Я уже смирилась с мыслью, что разделю судьбу зачарованных эльфами плясунов, когда мы выходим на гребень небольшого холма, обрывающегося крутым откосом в каменистую расселину, – и гейс отпускает меня. Нет, я его еще чувствую, но теперь он не принуждает, а только тихонько уговаривает, и вполне можно на время забыть об этих уговорах. Я поспешно валюсь наземь – не только от усталости, но для того, чтобы не попасться на глаза людям внизу. Тоби падает рядом со мной, отстав лишь на мгновение.
Я перекатываюсь на спину и откидываю голову на мягкую листву, разбрасываю руки. Кажется, никогда я не чувствовала себя такой разбитой. О тех, кого успела заметить в расселине, думать не хочется.
– Отпустило, – говорю я Тоби. – Теперь можно остановиться.
– Вот и хорошо.
Мы переговариваемся так тихо, что в двух шагах ничего не услышишь.
– Смотря по тому, что называть хорошим…
Поразмыслив, Тоби приподнимается на локте и заглядывает вниз. Долго изучает увиденное, потом снова ложится, обернув ко мне лицо.
– Это они наслали на тебя гейс? – спрашивает.
Я киваю. Хотя и не знаю, сознательно ли они это сделали.
Теперь Тоби изучает меня.
– Ты их знаешь?
– Двоих из троицы. Черноволосых.
– Прямо твои сестры, – говорит он. – Та, что спит, старше, а другая попышнее, но фамильное сходство…
– Та, что спит, не старше меня, – говорю я. – Просто так кажется, потому что такой… – я провожу рукой по лицу, – вижу себя и выгляжу здесь. Молодой. Здоровой.
Он ошарашенно моргает.
– Она – это я. В мире, откуда я пришла. Я называю ее Сломанной Девочкой. – Вкратце я описываю ему свою историю. – Вторая – моя сестра. Я много лет с ней не виделась, но, кажется, она за это время научилась превращаться в волчицу. Приобрела способность накладывать это заклятие, про которое ты говорил. Нашла способ переходить из мира в мир. Ну, и еще она меня довольно пылко ненавидит.
Я говорю легко, но не могу скрыть боли в глазах и голосе.
– А третья? – спрашивает Тоби.
Третья мне незнакома, но Лу раскопал достаточно, чтобы можно было догадаться. На вид она – настоящая шлюха: тело втиснуто в розовые штанишки, блузка расстегнута, открывая лифчик, волосы пышной копной. Выбиваются из стиля только спортивные тапочки, но и они тоже розовые.
– Думаю, ее зовут Рози Миллер, – говорю я.
– Она похожа на…
– … «белую шваль».
Опять озадаченный взгляд.
– Дешевка, – поясняю я. – Будто ждет, что ты спросишь: «Сколько возьмешь?» – прежде чем перейти к делу.
Я сама удивляюсь, слыша горечь в своем голосе. Я ведь даже не знаю эту женщину. Хорошо, что Тоби не обращает на нее особого внимания.
– Тогда понятно, почему ты выглядишь как Эдар, – говорит он.
Теперь я, в свою очередь, озадаченно смотрю на небо.
Он взглядом указывает за гребень:
– Твое сонное «я» и «я» бодрствующее не должны находиться в одном мире. Вместе они производят сумятицу, которая, если с ней не покончить, вызовет еще более глубокий и опасный разлад. Этот гейс – зов, который ты ощущала и, должно быть, сейчас ощущаешь…
– Гораздо слабее.
– Это твое другое «я» зовет к себе спящее «я». Ты должна стать единой, а не разделенной надвое.
– И как нам объединиться?
– Достаточно прикоснуться друг к другу, и вы сольетесь.
– И какой я стану?
– Как в том мире, не здесь.
Я подползаю к обрыву и с каким-то болезненным интересом пожираю глазами Сломанную Девочку. Моя сестра выкрикивает что-то в ее бесчувственное лицо, но слов я не слышу. Рози сидит на каменном уступе и, похоже, чистит ногти.
– А другого выхода нет? – спрашиваю я у Тоби.
– Если есть, надо торопиться, – отзывается он.
Обернувшись, я успеваю увидеть, как он вскакивает на ноги и ныряет в кусты. Смотрю ему вслед, не в силах поверить, что он опять бросил меня. На сей раз во мне даже зла на него нет. Трудно его винить. Теперь, став настоящим, чего ради ему обременять себя калекой, которая даже ложку до рта сама не донесет.
К горлу подступает тошнота. Стать Сломанной Девочкой здесь… я скоро пожалею о Мире Как Он Есть. Там я тоже была беспомощной, но хоть было на кого опереться. Обо мне заботились друзья, сестры в реабилитации. Здесь, вернувшись в свое тело, я только и смогу ползать среди деревьев, пока не умру от истощения или не достанусь диким зверям. Пусть мне даже удастся выбраться к людям – скажем, в Мабон, – я и там останусь Сломанной Девочкой, и от нее мне уже будет не скрыться: нельзя сбежать в сны, когда уже находишься в стране снов.
Зато теперь я понимаю, что задумала моя сестра. Скорее всего она собирается бросить здесь Сломанную Девочку, так же как я бросила ее. Пожалуй, мне не на что жаловаться. Подходящая месть, и нельзя сказать, чтобы я ее не заслужила.
Жаль только, что Тоби меня покинул. Трудновато остаться с этим один на один.
Как осталась Рэйлин, говорит во мне моя вина. И мне нечего ей возразить.
Джо
Манидо-аки
Вернувшись, мы не застаем Бо в лагере, но тлеющий костер говорит, что он не далеко ушел. Здесь, в доме сердца Коди, день клонится к вечеру, и мы находим Бо на краю обрыва. Он болтает ногами над пропастью в пару тысяч футов глубиной, любуясь красными скалами внизу. Солнце спускается все ниже, и протянувшиеся тени создают все более поразительную картину. Такое зрелище способно захватить тебя целиком и оставить ощущение, что, увидев его, ты перерос себя прежнего.
– Пока вас не было, здесь кое-кто погостил, – сообщает Бо, не оборачиваясь.
– Знакомые? – спрашиваю я.
Бо наконец отрывается от созерцания и, подтянув одно колено к груди, обхватывает его ладонями, сцепив пальцы.
– Помните, в старые времена, – начинает он, – рассказывали, будто у Нокомис есть сестра?
Я качаю головой:
– До меня.
– Помню, – отзывается Джек Вертопрах. – Никто ее никогда не видел, и имени у нее не было.
Бо кивает:
– Хотя люди давали ей всякие имена. Называли Судьбой или Фортуной.
– А бывало, и Благодатью, – вставляет Джек.
– Я всегда считал, что благодать – состояние души, – замечаю я, – или даже место. Хотя кое-кто, я слышал, описывает ее как свет.
– В образе женщины, – говорит Бо.
Джек присаживается рядом с ним и тоже свешивает ноги.
– Коди уверял, что это она породила человеческий род.
– После того, как переспала с ним, – добавляет Бо.
– Но он ей не навязывался.
Бо кивает:
– Верно, когда Коди имеет дело с женщинами, навязываться ему не приходится. Забавно, как это он в конце концов остановился на сороке.
– Забавно, как это он в конце концов вообще остановился, – говорит Джек.
Я устраиваюсь на корточках между ними, и взгляд мой скользит среди каменных шаманов, от освещенной солнцем головы одного к подножию, утопающему в густой тени, потом к соседнему, снова вверх, к солнцу, играющему на красноватом камне.
– Все всегда меняется, – говорю я, – только это в нас и неизменно. Просто некоторые меняются не так быстро, как другие.
Бо с усмешкой косится на меня.
– Ты послушай, прямо король философов, – говорит он Джеку.
– Так эта ваша Благодать, – спрашиваю я, – и заходила в гости?
– Не знаю. На вид она была в точности Нокомис, но без ее запаха. И говорила по-другому. Вы же знаете, как рассуждает Старуха. Я не так давно повстречался с ней в Большом лесу, так что помню хорошо.
– Все это неспроста, – кидает Джек.
– И что сказала твоя гостья? – спрашиваю я.
Бо вздыхает, не глядя на нас.
– Что нам не следует вмешиваться, – говорит он.
Мы с Джеком переглядываемся.
– Хочешь сказать, она одобряет убийства? – спрашивает Джек.
– Не то чтобы она выразилась так прямо. А сказала она, что в этом мире слишком много волшебства, а в другом слишком мало. А должно быть равновесие.
– Но убийство…
– Я ее так и спросил, – подхватывает Бо, – а она посмотрела на меня этак, знаешь, – мол, «Что ты за дурак?» – и поинтересовалась, с каких пор я забыл, что со смертью ничего не кончается, ты только переносишься в другое место.
Довольно долго мы все молчим.
– Это надо обдумать, – говорит Джек.
Прекрасно его понимаю. Он угощает всех сигаретами, и мы закуриваем, опустив взгляды в каньон. Не знаю, что творится у них в голове, а в моей проплывают два воспоминания. Одно из очень давних времен, когда мы с дядюшкой смотрели на единорога, поющего в лунном свете. Второе совсем недавнее: как мы с Джеком спугнули волчью стаю, терзающую добычу. Не знаю, насколько же Мир Как Он Есть должен нуждаться в волшебстве, чтобы за него нужно было расплачиваться кровью невинных.
А если та же стая охотится и за Джилли, дело для меня становится слишком личным, чтобы я мог его так оставить.
Я глубоко затягиваюсь и тушу сигарету. Прячу окурок в карман и встаю. Бо с Джеком поднимают ко мне головы.
– Я домой, – говорю я им.
– Значит, подчинишься Старухе? – спрашивает Джек.
– Да… нет… черт, сам не знаю. Думаю, не смогу, но надо поговорить с Касси. – Помявшись немного, я продолжаю: – Вот что я вам скажу. Меня достало. Эти волки, убийства, всякие древние духи, которые являются и велят нам делать то и не делать того, внушают, что хорошо, что плохо.
Джек кивает:
– Угу, мне самому не по вкусу мысль, что общее благо весит больше, чем право одного, особенно когда речь идет об убийстве. Начнешь так рассуждать и где окажешься? Сегодня единороги, завтра псовые или кукурузные сестрички.
Я киваю:
– Видишь зло, исправь его сегодня.
– Все эти старые духи редко принимают во внимание человеческий фактор.
– Мы не люди, – напоминает нам Бо.
Джек поворачивается к нему:
– Ты меня прекрасно понял. Они ничем не связаны с жизнью здесь и сейчас. Они проплывают сквозь мир, устремив взгляды к высшим сферам. Не скажу, что они не правы или намеренно жестоки. Просто им не видны кусочки, из которых составлена мозаика.
– Верно, – соглашаюсь я. – Если так уж необходимо восстановить равновесие между мирами, должен найтись другой способ. Надо полагать, духи видят здесь естественный отбор, а на мой взгляд, это больше похоже на лесной пожар. Конечно, поджигая лес, можно порассуждать о том, что много лет спустя деревья здесь вырастут гуще и сильнее, чем прежде, но как насчет жизней, которые погибнут в огне? Нам что, отвернуться и оставить их гореть?
– Если ты так ставишь вопрос… – начинает Бо.
– Мне нужно поговорить с Касси, – перебиваю я. – Она знакома с тайнами совсем иного рода, и у нее на такие вещи острый глаз.
Джек кивает:
– Вопрос не в том, надо ли нам что-то делать, а в том, с какого конца лучше взяться за дело.
– Точь-в-точь моя мысль, – говорю я.
– Мы тебя здесь подождем, – предлагает Бо.
Джек кивает:
– И передай от меня привет своей красавице. Остряк!
– Черта с два, – говорю я ему. – Мне только не хватало, чтобы ты шнырял у моих дверей!
Джек с усмешкой оборачивается к Бо: – Как это грустно, не правда ли? Он совершенно не доверяет своей женщине. Конечно, он знает, что стоит ей увидеть меня, красивого, и память о нем улетучится у нее из головы.
Я оставляю их смех за спиной, но и сам хмыкаю себе под нос. Все мы знаем, что у Касси из головы что-нибудь улетучится только в том случае, если она этого захочет. За это, между прочим, я и люблю эту женщину так сильно.

2
Ньюфорд, май
«У меня входит в привычку являться после закрытия», – думала в тот вечер Венди, торопясь от автобусной остановки к зданию реабилитации. Было около половины десятого. Она пришла бы раньше, если бы не катастрофа на работе. Полетел компьютер Марли Батлер, где сидели все файлы для ближайшего выпуска. Она как раз занималась оформлением этого самого выпуска. Пока их постоянный железячник пытался привести его в чувство, остальные копались в памяти своих компьютеров и перерывали старые дискеты, чтобы собрать выпуск заново, на случай если Ральфу не удастся спасти машину Марли.
В конце концов Ральф совершил очередное чудо, но несколько файлов полностью восстановить не удалось. Пока всё прогнали, заменили пострадавшие файлы свежими, было почти полвосьмого. Поскольку с самой катастрофы все работали без перерыва, ужинать пошли всей компанией, так что Венди только после девяти села в автобус, направляющийся в сторону реабилитации.
Честно говоря, Венди не слишком досадовала на задержку. Что бы ни говорила Касси, ей вовсе не хотелось торопиться с объяснениями. Как рассказать подругам о своих переживаниях, не создавая новых сложностей в отношениях? Еще подумают, что она хочет или даже просит, чтобы они отказались от замечательных приключений в стране снов. Неужели она должна заставить Джилли еще и перед ней чувствовать себя виноватой за ту свободу, которую там обрела?
Но Венди просто боялась остаться одна.
Венди, вздыхая, брела через стоянку. Добравшись до двери здания, она вдруг замерла. Что-то толкнуло ее обернуться. Что-то на стоянке, мелькнувшее перед глазами, но не дошедшее до сознания…
Она пробежала взглядом по асфальту, через темные участки к углу, освещенному светом фонаря, и в глаза ей бросился розовый «кадиллак», полускрытый здоровенным внедорожником, без которого нынешняя молодежь не может добраться до соседнего квартала. Она застыла, не сводя взгляда с автомобиля. Как же раньше-то она не заметила?
Венди видела эту машину на карте из колоды Касси, Софи видела ее у дома Джилли. «Кадиллак» принадлежал младшей сестренке Джилли, а значит, Рэйлин и ее подруга сейчас…
– О господи, – вырвалось у нее, – Джилли!
Развернувшись на месте, она рванула дверь. Посреди длинного коридора, прямо напротив палаты Джилли, двигались люди. На руках у высокой блондинки бессильно обвисло тело в пижаме. Другая женщина, темноволосая, небольшого роста, тянула их к двери в противоположной стене.
– Эй! – крикнула Венди им вслед.
Даже не обернувшись, обе скрылись в дверном проеме. Венди бросилась бегом по коридору, но сестра, выскочившая из-за барьера своего поста, поймала ее за локоть.
– Впуск посетителей окончен, – твердо заявила она, – и мы бы попросили вас не кричать…
Венди вырвала руку и пробежала дальше. Она слышала за спиной голос медсестры, просившей кого-то вызвать охрану. Еще из дверей палаты она увидела, что постель Джилли пуста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67