Глаза его были такими же ярко-синими, как у Шерил. Черты лица классически правильны. В гладких черных волосах никакой седины, на лице — ни одной морщинки. Я видела в досье его фотографии двадцатилетней давности, и, казалось, он совсем не изменился с тех пор. Нестареющий кумир женщин.Я пожала его руку и что-то пробормотала, не помню что.Питер Кастеллано был одет примерно так, как я ожидала. Коричневые замшевые ботинки, темно-серые брюки, твидовый спортивный пиджак, модный галстук.— Я ждал вас с нетерпением, — заговорил он, — и знаю наперед, что это будет громадное удовольствие работать с вами.Он неторопливо повел нас наверх, обнимая обеих за талию. У дверей нас ждал человек с угольно-черной квадратной бородой. На нем была длинная коричневая ряса монаха, подвязанная черной веревкой, тяжелые сандалии на ногах. Я почувствовала на себе пристальный взгляд его черных глаз, когда мы приблизились. Питер, кажется, хотел представить нас. Но странная фигура отступила назад, покачав головой и что-то сказав Питеру. Я не поняла, он говорил по-русски.— Это Саша, — объяснила Шерил, когда мы вошли в дом. — Он не одобряет эту идею — писать биографию. Но я думаю, что это будет очень весело и забавно, правда, Саманта? Глава 2 Мне представление обитателям «Молота ведьмы» напоминало сцену из старого фильма — все слуги были выстроены у входа в ряд, и Питер Кастеллано произнес небольшую речь, смысл которой заключался в том, что во время моего пребывания здесь ко мне должно быть отношение как к члену семьи.Мне называли имя каждого, по мере того как мы продвигались вдоль шеренги, и я обратила внимание, что Питер и Шерил называют всех слуг по имени.Домоправительницу, тучную, большую женщину с огромной грудью, руками и ногами борца по женскому рестлингу, звали Марией Тогаревой, она была женой Стефана Тогарева, дворецкого. Вместе они управляли домом и дюжиной слуг. Среди них были две очень хорошенькие служаночки, одетые по моде французских горничных при богатых дамах — в белых фартучках, отороченных кружевом, и коротеньких черных платьицах. На них были даже прозрачные шелковые чулки вместо нейлоновых. И хотя у одной фамилия была Тогарева, а у другой Югрова, они могли сойти за близнецов.Высокий, вежливый и бесстрастный дворецкий был одет соответственно своей роли. Молодой Игорь Югров предстал передо мной в красивой шоферской униформе, и я уверена, что если бы приблизилась к нему, то увидела бы отражение своего лица в его кожаных сапогах и крагах. Он был по-своему привлекателен, хотя и грубоват. Волосы черные и довольно длинные, смуглое лицо, с резкими чертами, обветренное. Других молодых служанок и садовников я сразу особо не разглядела, но обратила внимание, что каждый и каждая из представленных были или Тогаревы, или Югровы. Так что стало очевидным, что матушка Питера привезла с собой из России только два семейства. Физически все были крепкими и имели здоровый вид, несмотря на пару поколений узкородственного размножения, но у некоторых глаза показались мне пустыми, с отсутствующим взглядом.Чем больше я думала о слугах, тем больше удивлялась веселости и нормальности Шерил.Питер Кастеллано провел нас через огромный зал приемов, где от стен отражалось гулкое эхо, в более светлую и меньшего размера гостиную. Там в большом камине весело горел огонь. Дворецкий следовал за нами на почтительном расстоянии. Я заметила бутылки и бокалы на большом дубовом буфете.Оглядывая комнату, я почувствовала, что мои руки просто чешутся от нетерпения — так мне хотелось поскорее добраться до клавиатуры пишущей машинки. Одна окружающая обстановка была великолепна, а ведь к ней добавились блеск и красота Питера Кастеллано! Я жаждала запечатлеть на бумаге все детали, пока не забылась эта общая картина. Что касается Питера Кастеллано, то он ошеломлял меня и очаровывал, весело болтая за коктейлем «Манхэттен», в котором не было ничего русского. Хозяин был просто неотразим, и я вдруг осознала, что говорю ему все, что он хочет услышать. Как и то, что соревнуюсь с Шерил в борьбе за его внимание. Потребовалось в конце концов явное усилие с моей стороны, чтобы вернуть мои мысли в нужное русло, и я намекнула, что хотела бы начать работу как можно скорее.Питер Кастеллано по-доброму рассмеялся:— Сегодня? Но, милая моя девочка, это невозможно. Расслабьтесь и отдыхайте до завтра. Шерил покажет вам вашу комнату, а потом мы вместе посмотрим весь дом. Нам надо выбрать кабинет для вас. Такой, где вам будет абсолютно спокойно работать. Завтра я буду к вашим услугам, и вы сможете задать мне ваши вопросы. Но сегодня я хозяин, а вы — гостья. — Он лукаво улыбнулся. — Мария и Стефан приготовились к сегодняшнему вечеру для вас. У нас сейчас почти не бывает гостей, поэтому мы делаем все, что в наших силах, для тех, кто появляется.Шерил засмеялась, глядя на отца с обожанием:— На твоем месте я посоветовала бы Саманте не есть много за ленчем. — И, повернувшись ко мне, продолжила: — Стефан Тогарев приготовил в честь вашего приезда специальный обед. Он будет в ярости, если вы не попробуете все его блюда.В синих глазах ее отца мелькнули искорки.— Шерил права. Но не беспокойтесь. Я заказал для нас очень легкий ленч. Шерил, почему бы Саманте сейчас не пройти в ее комнату? Без сомнения, ей захочется освежиться перед ленчем. Мария даст ей в служанки Марицу Тогареву, чемоданы сейчас же туда отнесут.— Конечно, дорогой. — Шерил вскочила, поцеловала отца, потом подошла ко мне, забирая пустой бокал.— Не перестаю благодарить Бога за такую прекрасную дочь, — сказал Кастеллано, провожая ее глазами, полными любви. — Она очаровательна, согласны, Саманта?Я почувствовала странное волнение, когда он произнес мое имя с такой легкостью.— Разумеется, согласна, Шерил действительно очаровательна, мистер Кастеллано, — искренне ответила я.Шерил потянула меня за руку как нетерпеливый ребенок, ей явно были приятны наши слова.— Вы двое сделаете меня тщеславной, — рассмеялась она. — Пошли, Саманта, я покажу тебе комнату. Она над нами, на следующем этаже. И у меня есть на примете помещение для твоего кабинета. Ты ведь предпочитаешь, чтобы там было тихо и окна выходили на море? Мы зовем ее комнатой-башней, хотя на самом деле она ниже куполов.— Башня? — Голос отца прозвучал странно, и лицо его на мгновение помрачнело.Он вдруг показался мне постаревшим и незнакомым.Шерил улыбнулась:— Питер, очевидно, хотел тебе предложить библиотеку. В нашей фамильной библиотеке все — книги, дневники, записи. Но она огромна, неуютна и находится в центре здания. К тому же на этом этаже слуги, они непрестанно будут ходить мимо. Наши слуги очень любят громко разговаривать и нередко повышают голос друг на друга. Тебе будет слышен звон посуды из кухни, свист пара из котла и шум пылесосов. Все это помешает работе.— Но Шерил, ведь комната-башня... — запротестовал отец.— Но почему, Питер? Если ей башня понравится?Она посмотрела на него, и его выражение смягчилось.— Наверно, ты права, — медленно произнес он.— Нет, решение выбора за самой Самантой. Я только покажу ей комнату, Питер. И все. Решение примет она. А после этого ты покажешь ей весь дом, и Саманта, если захочет, может выбрать себе другую комнату. Но в башне очень хорошее освещение. А вид на море оттуда потрясающий.— Да, разумеется. Взгляните на комнату-башню в любом случае, Саманта. И если захотите, она ваша. — Питер снова улыбнулся, затем прошел к шкафчику для коктейлей и начал смешивать для себя хайбол. — Я подожду вас здесь, — произнес он через плечо и добавил: — Ленч подадут через сорок минут.Мы с Шерил стали подниматься по лестнице. Когда я обернулась, Питер Кастеллано нес свой хайбол и журнал к одному из больших кожаных кресел.— Наши спальни и спальни для гостей — на этом этаже, — весело объявила Шерил, — твоя недалеко от моей, имеет собственный небольшой коридор. Спальня большая, как и все в доме. Бабушка любила все грандиозное, думаю, ты это уже заметила.— Я была потрясена, когда увидела ваш дом, и теперь непрестанно думаю, какой же тогда был дом у твоей бабушки под Санкт-Петербургом, на что он был похож?Она рассмеялась:— Ты увидишь его внизу, в библиотеке. Даже сможешь рассмотреть на картине с его изображением — ты просто не поверишь! — парад дедушкиных казаков во дворе. Говорят, дом занимал три-четыре акра. Да и все имение было огромным, с лесами, полями, угодьями. Там держали лошадей и скот, выращивали зерно и многое другое. Несколько сотен крестьян жили в деревнях. Бабушка говорила, что в те дни их пороли очень редко и крестьяне жили зажиточно. Тем не менее они были среди первых, кто встал в ряды революции. Разумеется, были и исключения. Например, семьи Тогаревых и Югровых сражались вместе с дедом в белой армии. Многих убили, остальные бежали в Китай вместе с дедом.— О! Такие, как Игорь и... священник? — Толстые ковры приглушали паши голоса, не только шаги.— Да. — Шерил явно позабавил мой вопрос. — Тебе интересен Саша? Он живописен, правда? Саша — последователь Григория Ефимовича Распутина.— Распутина? — удивилась я.— А! — Шерил просто наслаждалась произведенным эффектом. — Говорят, в молодые годы он был таким же гулякой. Игорь-старший, его кузен, по секрету рассказывал, что Саша больше, чем простой последователь Распутина, на самом деле он его сын. Взгляни в его глаза, и поймешь. — Она понизила голос: — Саша был любовником бабушки, хотя, ручаюсь, ему не приходилось гипнотизировать ее, как это делал Распутин с фрейлинами царицы. Это тебя шокирует? Он на самом деле никакой не священник. Он, как называли самого Распутина, вероятно, с иронией, «святой человек». И тоже, как Распутин, обладает даром внушения и исцеления. Действительно, было несколько фактов, которые трудно объяснимы. Например, как он вылечил Питера... — Она внезапно оборвала рассказ.Я прошла следом за ней в небольшой коридор с единственной дверью в его конце.— Вылечил Питера? — сделала я попытку продолжить ее повествование.— Да. Но Питер сам тебе расскажет об этом. Вот твоя комната. Марица оставила ключ в двери. Хотя ключи в нашем доме не нужны.Я вошла в комнату, и у меня снова вырвался возглас изумления. Это могло быть тронным залом во времена русских царей. Кровать на четырех столбиках у стены сама была величиной с комнату! Нечто огромное, прикрытое балдахином из тяжелого шелка.— Ты сначала затеряешься на этой кровати, пока не привыкнешь, — хихикнула Шерил. — Зато потом тебе будет трудно уснуть на односпальной узкой кровати. Увидишь, она необыкновенно теплая. Одеяла и матрасы набиты пухом. Бабушка делала их, думая о русских зимах...Шерил, как птичка, порхала по огромной комнате, а я увидела, что для меня уже приготовлены халат, ночная рубашка и домашние туфли. Видимо, Марицей. Она же, вероятно, разобрала мои вещи, разложила косметику на туалетном столике. В камине пылали дрова, тяжелые шторы на окнах были подняты.— Ванная комната вот тут! — крикнула Шерил из двери в другом конце спальни. — Здесь современное оборудование. Правда, странно выглядит в такой старине? Все это, разумеется, установил Питер. А это дверь в гардеробную. Видишь шелковый шнур? Если захочешь позвать Марину, дерни за него.— Мне не нужна персональная служанка, Шерил.— Тебе лучше привыкнуть к этому, Саманта. Марица будет ужасно расстроена, если ты не позвонишь. Она ревнует к Параше, моей служанке. Жалуется, что ей нечего делать. Подожди, увидишь, как она тебе поможет с косметикой. И в выборе нарядов тоже. Она действительно хороша. Их матери обучались в Париже для бабушки. В те времена аристократы раз в год обязательно ездили в Париж.Мне все происходящее казалось сном, хотелось посидеть одной и поразмышлять над всем увиденным и услышанным. Но Шерил схватила меня за руку и потащила из комнаты.— Подожди-ка, — выпустив мою руку, она подбежала и дернула за шелковый шнур, — вот теперь Марица будет тебя ждать здесь, когда ты вернешься. Я приведу тебя обратно, и она поможет тебе быстро переодеться к ленчу, увидишь. А теперь я просто должна показать тебе комнату-башню! Ты полюбишь ее. Заметила, что Питер выказал легкое неодобрение, когда я предложила эту комнату для твоего кабинета? Потом согласился. Он всегда так, милый, милый.— Может, он решил, что я буду слишком далеко от центра всей жизни в доме? — рискнула я спросить.— Но это ведь то, что тебе и нужно, Саманта! Нет, он засомневался, потому что когда-то там была студия моей матери. Она там любила рисовать, потому что в башне освещение очень подходящее для живописи. Бабушка тоже любила эту комнату. Питер говорил мне, что, когда он был мальчиком, она сидела там часами. Говорила, что ходит туда, чтобы заново прожить свою жизнь, отрешившись от действительности. Там на стене висит портрет дедушки, и она с ним разговаривала, как будто с живым. И всегда запирала дверь. Единственным человеком, допущенным туда, был Саша, у него был собственный ключ...Ее объяснение я нашла тяжеловатым и трудно перевариваемым, как русский обед.— Твоя мать была художницей?— Да. Но не очень хорошей. Мы с Питером никогда о ней не говорим. Это нас тревожит и вводит в меланхолию. Может, тебе стоит об этом помнить, когда начнешь писать. Ведь, в конце концов, это его биография, а не ее. Она писала плохие картины. Я сожгла их все. Некоторые производили просто ужасное впечатление. У нее, я же говорила, не было таланта. Мне кажется, она писала, просто чтобы досадить Питеру.Пока Шерил говорила, мы продолжали подниматься. На площадке второго этажа она небрежно махнула в сторону коридора:— На этом этаже нечего смотреть! Комнаты все меблированы, но там никто не живет. Все слуги спят внизу, в цокольном этаже, в задней части дома. Мы и гости — на первом этаже. Питер, разумеется, будет настаивать, чтобы показать тебе все комнаты. Он гордится обстановкой. Она в основном вся старинная, действительно уникальная, прошлого века, и вывезена из старой России. Как и обстановка твоей спальни. Я говорила, что тебе выделили самую огромную спальню?— Я это заподозрила.— Она была бабушкиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16