Красивый, он не красовался, играющий – не заигрывался. Никита Симонян, главный бомбардир «Спартака», и по прошествии многих лет повторяет: «Повезло мне с партнерами, сначала Тимофеич (Н.Дементьев), потом Серега (С.Сальников)…» Эпизод одному не создать – это Сальников прекрасно знал, и свою изощренную техничность не держал для личного удовольствия, вкладывал ее в общий котел, благо его понимали, ведь рядом находились кроме Симоняна Нетто, А. Ильин, Исаев, Татушин, Парамонов, Маслен-кин, знавшие толк в классной игре.
Сальников – из удачливых. Прожитые им в футболе годы необычайно насыщены. Ему было девятнадцать, когда ленинградский «Зенит» (27 августа 1944 года – обратите внимание на дату!) играл в финале Кубка СССР с ЦДКА. Сальников, левый крайний «Зенита», забил решающий гол, и ленинградцы победили 2:1. Среди кубковых финалов за этим навсегда сохранится особое место: сыгран в дни войны. Сальников был в сильном московском «Динамо», в «Спартаке» в его лучшие годы, стал олимпийским чемпионом в Мельбурне, в рядах сборной участвовал в знаменитом матче в 1955 году с чемпионом мира командой ФРГ, матче, сделавшем наш футбол широкоизвестным, играл на чемпионате мира 1958 года в Швеции. Он на поле встречался со звездами мирового футбола, в партнерах у него перебывали все звезды нашего футбола тех лет, и состоял он под началом самых известных тренеров. У него всегда были перед глазами образцы классного футбола, он равнялся по ним, умел их подметить, ухватить, запомнить, перенять. И оставался сам среди наиболее искусных.
Сальникову я обязан за многие футбольные удовольствия в те годы, когда он играл, а я сидел среди зрителей. Когда же мы стали товарищами по профессии, я стал ему обязанным за рассказы «с поля», за экскурсии по этажам высотного футбола. Он был не из тех, кто твердит общеизвестное, повторяет раз и навсегда сложившиеся характеристики. Вдруг скажет осторожно, не на публике, а доверительно с глазу на глаз, но твердо про знаменитого бомбардира: «А играть-то он как следует не умел, рост да сила – и ничего больше». Сначала удивишься, а поразмыслив, поймешь взыскательную точность Сальникова. Много лет я пытался и не мог заставить его сесть за книгу воспоминаний. По пальцам можно пересчитать мастеров футбола и тренеров, способных без помощи и подсказки литераторов рассказать о пережитом. Сальников среди таких был первым. Читая его обозрения в газетах, слушая его телерепортажи, я печалился, что этот человек, имевший свой отчетливый, проверенный всей его жизнью, не только не устаревший, а делающийся все более актуальным взгляд на футбол как на игру красивую и умную, не соберется с духом и не засядет за книгу.
Последние встречи остаются в памяти как особо многозначительные. В перерыве матча мы столкнулись в коридоре под трибунами стадиона «Динамо». Только что в «Советском спорте» были напечатаны очерки из этой моей книжки о пятерке форвардов послевоенного ЦДКА. Я не сомневался, что Сальников их прочитал, и внутренне насторожился, ожидая его неминуемого и чрезвычайно важного для меня отзыва: героев очерков он знал короче, чем я, – он с ними играл и дружил.
И тут молодая улыбка во все лицо и слова неожиданные, мило-непосредственные:
– Я за вами тянусь, думаю – догнал, а прочитаю новенькое и вижу – нет, еще отстаю… И меня упомянете? Иногда я играл совсем недурно, например с «Миланом» в Италии…
На душе у меня полегчало, и я перевел разговор.
– Сережа, вы начали писать книгу?
– Опять вы за свое?
– Не за свое, а за ваше…
– Сяду, сяду, время никак не выкрою. Да вы же знаете, меня еще могут не понять…
Он верно чувствовал, что не все поняли бы и разделили его «техничное» отношение к футболу. Разве легко дается правота! Это потеря, что книги Сальникова нет.

ВИКТОР ВОРОШИЛОВ

Он москвич и свои наиболее удачные сезоны отыграл в «Локомотиве» в ту пору, когда эта команда, изведавшая на своем веку больше, чем любая другая, турнирных злоключений, набрала на какое-то время силу и ей оказалось по плечу сначала занять второе место в чемпионате, а потом добыть Кубок. Вместе с левым инсайдом Ворошиловым в линии нападения были тогда хорошие форварды: И. Зайцев, В. Бубукин, В. Соколов. «Локомотив» не чувствовал себя слабее других, держался на поле с достоинством. Ворошилов оказался в своей стихии, мяч всегда-то был ему послушен, а тут он получил возможность проявить и свои комбинационные способности, благо партнеры были быстры и напористы, и вести регулярный обстрел ворот, ибо и к этому его влекло. Немудрено, что в «Локомотиве» он забил большую часть своих голов и представляет его в федотовском Клубе. Ворошилов умел всего себя вложить в завершающий удар. Не будучи силачом, он так резко замахивался, так наклонялся в ту сторону, куда должен был полететь мяч, так помогал себе взмахом рук, что выстрел получался сокрушительным, за снарядом уследить было невозможно, и лишь запоздалое движение вратаря указывало, где пробоина.
И был он меток. Обычно промахи атакующих принято объяснять тем, что «техника подвела». Однообразность истолкования не внушает доверия. Нередко видишь, как мяч летит в сторону от ворот, хотя удар был нанесен согласно всем правилам. Меткость – одно из природных качеств. Ее развивают, упражняют, но тот, кто ею наделен, чувствует себя увереннее. Для форварда она выражается в ориентировке, в глазомере, в знании тех точек, с которых невозможно промахнуться, в постоянном ощущении, что прямоугольник ворот как прорезь прицела. И когда все это есть, мяч послушно раз за разом летит в цель. Классные бомбардиры, люди постоянно попадающие, они все – Вильгельмы Телли. Их называют еще и снайперами, и преувеличения в этом нет. Ворошилов был из метких, мяч за «молоком» не посылал.
Если бы Ворошилов играл только в «Локомотиве», наше представление тут начало бы клониться к концу. Но он прежде был в куйбышевской команде «Крылья Советов». А это повод для особого разговора.
Прежде всего назовем время: с 1949 по 1955 год. Из этих семи лет остановимся на первых пяти, когда в «Крылышках» центрфорвардом был Александр Гулевский.
Ради доказательности последующего изложения приведу факты. В чемпионатах 1949, 1950 и 1951 годов куйбышевская команда у ЦДКА выиграла из шести встреч три, две свела вничью и одну проиграла. В чемпионатах 1950–1953 годов в семи матчах с московским «Динамо» она два матча выиграла, четыре свела вничью и один проиграла. А в те годы эти два столичных клуба были «китами» и, надо же, так попадались, встречаясь с куйбышевцами, на первые роли не претендовавшими! Характерно и то, что из пяти упомянутых побед, которые в то время даже стали выглядеть ожидаемыми сенсациями, четыре дали счет 1:0 и одна – 2:1.
Если бы разгадка таилась в фатальном невезении лидеров или только в героическом упорстве куйбышевцев, не было бы нужды ворошить старое. Тогда, не умея вникнуть в смысл происходящего, большинство болельщиков относилось к этим матчам юмористически, как к диковинным выкрутасам футбола и, как всегда в таких случаях, симпатизировало слабейшей стороне, «Крылышкам», и ехидничало над заведомо сильнейшей – ЦДКА и «Динамо».
Между тем, как стало ясно – позднее, диковинка имела продуманный секрет.
Условно, схематически дело выглядело так: на своей половине поля «Крылышки» вели игру семь на семь, а то и восемь на восемь, тогда как на чужой половине – трое на трое или двое на двое. С ЦДКА и «Динамо» эта расстановка возникала сама собой, она предопределялась тем, что маститые, славящиеся атакой команды были преисполнены уверенности в превосходстве и нисколько не сомневались, что «раскатают» жмущегося к своим воротам противника. Однако куйбышевцы проявляли невиданную стойкость в обороне, облегчавшуюся тем, что в многолюдье знаменитые московские форварды теряли привычные связи и маневры. А тем временем, пока кипела толкучка у их ворот, кто-нибудь из куйбышевцев, чаще всего инсайд Ворошилов, умевший дать длинный пас, бросал в прорыв Гулевского, сторожившего свое мгновение, а тот был быстр и агрессивен, и москвичам приходилось кидаться на спасение своих ворот. Они делали вид, что это недоразумение, снова принимались за свой штурм, но эпизод, к их досаде, повторялся. Игра, с точки зрения лидеров, принимала странный характер, действовала им на нервы, в конце концов нервы не выдерживали, и комбинация Ворошилов – Гулевский (понятно, бывали и другие) кончалась голом. Единственным, но достаточным. И – «дурацкое» поражение. Иногда забивал и Ворошилов, он обычно сопровождал Гулевского в его прорывах, чтобы сыграть с ним в «стенку» или подобрать и добить мяч. Этот тактический вариант окрестили «волжской защепкой», сторонников у него было маловато, а обвинителей – сколько угодно.
Уже тогда было ясно, что «защепка» не имеет будущего как генеральная линия, что она непригодна для команды, метящей в чемпионы. Нельзя же каждый раз подвергать себя такому страшному испытанию, быть на волосок от поражения, надеясь на зыбкую удачу!
Так-то оно так, но оставить без внимания «защепку» тоже нельзя было, если о нее спотыкались не кто-нибудь, а ЦДКА и «Динамо». Ее снисходительно признали пригодной для тех команд, которые не рассчитывают в равном встречном бою одолеть лидеров, другими словами – для слабых команд и с оговорками, как запасной вариант на всякий случай, при непредвиденных обстоятельствах и для сильных.
Позже игра «от обороны», игра на контратаках получила широкое распространение, вошла в обиход, мы ее можем наблюдать в неограниченном количестве в турнирах любого ранга. Сейчас вокруг нее копий не ломают – признано, что все команды, даже классные, чемпионского достоинства, обязаны уметь ее вести, не говоря уж о том, что им полагается знать, как ей противостоять, как ее обезвреживать, если к ней прибегает противник. Так что куйбышевские «Крылышки» тридцать лет назад в известной мере стали пионерами тактического варианта, заставившего всех тренеров и теоретиков положить его на макет и изучать со всем тщанием. Ворошилов, состоявший в этой команде диспетчером, должен быть отнесен к числу создателей этого варианта, он был в нем влиятельной фигурой.
Тренеры и руководимые ими команды вольны в выборе командной игры. Ушли в прошлое времена, когда прямо-таки в административном порядке всем предлагалось следовать одинаковым образцам. Теперь признано, что разные вкусы и разные соображения имеют право на существование. Но футбол упростился бы, завял, если бы все вдруг выбрали игру «от обороны». Он жил и продолжает жить поисками игры активной, отталкивающейся от ясного и смелого намерения переиграть противника.

НИКИТА СИМОНЯН

На протяжении четверти века, до того как взошла звезда Блохина, Никита Симонян был самым результативным форвардом советского футбола. Да и сейчас он – и, как видно, надолго – второй. Много лет числилось за ним рекордное достижение: 34 мяча в 36 матчах чемпионата 1950 года. Сколько лет минуло, только в сезоне 1985 года О. Протасов превзошел симоняновское число. Много-много раз видел я его на поле, восхищался его голами, а связно объяснить, за счет чего они ему удавались, не умел. Какая-то загадочность, скрытность окружала его успехи. Не был он чудодеем, как Г. Федотов, не пробивался, как Бобров, Пономарев, Соловьев, не петлял и не изворачивался, как Иванов, не бил сокрушительно, как Гринин, не был суровым геометром, как Бесков.
Кто бы ни вспоминал, ни толковал о Симоняне, обязательно упоминал о его безукоризненной корректности. Он и в разговоре, даже если вспыхнет жаркая, дерзкая перепалка, вежлив, никого не заденет неосторожным словом, в обращении с людьми, будь то приятели или случайные встречные, неизменно выдержан, терпелив, любезен. Человеку не дано уйти от самого себя: Симонян и на поле был такой же. В его движениях, прежде чем сила и быстрота, сначала бросались в глаза мягкость, плавность, какая-то даже застенчивость из-за того, что попал он в общество, где все как один резкие, не церемонятся. Словом, на первый взгляд оставлял он впечатление человека не от мира сего, не от футбольного мира.
Уже во время работы над этими очерками, повстречав Симоняна, я спросил: «Как бы вы сами объяснили, благодаря чему забивали так много?» И он, нисколько не удивившись вопросу, чуть подумав, сказал следующее: «В молодые годы я не был полезен в середине поля, в подыгрыше. А как только возникал голевой момент, что-то во мне преображалось, менялось, я весь собирался в кулак, чувствовал уверенность, все видел, знал, что нужно сделать. Позже я перестроился, больше стал участвовать в командной игре и к завершению атаки шел вместе со всеми…»
Итак, Симоняна преображал голевой момент. Здесь кончалась его кажущаяся расслабленность, его «вежливость». Дальше – никаких колебаний, быстрый скользкий рывок и удар в ту точку, которую он успел выбрать. Симонян был не из тех, кто бьет и бьет при малейшей возможности, надеясь, что когда-нибудь мяч попадет куда надо. И не из тех, кто под игом сомнений то подправляет себе мяч под ногу еще получше, то ищет глазами партнера да так ни разу за весь матч и не ударит. Симонян бил не часто, а забивал чаще других. И это не парадокс, это стиль, сначала человеческий, а затем футбольный. Он знал себя и не пытался быть каким-то другим.
В молодости ему крупно повезло с партнерами. Иметь рядом Игоря Нетто и Николая Дементьева – это значило получать постоянно в подарок голевые моменты. И им, разумеется, было удобно знать, что, если Никита пошел на удар, дело будет. Потом, в 1955 году, в «Спартак» вернулся Сальников. И ему и Симоняну было «в районе тридцати», оба – искушенные и закаленные, они нашли друг в друге людей одного игрового направления и, получив в товарищи молодых форвардов Бориса Татушина, Анатолия Исаева и Анатолия Ильина, стали опорой пятерки нападающих, можно смело сказать, образцовой, которая украшала в те годы наш футбол и в «Спартаке» (чемпионы 1956 и 1958 годов) и в сборной страны (в полном составе – олимпийские чемпионы в Мельбурне).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21