– Он уехал отдохнуть и развлечься, – последовал ответ. – Сначала в Гоа, потом – в Штатах. У богатых свои причуды…
Тони тоже переоделся – в темно-зеленую тенниску и льняные брюки свободного покроя. На ногах у него были кожаные плетеные сандалии от Гуччи наимоднейшего фасона: Тони мог себе позволить такую роскошь в одежде.
– А его возлюбленная? Она уехала вместе с ним? – спросила Карен, с равнодушным видом перекидывая через плечо ремень парусиновой сумочки.
– Возлюбленная? Какое милое старомодное словечко! – с усмешкой отметил Тони, и по его лицу она поняла» что ей не Удалось скрыть от него свой живой интерес к персоне маркиза. – Ты так величаешь кого-то из его бесчисленных шлюх? Советую листать бульварные газеты, из них ты узнаешь много интересного о пашем хозяине.
– Помня твой прежний совет всегда быть начеку, я уже кое-что о нем выведала, – призналась Карен. – Это правда, что у него десять содержанок?
– Сейчас всего четыре, – поморщившись, сказал Тони. – Журналисты вечно все преувеличивают.
– Как? У пего только четыре наложницы в гареме? Бедняжка!
Карен состроила уморительную рожицу. Это весьма позабавило Тони. Он предполагал, что так она пытается скрыть свое разочарование в маркизе, которого представляла себе безупречным рыцарем на белом коне. Карен все еще не рассталась с наивными девичьими мечтами, хотя ее и трудно было заподозрить в этом, глядя на ее великолепное женское тело.
– Маркиз никогда не берет в путешествие любовниц, – добавил Тони, пока они шли к автомобилю. – Он еще ни разу не отступил от этого правила. Мне кажется, что по своей натуре он эгоист, хотя и обожает большие компании.
Вечер принес долгожданную прохладу, освежившую кожу, как лечебный бальзам. В кронах раскидистых деревьев галдели неугомонные грачи, ссорясь из-за укромных мест для ночлега. Пристегнувшись ремнем безопасности, Карен ерзала на сиденье в ожидании знакомства с усадьбой Блэквуд-Тауэрс. Дорога плавно спустилась в лесистую долину, и наконец она увидела величественное старинное здание, окруженное рощами и холмами. Окна его пылали, отражая лучи закатного солнца. Багровые облака и лиловое небо придавали замку таинственности. Казалось, он вырос из земли, а не создан руками человека. Карен моментально влюбилась в это монументальное сооружение, оно полностью соответствовало ее представлениям о родовом гнезде благородного дворянина.
– Такого мне видеть еще не приходилось, – выдохнула она, зачарованная видом старинного замка.
– Когда-то здесь был мужской монастырь, потом его земли захватил родоначальник Бернетов, разумеется, силой.
Они стали спускаться по пологому склону холма к парадному входу в усадьбу. Заинтригованная репликой Тони, Карен спросила, продолжая разглядывать Блэквуд-Тауэрс:
– Так это был бесчестный или благородный человек?
– Потомок нормандских завоевателей, негодяй и разбойник. Впрочем, как и добрая половина всех английских аристократов. Он снес все церковные здания и воздвиг на их месте это колоссальное сооружение в романском стиле.
Они объехали вокруг каменного бассейна фонтана, в котором могучий бронзовый титан, с торчащим фаллосом размером с трезубец, резвился с очаровательными юными водяными нимфами, и затормозили на гравийной площадке перед основанием парадной лестницы. Вблизи фасад усадьбы производил еще более грандиозное впечатление.
По всему его периметру красовались огромные изваяния древнегреческих богов и древнеримских героев. По обеим оконечностям сводчатой галереи, обнесенной балюстрадой, стояли башни. А парадная дверь, утопленная в нише портала, напоминала вход в мавзолей.
– Воспользуемся боковым входом, – сказал Тони. – Прислуги в доме сейчас нет, остался только охранник, следящий за работой системы сигнализации. – Они прошли через дверь, ведущую к лестнице в библиотеку, и Тони добавил:
– У меня есть запасной ключ, я дам его тебе, чтобы ты смогла иногда приходить сюда самостоятельно. Надеюсь, ты не из пугливых? Не боишься привидений?
– Меня пока не убедили, что они действительно существуют, – ответила Карен, ; с восхищением озираясь по сторонам.
Библиотека потрясала своим великолепием. Высокие оконные переплеты в нишах были задрапированы узорчатыми шелковыми шторами, которые отдергивались при необходимости при помощи шнуров с кистями. Дубовые потолки и проемы между окнами были богато украшены витиеватым орнаментом и инкрустацией. Окна выходили на ухоженный сад и зеленый газон. Вдали виднелись аллеи столетних деревьев.
Весь огромный зал библиотеки был занят книгами: они грудами лежали на полу, занимали все столы, стояли на стеллажах. Полки для дорогих, редких и старинных изданий были застеклены. Поражало обилие уникальных фолиантов.
– Некоторые из них стоят целое состояние, – угадав мысли Карен, сказал Тони, окидывая горделивым взглядом собрание редкостей, словно бы он лично был причастен к его созданию. – Ни одна страховая компания не рискнула все это застраховать. Пожалуй, только для этого зала я согласен сделать исключение и не курить здесь.
– И все это нам предстоит разобрать и внести в каталог? – с дрожью в голосе спросила Карен, проводя кончиком пальца по корешкам бесценных книг, в окружении которых она чувствовала себя словно в раю.
– Ты владеешь компьютером? – спросил Тони.
– Разумеется! Во всяком случае, в объеме знаний и навыков, необходимых работнику архива или библиотеки, – ответила Карен.
Тони сопроводил ее в рабочее помещение и показал имеющееся там оборудование. Оно оказалось даже более совершенным, чем то, которым Карен пользовалась в Оксфорде. Несколько странно, однако, было видеть компьютер последней модели на столе, когда-то принадлежавшем императору Наполеону, и в зале, украшенном фламандскими гобеленами.
Карен уселась за монитор компьютера и, любовно проведя пальцами по клавиатуре пульта, спросила:
– А к Интернету он подключен?
Шоколадная обшивка сиденья под ней недовольно заскрипела, словно бы обидевшись на дурацкий вопрос, и испустила характерный запах дорогой кожи.
– Естественно! – рассмеялся Тони, присев на край стола и покачивая ногой. – Так что ты сможешь связаться с любой библиотекой мира, если потребуется.
– Очень удобно. Ты уже пользовался чьей-то базой данных?
– Да, конечно! – Глаза Тони похотливо заблестели. Он с удовольствием разглядывал каштановые волосы Карен и ее лицо, похорошевшее от возбуждения и раскрасневшееся в потоке света, льющегося в высокое окно. Именно так ее личико выглядело во время оргазма.
Воспоминания об их недавнем совокуплении вызвали у Тони бурную эрекцию. Его манили ее пухленькие губки, розовые и чувственные. Неужели именно этот чудный ротик всего час назад ублажал его пенис? Неужели это он столь искусно сосал, лизал и покусывал его толстый ствол?
У Тони никогда не было недостатка в сексуальных партнерах. Но Карен продемонстрировала столь редкий талант и столь неординарную страсть в искусстве соития, что навсегда врезалась в его память. Он частенько вспоминал их страстные встречи и теперь, овладев ею вновь после стольких лет разлуки, был в неописуемом восторге. Мысль о том, что он сможет иметь ее и впредь регулярно, изо дня в день, страшно возбуждала его и горячила кровь, отчего головка члена побагровела, разбухла и отвердела.
– Боже, Карен! Ты только пощупай – и сразу поймешь, как ты на него воздействуешь! – воскликнул он, скосив глаза на брюки, под которыми обрисовался толстенький удавчик.
Она сжала его пальцами и почувствовала исходящее от пениса тепло.
Тони протянул руку и сжал ее грудь. Соски были острые и твердые. Карен откинулась на спинку стула и, закинув ногу на ногу, сжала бедра, чтобы усилить давление на клитор.
Великолепный интерьер Блэквуд-Тауэрс оказывал на нее поразительное воздействие. Видимо, старинные стены пропитались запахом и энергией совокуплений, происходивших здесь на протяжении жизни многих поколений рода Бернет. В залах и покоях усадьбы стонали, извивались, кричали и корчились в экстазе не только супруги, но и тайные любовники. Буйства и порочные оргии прошлого таинственным образом запечатлелись в ауре замка, образы участников амурных интриг витали в воздухе. Перед мысленным взором Карен возникла вереница разгоряченных страстью людей в старинных костюмах и париках: они бегали, полураздетые, друг за другом среди книг и совокуплялись в самых бесстыдных позах.
Как же она сможет здесь сосредоточиться? Как ей работать, если в голову будут постоянно лезть подобные фантазии?
Голос Тони вернул Карен к реальности.
– Мне нужно тебе кое-что показать, – сказал он. – Это подлинные шедевры, гордость коллекции маркиза. Доступ к редким книгам имеет ограниченный круг лиц. Именно к ним и проявил живой интерес американский миллионер. Пошли!
Он извлек из кармана ключ от двери потайной комнаты, замаскированной под стеллаж с книгами. Специальное хранилище, в котором они очутились, отперев дверцу, выглядело довольно просто, единственным украшением его служило огромное зеркало в позолоченном обрамлении. Тони отпер маленьким ключиком ореховый шкаф, и взору Карен предстали полки, на которых лежали старинные рукописи и свитки. Тони взял с верхней полки пачку желтых листов и, положив их на столик из красного дерева, развернул, затаив дыхание.
Едва лишь Карен, дрожащая от нетерпения, взглянула на первый лист, с губ ее сорвалось изумленное восклицание:
– О Боже!
Глаза Тони злодейски блеснули, он улыбнулся.
– Я знал, что ты по достоинству оценишь эти вещи. Пожалуй, их автор проявил большую изобретательность, чем Джулио Романо, иллюстратор непристойных стихотворений Пьетро Аретино.
– С тобой трудно не согласиться, – сказала Карен, впившись взглядом в порнографические рисунки восемнадцатого столетия. Ей доводилось видеть аналогичные работы этого жанра и раньше, но, разумеется, не подлинники. – Это Хогарт? Джеймс Гилрэй? Или Томас Роулендсон? Нет, скорее, Джордж Крукшанк! – попыталась угадать она имя художника. От волнения у нее пересохло во рту. Иллюстрации были столь выразительны, что дрожь охватила ее с головы до ног.
– Неизвестный автор, пользовавшийся псевдонимом Дик Бедуэлл. Его настоящее имя не установлено и до сих пор является предметом жарких споров экспертов, хотя большинство из них в глаза не видели его подлинные рисунки.
Точность деталей была поразительна, максимально приближена к фотографической. На картинке, которую рассматривала Карен, под названием «Утренний туалет» была изображена лежащая на кровати молодая дама с широко расставленными ногами и задранной юбкой, из-под которой выглядывали ее половые органы, поросшие густыми курчавыми волосиками. Перед промежностью госпожи стояла на коленях служанка и самозабвенно ублажала даму руками и языком. Вторая служанка тискала ее груди с большими сосками.
Все трое были одеты в костюмы той исторической эпохи – домашние чепцы, платья с глубоким вырезом на груди, туго затянутые корсеты, пышные нижние юбки с кружевами, чулки на кружевных подвязках и туфли с массивными пряжками на высоких каблуках. Но самое главное – на них не было трусов, поскольку в ту эпоху считалось неприличным надевать мужскую одежду.
Художник мастерски изобразил лица натурщиц: похотливые пухлые алые губы, потяжелевшие от страсти веки, сладострастный взгляд служанки, устремленный в промежность госпожи, блаженство на лице юной развратницы. С особой тщательностью иллюстратор нарисовал клитор; видимо, художнику пришлось долго и внимательно изучать этот орган, прежде чем запечатлеть его на бумаге для потомков. Срамные губы, из которых торчал коралловый язычок, распухли и блестели от соков. За всем происходящим тайком наблюдал симпатичный молодой щеголь в пышном парике и кружевной сорочке. Укрывшись за портьерой, он расстегнул ширинку панталон и с плотоядной ухмылкой ублажал сам себя рукой.
По промежности Карен распространился жар, по бедрам потек сок. Подлинное искусство всегда возбуждало ее, но этот шедевр порнографии давних времен потряс ее до основания. Ей с трудом удавалось сдерживать себя, неконтролируемые низменные чувства грозили вырваться наружу в самой неприличной форме. К счастью, рядом с ней был Тони.
Испытывая те же ощущения, он тем не менее продолжал невозмутимо демонстрировать ей одну за другой все новые и новые иллюстрации. И каждый рисунок был образцом художественного мастерства, каждый изумлял точностью деталей пиршества плоти и доставлял зрителю истинное удовольствие.
Неизгладимое впечатление произвело на Карен изображение сцены свального греха. Дама в восточном наряде, наводящем на мысль о ее принадлежности к гарему, стояла на четвереньках, выпятив зад так, что были видны в деталях все ее прелести: темный треугольник на лобке, влажные волосики на срамных губах. Рот ее был занят впечатляющим инструментом юноши, стоящего перед ней с покрасневшим от натуги лицом. Сзади развратницу оседлал старик, норовящий засадить ей в анус фаллос длиной в добрых двенадцать дюймов. Прекрасная юная рабыня, лежащая на боку рядом с дамой, теребила пальчиком ее клитор.
Тони с живым интересом наблюдал за выражением лица Карен. Она облизнула языком губы и, покраснев как рак, сжала ладонями груди. Тони продолжил показ похабных картинок. Следующей оказалась сценка в идиллическом саду, где девицы в развевающихся юбках качались на качелях, являя миру свои крутые бедра и персиковые чудеса, выглядывающие из-под кружев белоснежных нижних юбок. Оторопевшие кавалеры, стоящие чуть поодаль, пораскрывали рты и от избытка чувств мастурбировали друг друга.
Контрастом к пасторальной теме выглядела другая зарисовка Бедуэлла – лондонского игорного притона, с его непременными ломберными столиками, игральными фишками и костями и початыми бутылками вина на зеленом сукне. Вошедшие в раж игроки расстегнули ширинки на панталонах и, бесстыдно достав члены, засовывали фишки в вырезы платьев грудастых хихикающих девиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24