю». Вот они и стали муж и жена. На всю жизнь. Неужели на всю жизнь?
За дверью Алексей сразу спросил:
— Для чего ты оставила старую фамилию?
— Так удобнее, — объяснила Анна. — Работаем вместе, незачем привлекать внимание.
В этом был резон. Алексей подозрительно взглянул на жену и ничего не сказал. Может быть, она и права. Все равно изменить уже ничего нельзя.
До замужества ни Анна не бывала у Бахрушина, ни он у нее. Виделись на службе, встречались на вечеринках, ходили вместе гулять или в кино, но дома друг у друга не бывали. Зайди в таком городке, как Сурож, в дом к неженатому мужчине, сразу поженят.
Они вместе пошли с работы, все девушки из отдела с любопытством смотрели им вслед…
Анна погладила Алексея по руке. На шесть лет он старше ее. Молодой, высокий, красивый. Да, красивый. Лицо немного насуплено, но красивое. Прямой нос, черные брови, серые внимательные глаза… Нет, это поддержка, поддержка!
— Теперь ко мне зайдем? — спросила Анна.
— Зайдем, — согласился Алексей.
— Я познакомлю тебя с Женечкой, — с тревогой сказала Анна. — Как-то вы с ней поладите…
— А почему не поладим? — даже обиделся Алексей. — Неужто не найду к ней подхода?
— А как тебя представить? Что сказать?
— А чего раздумывать? Отец… Отец вернулся с войны. Так и скажи!
Анна вздохнула. Алексей был и прав и не прав…
— А ты не пожалеешь?
— Да я ж тебя люблю!
— Ну смотри, Алеша. Только не подведи…
— Все будет как по нотам, — успокоил ее Алексей. — Да что она понимает!
— Ну что ты, — возразила Анна. — Она уже большая.
Они подошли к дому Ксенофонтовых.
— Ты и с тетей Дусей поласковей, — попросила Анна. — Она, случается, скажет что, но она душевная.
— А что нам тетя Дуся? — Алексей пожал плечами. — Отсюда все равно уезжать.
Вошли в дом, хозяйки не было. Женечка сидела на постланной через комнату дорожке, сотканной из цветных шнуров, играла с куклой.
Увидев мать, оторвалась от игры, побежала навстречу.
— Как ты рано, доченька? — удивилась Анна. — А я хотела идти за тобой.
— Меня тетя Дуся привела…
Девочка увидела Алексея, замолчала, вопросительно взглянула на мать.
— А кого я к тебе привела! — воскликнула Анна нарочито радостным голосом… Она и смущалась и робела почему-то перед дочерью, хотя Женечке шел всего шестой год.
Девочка перевела взгляд на Алексея.
— Это папа твой… Папка!…
У Анны перехватило дыхание, комок непрошеных слез подкатил к горлу, она проглотила его, схватила дочку в объятия.
— Это наш папа, — повторила она, принуждая себя говорить спокойнее, разумнее. — Вот он и вернулся с войны. Помнишь, я тебе говорила? Вот, вернулся…
Анна посмотрела на Алексея. Он тоже был смущен и растерян, она это видела. Высокий и сильный, он стоял с опущенными руками, не догадываясь, куда их деть.
— Бери же, бери… Анна протянула ему Женечку.
Он осторожно взял ее на руки. Женечка с любопытством смотрела на Алексея.
— Господи, какие вы смешные! — произнесла Анна. — Да поцелуйтесь же!
Алексей осторожно поцеловал девочку в щеку, помедлил, поцеловал еще раз, и Женечка вдруг потянулась к нему и звонко чмокнула его в губы.
— Ну вот и все в порядке, — облегченно засмеялась Анна. — Все в порядке, все хорошо, все хорошо, — повторила она несколько раз. — Вот мы и вместе, вместе…
Она услышала за перегородкой шаги.
— Тетя Дуся? Тетя Дуся! — позвала она хозяйку. — Идите сюда!
Тетя Дуся вошла, остановилась у порога, недоверчиво взглянула на Алексея.
— Вот я и нашла Жене отца, — возбужденно сказала Анна.
— Понима-аю, — протяжно произнесла тетя Дуся. — Ну что ж, совет да любовь…
Она замолчала, но в ее молчании таилось много вопросов.
— Нет, Евдокия Тихоновна, все будет хорошо, — твердо сказала Анна. — Вот увидите.
— Дай-то бог, — ответила хозяйка. — Вы женщина хорошая.
— И он хороший, — сказала Анна, указывая на Алексея.
— Ну, в этом мы уж с тобой сами разберемся, — сухо выговорил тот, по-видимому досадуя, зачем Анна берет в судьи какую-то тетю Дусю.
— Да нет, я ничего, — примирительно отозвалась тетя Дуся. — Вас не хают.
— А вы разве знаете меня? — настороженно осведомился Алексей.
— В таком городе, как наш, каждый каждого знает, — ответила тетя Дуся. — Вы же с Аней в одном заведении служите.
Она приняла Женю из рук Алексея.
— Поди ко мне, моя звездынька…
— Садитесь же, — сказала Анна, ни к кому в отдельности не обращаясь.
— Аня теперь уедет от вас, — сказал Алексей.
— Я понимаю, — согласилась тетя Дуся. — У нас тесно.
— Да и вообще, — объяснил Алексей. — Она работает, а у меня мать. Есть кому присмотреть за ребенком.
— Отмечать-то будете? — полюбопытствовала тетя Дуся. — Такое событие!
— А мы сегодня и отметим, — спохватился Алексей. — Я сбегаю, Аня. Хозяйка твоя права, надо же выпить на прощанье.
Он тут же ушел и вскоре вернулся с конфетами для Женечки, с колбасой, с сыром, с бутылкой вина и бутылкой водки.
— Не обессудьте, сами напросились, — пригласил он тетю Дусю. — Поужинаем, так сказать, в ознаменование.
Они сидели за столом, когда вернулся Гриша. Его тоже пригласили. Сначала он отнекивался, потом сел.
— Я не пью, — отказался он.
— Мы тебе десертного, — примирительно сказал Алексей.
— Уезжают от, нас, — произнесла мать Гриши.
— Ну и правильно, — сказал Гриша. — Хорошо, что мне мало лет, а то давно бы сплетни пошли.
— Ты скажешь! — сказала мать.
— Я смотрю в суть вещей, — сказал Гриша.
Пили все. Тетя Дуся раскраснелась, всплакнула было, потом принялась петь. Пил Алексей, помногу и часто, но не пьянел, только бледнел и неотрывно смотрел на жену. Словно хотел заслонить ее от всего мира. Даже Гриша после двух рюмок раздобрился, принес гитару, принялся аккомпанировать матери. Не пила одна Анна, держала Женечку на коленях, разговаривала, а где-то внутри себя все думала, думала, а о чем — не очень хорошо понимала.
— Вам весело? — спросил вдруг Гриша Алексея.
— Весело, — искренне сказал тот. — А что?
— Ничего, — ответил Гриша. — В таком случае я ошибся.
— Ты много еще будешь ошибаться, — сказал Алексей. — А я не ошибаюсь.
Домой он не пошел, остался ночевать у Анны.
XII
В воскресенье Алексей повел Анну знакомиться с матерью. Он жил на другом берегу Сурожи, идти надо было через мост. Улица, на которой он жил, была тихая, сонная, огороды тянулись от домов до самой реки. Алексей жил в маленьком флигельке — комната и кухня, — но все ж таки в отдельной квартире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37


А-П

П-Я