https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/vreznye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Лишь очень редко приходится видеть, чтобы красота и ум шли рука об руку в таком согласии. Когда я поинтересовалась пищевым режимом мистера Универсума, он ответил скромно, как все великие люди: «Я съедаю много картошки и сыра и пью пиво изготовления моего отца».
В обширном саду, где растут розы всемогущего, есть только один мистер Универсум. Теперь он получил более пяти тысяч брачных предложений, автомобиль стоимостью в шесть тысяч долларов, несколько сотен золотых пивных кружек и…
— Довольно, довольно! — вскричал Джерри и, оттолкнув жену, бросился выключать радио. — Я больше не могу это терпеть.
Джоан была поражена.
— Джерри, милый, что с тобой? Ты так бледен…
— Надоело… Сыт по горло!..
— Тебе надоела я?
— Нет, жизнь! Жизнь надоела…
Джерри стоял посреди комнаты, схватившись за голову.
— Ах, боже мой, — забеспокоилась Джоан. — Не болен ли ты? Ах, это ужасно… и страховка еще не утверждена! Иди, я уложу тебя отдохнуть. Ты не должен еще умирать! Подожди хоть пару дней… Скажи, что ты меня любишь.
С помощью жены Джерри доплелся до постели и устало сказал:
— Не спрашивай об этом так часто, а то наступит инфляция.
10. ДЖОАН ПОВРЕЖДАЕТ СЕБЕ СПИНУ И ПРИБЕГАЕТ К ПОМОЩИ СПЕЦИАЛИСТА
— Как прошла вторая ночь? — спросил мистер Риверс, когда Джерри явился следующим утром на прием, сонный и бледный.
— Спасибо, Исаак! Во всяком случае, я не могу пожаловаться на однообразие. Программы хватило до утра. Жена уснула только час назад.
Исаак не мог допустить, чтобы человек, столь недолго наслаждавшийся супружеским счастьем, уже стал циником. Он наивно полагал, что бледность его коллеги — живое свидетельство изнурительного счастья.
— Возможно, ты совершил как раз правильный выбор… — продолжал Исаак.
— Я ведь не знаком с твоей женой. Слышал только, что говорят о ней… Разные слухи…
— Что о ней говорят? — насторожился Джерри.
— Да ничего… Не стоит обращать внимания.
— Пожалуйста, расскажи. Не беспокойся за меня.
Исаак сделал вид, будто старается что-то вспомнить, и затем медленно проговорил:
— Твоя жена — опытная женщина. Она умеет обращаться с мужчинами…
— Что о ней говорят? — закричал Джерри.
— Да ну, ничего особенного. Я не хочу мешаться в ваши дела.
— Исаак! Раз уж ты начал — говори до конца. Это нисколько не помешает моему счастью.
— Я знаю. Каждый влюбленный слеп. Бессердечная женщина делает добросердечного человека безголовым.
Джерри вышел из терпения.
— Почему ты крутишь вокруг да около? Я еще раз спрашиваю: что о ней говорят?
Исаак посмотрел на него отеческим взглядом и сказал серьезно:
— Рассказывают, что прежние мужья твоей жены умерли при несколько странных обстоятельствах и что они незадолго до своей кончины успевали солидно застраховать свою жизнь. Впрочем, все это, конечно, скверные сплетни и праздные домыслы, которым не следует придавать никакого значения. Я, во всяком случае, рад, что вы подошли друг другу и что вы счастливы — это, между прочим, большая редкость в наше время. Ну, Джерри! Что с тобой? Эй! Ты что, не слышишь меня?
Джерри точно окаменел. Он молча устремил взгляд прямо перед собой. Затем — словно ноги у него подкосились — опустился в кресло, тяжело вздохнул:
— Спасибо, Исаак… Ты оказал мне большую услугу, рассказав это…
Будучи прирожденным оптимистом, Исаак имел обыкновение утверждать, что черное — это белое. Но сейчас он видел действительно белым только лицо Джерри. Он встревожился.
— Да ты не принимай этого так близко к сердцу. Ты ведь, кажется, уже должен знать, что сплетни — это словно мелкие шпионы, которых хоть и боятся, но презирают. Сначала один сообщит другому какой-нибудь вздор по секрету, этот другой передаст третьему, и пойдут рассказывать, точно большую новость.
— Это была действительно славная новость, — промолвил Джерри мрачно. — А теперь я, со своей стороны, могу рассказать и продолжение этой истории. Исаак, я вчера вечером застраховал свою жизнь.
— Отлично! Так должен делать каждый.
— На большую сумму…
— Ты поступил разумно. Я тоже застраховался на три тысячи.
— Я — больше. Много больше.
— На сколько?
— На сто тысяч долларов.
Теперь наступила очередь Исаака побледнеть. Сначала он перекрестился, потом выругался и наконец спросил:
— Ты был трезв?
— Да.
— Невозможно. Если ты не пил, то не иначе, как жена выпила весь твой ум. Сто тысяч долларов! Ты знаешь, сколько это?
— Конечно. Это большая сумма. Двадцать три миллиона финских марок, если считать по официальному курсу.
— Больше, больше! Черт возьми, гораздо больше! Только миллионеры могут платить за такую страховку! Джерри, ты глуп, или просто сумасшедший. Твоего годового заработка не хватит на страховые взносы!
— Я знаю.
— Знаешь! Так что же ты тогда думаешь делать?
— Занимать деньги и жить в кредит. Каждый человек может быть богатым, если только вообразит себя таким и станет жить в долг.
Исаак, казалось, был уже на грани отчаяния.
— Джерри, не будь сейчас время начинать прием, я бы пошел вместе с тобой и напился. Вином можно залить все, кроме правды, — а теперь я хочу знать, где же правда?
— Этот самый вопрос давным-давно задавал еще мистер Пилат.
— Но тогда еще не было долларов.
— Однако гангстеры были. Исаак, если со мною случится что-нибудь неожиданное, прикажи мое тело сжечь и перешли пепел в Финляндию…
Исаак попробовал было все свести к грубой шутке:
— Зачем пепел посылать в Финляндию? Они же там не разберутся и примут его за лекарство от рака…
Беседа на этом оборвалась, так как пришли на прием первые больные и хиропрактики снова открыли свой позвоночный театр. Джерри для начала досталась мисс Рэчел Симпсон, которая в течение одиннадцати лет была постоянной пациенткой мистера Риверса и которую Исаак называл «заждавшейся девицей», поскольку она уже была ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти. Мисс Симпсон беспредельно любила птиц. Она всюду носила с собой клетку, в которой находились ее маленькие любимцы — Джек и Муриель.
— Я не могла бы и минуты прожить без канареек, — сказала мисс Симпсон, укладываясь на столе хиропрактика обнаженной спиною кверху.
— Птицы очень милы, — согласился Джерри, устанавливая электромассажер на пояснице мисс. — Так не беспокоит?
— Нет, ничего. Они больше чем милы. Это маленькие ангелы. Я слышала, что вы, доктор, женились?
— Да, на днях. Так не беспокоит?
— Я только сегодня узнала об этом. Не беспокоит, хотя здесь немножко беспокоит…
— А здесь?
— И здесь тоже. Вы впервые женитесь?
— Впервые.
— Ну, тогда в этом есть хоть какая-то новизна… И я было собиралась однажды выйти замуж. Но выяснилось, что жених мой не любит канареек, — и мы вовремя расстались. Всегда лучше разойтись до венчания. А в настоящее время мне мужчины не очень-то и нужны. Если бы вы знали, доктор, как мило бывает проснуться ранним утром от щебетания Джека и Муриеля! Совсем другое слышу я за стеной, у соседей. Каждое утро там раздается грубый мужской голос: «Где мои ботинки? Ну, вставай поживее, корова, заштопай мне носок!» Ох, это ужасно, доктор. Поистине ужасно! Когда Джек и Муриель получают свой завтрак, они благодарят меня приветливым взглядом и веселым пением, — а в это самое время за стеной слышится раздраженный мужской голос: «В какой лавке резиновых изделий ты купила эту ветчину? Когда ты научишься жарить яичницу!» О, это совершенно ужасно! Когда я ставлю в клетку чашечку с водой, то Джек и Муриель начинают плескаться в ней, такие счастливые, и грациозно благодарят меня. А от соседей доносится отвратительное рычание: «Жена! Опять вода для бритья слишком горяча! Ты что, принимаешь меня за свинью, которую надо ошпарить? Принеси холодной воды! Да тише ты, не толкни — хочешь, чтобы я порезался!» О-ох, доктор! Такие возгласы я слышу за стеной каждое утро! Поэтому-то я и не хочу выходить замуж…
— Так не больно?
— Немножко. Для каждой женщины замужество — это страдание…
— Выпрямите руки и совсем расслабьте их, а подбородком упритесь в подушку. Беспокоит?
— Чуть-чуть, но это ничего… Причем от мужчин ведь и не освободишься потом до самой смерти! Когда Джек и Муриель умрут, я велю набить их чучела, и они будут украшением на моем зеркале…
Джерри молча слушал. Он завидовал канарейкам и всем мужчинам, которым был дан развод до женитьбы. Мисс Симпсон, получив электромассаж и разминку спины на все три доллара, почувствовала себя счастливейшим человеком на свете. А Джерри мучился подозрениями. День до обеда тянулся долго, как агония паралитика. Для Джерри было очень слабым утешением то, что он умрет богатым. Когда он около полудня пришел домой готовить жене завтрак, Джоан еще лежала в постели, просматривая новый комикс. Джерри приготовил еду и позвал жену к столу, но она попросила подать ей завтрак в постель. Ее желание было исполнено.
Воцарившееся за едой тягостное молчание нарушила Джоан:
— Джерри, что ты имел в виду этой ночью, когда назвал меня веселой Магдалиной, а моего брата — инквизитором?
Я хотел сказать именно то, что сказал.
— Ты хотел нас оскорбить?
— Нет, я сказал это в виде комплимента.
— Ах, какой ты милый! Ты используешь такие тонкие сравнения! Джерри, ты был на войне?
Хиропрактика удивил этот вопрос, который свалился на него совершенно неожиданно.
— Да. Даже на двух войнах.
— Наверно, это было увлекательно? Поразительно интересно?
— Ужасно. Безумно.
— Правда?
— Тебе надо было бы увидеть огромные кладбища Европы, чтобы…
— В Америке есть кладбища во много раз больше.
— Неужели и кладбища здесь величайшие в мире?
— Конечно… Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Кушай, пожалуйста, пока не остыло.
Оставив жену одну, Джерри пошел на кухню. Он чувствовал усталость. Все ему надоело. Еда, купленная в кредит, казалась невкусной. Не съев и половины, он собрался уходить. Джоан нахмурилась. Она ждала десерта: маленьких супружеских ласк, слов, не имеющих значения, и поцелуев, которые надо поскорее разменять, как фальшивую монету. Она получила все это, но слишком мало, и только после того, как попросила.
— Ты еще ни разу не сказал, что любишь меня, — недовольно проговорила Джоан, удерживая мужа в дверях.
— Разве это так необходимо? — отвечал он деревянным голосом.
— Я думаю! Ты еще не знаешь женщин. Тебе следовало бы почаще ходить в кино.
Джерри заставил себя на минуту стать актером и попытался подражать кинообразцам. Джоан была счастлива. Но и теперь она выпустила мужа не сразу.
— Джерри, ты должен отнести мои картины в багетную мастерскую, чтобы их вставили в рамы. Надо заказать очень красивые рамы.
Джоан сунула мужу под мышку десяток своих пастельных работ. Проходя мимо соседнего дома, Джерри бросил их в открытое окно подвала и почувствовал, что сделал хорошее дело: оказал большую услугу мировому изобразительному искусству. Он стал пессимистом не на шутку.
Через три дня Джоан объявила мужу радостную новость:
— Милый, я так счастлива! Так ужасно счастлива!
— Уж не собираешься ли ты сказать, что ждешь ребенка? — спросил Джерри подозрительно, ибо ему ничто не казалось уже невозможным.
— Нет, конечно. Что ты! Это же наоборот, было бы просто кошмарно! Ни одна современная женщина теперь больше на захочет рожать. Да в этом вовсе и нет надобности. Если вздумается иметь ребенка — их можно сколько угодно купить в Канаде, по тысяче долларов за штуку. Видишь ли, в Канаде рождается так много внебрачных детей, что их продают даже сюда, за границу. Чарли когда-то занимался этим бизнесом…
— Но ведь это незаконно, преступно!..
— Разве? Нет. Может быть, в Европе — но не здесь. В Америке можно покупать и продавать все что угодно… Но, милый, я же чуть-чуть не забыла рассказать, какое у нас счастье! Ты знаешь? Твоя страховка утверждена!
Джоан достала из-за пазухи страховой полис и подала его мужу.
— Первый взнос надо уплатить в течение сентября, — заметила она как бы между прочим.
Джерри даже не хотелось разворачивать документ. Он только спросил угрюмо:
— А сколько это — первый взнос?
— Не так уж много. Четыре тысячи долларов, с небольшим.
— Четыре тысячи! Ведь это больше моего жалованья за целый год! И я должен платить два раза в год по четыре тысячи! Джоан, тут вовсе нечему радоваться. Мы не в состоянии выплачивать такие суммы.
— Почему же не в состоянии?
— Нет денег.
— Да, но ведь ты можешь занять. Послушай, ты как-то говорил, что мистер Риверс богат. Займи у него.
— Невозможно, невозможно, Джоан.
— Потом ты говорил, что какой-то мистер Крез тоже богат. Нельзя ли занять у него?
— Нет. Он умер…
— Ах, какая досада! Как раз теперь, когда мы так нуждаемся в его помощи! Когда он умер?
— Примерно две тысячи четыреста лет назад.
— Джерри! Ты с ума сошел! Тогда же тебя и на свете не было. Тогда еще не было даже Америки.
— Но Лидия была…
— Джерри! Не смей говорить мне о своих знакомых женщинах! Я нисколько не ревную, но все-таки не выношу, когда мужчины говорят о своих прежних связях. Кстати, кто такая эта Лидия?
Джерри устремил взор далеко-далеко, в невозвратное прошлое, и заговорил, точно прорицатель в вещем сне:
— Древняя страна в западной части Малой Азии, независимое государство, которое простиралось вплоть до реки Халис на востоке. Ее последнего властителя Креза победил царь Персии Кир в 546 году до нашей эры… Крез был богат; он был богаче мистера Риверса… У него было больше имущества, чем у меня долгов… Действительно, если бы я был даже самим Крезом…
— Ты говоришь так сбивчиво, Джерри. Ты же знаешь, что в Америке есть миллионы людей, гораздо более богатых, чем мистер Крез. Зачем же ты говоришь о такой старине?
— Затем, что у меня других богатых знакомых нет, — ответил Джерри уныло и сунул страховой полис к себе в карман.
— Отдай эту бумагу мне, — поспешно сказала Джоан. — Ты можешь потерять ее, и тогда я не…
Джоан проглотила последние слова этой фразы и старалась придумать взамен какую-нибудь отговорку:
— Я хотела сказать… Лучше, если мы будем хранить этот документ дома…
Ложь — очень неполновесный заменитель правды, однако все-таки имеет широкое хождение среди людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39


А-П

П-Я