https://wodolei.ru/catalog/mebel/penaly/
Твердый, жесткий переплет, вырваться из него не просто. Чем дальше, тем труднее было Якубику, становился он на поле человеком без определенных занятий. А годы шли. И у «Динамо» ничего не вытанцовывалось, и Якубику как футболисту грозило забвение. Еще немного, и конец игре, а потом если и вспомнят, то разве что из-за забавной, детской фамилии – «Я – кубик».
После трагической гибели футболистов «Пахтакора» клубу этому пришли на выручку. Из разных городов в Ташкент были посланы игроки, «Пахтакору» предоставили три льготных сезона с сохранением места в высшей лиге, пока организуется новая команда. Среди командированных был и динамовец Андрей Якубик. Он шел на доброе дело, этот честный парень, не зная, конечно, что его ждет. Да и кто тогда об этом думал! А для Якубика, против отъезда которого «Динамо» не возражало, это был и выход из запутанного, двусмысленного положения.
Во вновь созданном «Пахтакоре» он сразу заиграл. Словно вздохнул всей своей широкой грудью. И побежал по полю легко, и голы принялся забивать, и признание трибун получил. Заново начал 27-летний мастер, когда по всем устоявшимся представлениям полагалось бы ему мирно «доигрывать». А он вошел в «Пахтакор», будто ничего до этого не было, только и открылся ему большой футбол, поманил, притянул, посулил все те свои трудные радости, которые прежде не давались.
Увидев такого Якубика, «Динамо» вернуло его домой.
Попытка обратной пересадки ничего не дала, несовместимость сказывалась по-прежнему, игроку, глотнувшему вольного ветра, возвращаться в подсобные рабочие было ни к чему. Он не мог стать динамовским Якубиком, но «получше». Он был уже заметным пахтакоровским игроком, успел привыкнуть к полному доверию партнеров, веривших, что он, Якубик, решит исход матча голом. И Якубик вскоре вернулся в команду, ставшую его командой.
Говорили: «Якубик раскрылся». Это и есть поворот судьбы. Он не был в состоянии научиться играть по-другому – не тот возраст, да и вообще таких чудесных превращений футбол не знает. Будучи в «Пахтакоре», он делал все то, что умел, находясь в «Динамо». Если бы Якубик из классной команды ушел в заведомо среднюю и там «раскрылся», это не удивило бы – не так уж редко иные футболисты следуют старинной заповеди: «Лучше быть первым парнем на селе, чем последним в городе». Но он сумел наилучшим образом себя проявить в «Пахтакоре», который в те годы не только не уступал ни в чем московскому «Динамо», но, пожалуй, превосходил его в командной игре.
Бывает, что форвард начинает играть в команде роль исключительную, партнеры считают себя обязанными держать его в поле зрения, отдавать ему тут же мяч, все заслуживающие внимания события разворачиваются вокруг него, и зрители надеются, что только при его участии что-то может удастся, а без него не на что рассчитывать. Такой премьер, как правило, футбольно одарен. Но надежности в игре на одного не так уж много: то его закроют защитники, то он окажется не в духе, а то вдруг примется покрикивать на партнеров, желая показать, что ему невмоготу в обстановке непонимания и примитива. В таком образе футбольных действий есть что-то любительское, дачное, нарушается одно из важнейших установлений футбола высокого класса о соблюдении чувства меры в том, что делают один и девять остальных полевых игроков, создается крен, перекос, фальшивая нота, игра теряет складность и разумность, распадается на эпизоды с «его» участием, интересные, и все остальные, ничего не значащие, проходные.
Якубик в «Пахтакоре» премьером не сделался, хотя и забивал регулярно наиболее значительные голы. Он успел получить в «Динамо» хорошее воспитание, когда командой руководил К. Бесков, кстати и заметивший Якубика. Чувством меры он был наделен: трудиться, перемещаться по полю, разыгрывать мяч, выходить на ударную позицию – наравне со всеми. Это как нечто само собой разумеющееся. А сверх того, коль скоро необходим его завершающий удар, он обязан быть особенно зорким, находчивым в мелькающих и ускользающих ситуациях, годных для этого удара. Это то, что он вменял себе в обязанность в каждом матче.
Мы все легко и охотно принимаем на: плечи груз обязанностей, если видим, что выполнения их ждут, надеются, что мы с ними справимся, и идут нам навстречу в том, что для этого требуется. Якубику вместо жесткой, ограниченной тактической роли, которую он имел в «Динамо», предоставили в «Пахтакоре» роль свободную, роль лидера. Его зона – зона атаки, чужая половина поля, где он должен и затевать атаки и доводить их до конца. Волна, им самим поднятая, выносила его к воротам противника, а там дело за ударом. За Якубика никто из партнеров не играл лишнее, его угоднически не искали – он был среди всех, но своего момента не упускал. Все, что он не сыграл смолоду, он наверстал, отыграл в зрелые годы. Это не было второй молодостью, это была молодость, несколько задержавшаяся. Игроки, которым за тридцать, то и дело чем-то выдадут свой возраст. Якубик и в тридцать три, уже войдя в федотовский Клуб, был неотличим от молодых партнеров и продолжал забивать. Тот же самый Якубик по своему футбольному умению, которого мы помнили в «Динамо», и неузнаваемый по уверенности в себе, по появившемуся у него в «Пахтакоре» чувству собственного достоинства.
Уж, кажется, может ли быть интереснее сюжет короткой карьеры! Нет, жизнь уготовила еще один поворот. После чемпионата 1983 года Якубик решил больше не играть и вернулся в Москву. Следующей весной, по привычке, ходил тренироваться в родной клуб и, почувствовав, что силы есть, предложил свои услуги. Динамовцы подумали и отказались: возраст не тот. А тут не заладилось у «Пахтакора», и вспомнили о Якубике. И он снова, в третий раз, полетел в Ташкент. И словно это было нарочно придумано – Якубик вышел на поле в матче против «Динамо». Три мяча он забил в тот вечер, и «Пахтакор» отпраздновал победу.
Так распорядилась Якубиком судьба. За место в строю, отданное ему с полным доверием, он расплатился многими голами, которые позволили «Пахтакору» встать на ноги после трех льготных сезонов.
ДАВИД КИПИАНИ
Когда в декабре семьдесят седьмого журналисты выбрали Кипиани лучшим футболистом года, они не знали, что год спустя он получит золотую медаль чемпиона страны, еще через год вместе со своим тбилисским «Динамо» выиграет Кубок СССР, а весной восемьдесят первого – европейский Кубок кубков. Что ни говорите, регалии имеют над нами власть, в этом же предпочтении они не утяжелили чашу весов избранника. Выходит, все решило его бросавшееся в глаза искусство? Да, это так. И не оно одно.
Сезон семьдесят седьмого оставил о себе недобрую, тревожную память. Это тогда наша высшая лига погрязла в мелкотравчатых расчетах, чуть не половина матчей закончилась вничью. Среди тренеров объявились «теоретики-модернисты», бесстыдно высмеивавшие тех, кто пытался говорить о футболе как об игре красивой, увлекательной, имеющей обязанности перед аудиторией. В тот момент еще не пробил час «Спартака» и минского «Динамо» – они находились за пределами высшей лиги, и неизвестно было, на что надеяться.
Тбилисское «Динамо» оставалось островком футбольной игры, подобием заповедника, и к нему с надеждой обращались взоры. А в этой команде, ну совсем как сошедший со страниц Красной книги, возвышался человек, всем на удивление верный идеалам футбола, не желавший считаться с тем, что творится вокруг, игравший как ему подсказывало сердце. Голоса журналистов и были ему наградой за прекрасное чудачество. Тот референдум выбрал игрока и выбрал футбол, угодный людям.
Кипиани начал левым крайним нападения, находясь под влиянием своего предшественника Михаила Месхи, обожаемого тбилисским стадионом. Нелегко ему было выдерживать невольный конкурс.
Но вскоре футболу были предложены новые пьесы. Голландец Круифф со своей внешне вольной, но внутренне обоснованной и строгой игрой возбудил у многих желание ему следовать. Только оказалось, что его «монолог» мало кому по плечу. Передвижение по всему полю лишь наружная примета, суть была в удивительном понимании игроком всего происходящего и умении сделать все, что необходимо. Я видел Круиффа в нескольких матчах чемпионата мира 1974 года в ФРГ когда он был уже знаменит. На первый взгляд он вел себя как ему было угодно – появлялся то в обороне, то в середине, то на передовой. И даже возникал вопрос: «А каково партнерам, не путает ли он их?» Вопрос быстро уходил за ненадобностью. Круифф настолько верно чувствовал командные задачи, что всегда оказывался там, где нужно, и партнерам не было нужды вертеть головой, чтобы его отыскать. Он был замешан во всех стоящих эпизодах, одни предвосхищал, другие создавал. Футбол был для него игрой мысли, а быстрота ног и покорность мяча его словно бы и не заботили, да и мы, зрители, разве что уходя с матча, вдруг вспоминали, как он легко движется, как безукоризненно, невидимо техничен.
Кипиани оказался из тех немногих не только в нашем, а и в мировом футболе, кто сумел предложить собственный вариант «монолога». Точные повторы в таких случаях не то чтобы невозможны – они сковывают, оборачиваются школярством, а то и карикатурой. Игрок широкого профиля – назовем это так – был вытребован, вызван на поле вновь открытыми возможностями футбола, стал приметой команд высокого класса. Кипиани не подражал, он самостоятельно пришел к мысли, что способен осовременить, обогатить, двинуть вперед игру своего клуба.
Его исходной позицией стала середина поля. А можно сказать, что и все поле. Голы, им забитые, не оставляют сомнений в том, какой он был форвард. Его репутация ведущего игру диспетчера могла поспорить с репутацией форварда. А как он сновал возле своих ворот, если команде приходилось туго! Когда речь идет об игроке подобного образа действий, едва ли возможно выделять те или иные его качества. И все же, когда я мысленно представляю себе играющего Кипиани, то вижу, как он делает длинную передачу.
Длинная передача – это повеление игре перемениться, перестроиться, приказ разума. Дело зашло в тупик на левой стороне, мяч безысходно крутится, буксует в толчее, и тут кто-то решительно посылает его на правую сторону, – оказывается, там есть кому его подхватить, и атака из бестолковой и тесной вмиг превращается в свободную и опасную. Это всегда красиво и умно. Но такая передача не всем доступна не только по техническим причинам – она требует смелости, футболист должен презреть возможность ошибки, которую ему потом припомнят. Ошибался ли он? Конечно, но об этом не вспоминается. Уверен, что его партнеры, Рамаз Шенгелия, Владимир Гуцаев, Виталий Дараселия, помимо длинных передач Кипиани игры себе не мыслили – к хорошему ведь быстро привыкаешь! Так был создан рисунок, которому повиновалось тбилисское «Динамо», рисунок, позволивший команде несколько лет подряд славиться на европейской арене. Мне кажется, что в искусстве длинных передач Кипиани не имел себе равных не только в нашем футболе.
Играл ли Кипиани в сборной страны? Заглянув в справочник, мы обязаны ответить положительно. Если же довериться ощущению, тянет сказать, что не играл. Его появления в сборной были отрывочными, разрозненными, тренеры включали его в состав, словно идя на уступку. Он не был там основным, постоянным игроком, как Блохин, Чивадзе, Дасаев, Демьяненко, а в прошлом Шестернев, Воронин, Хурцилава, Иванов, Нетто, Яшин. Во времена Кипиани сборную формировали исходя из срочной, турнирной злобы дня, а не из интересов игры. Этот подход был практичным, до поры до времени гарантировал сносные результаты – не зря наша сборная приобрела репутацию крайне редко проигрывающей. Однако игровой аскетизм рано или поздно себя разоблачал и, как правило, в самые кульминационные моменты не позволял сборной ни подняться высоко, ни зарекомендовать себя играющей оригинально, как это удалось, например, французской команде на чемпионате мира в Испании.
В прежние годы, если у тренера сильной, классной команды спросишь: «А почему у вас играет такой-то? Он же хуже остальных!» – обычно следовал ответ: «Да, но должен же кто-то бегать…» Сейчас картина обратная. Глядя на ловкого искусника, так и подмывает справиться: «Как он к вам попал?» И тренер, если ему хватит мужества, обязан сознаться: «Что поделаешь, кто-то должен же играть…» А можно обойтись и совсем без искусников – их ведь обуревают непонятные, опасные фантазии, тогда как если всем вести себя «попроще», «построже» и отработать положенное, то ничья уж точно будет в кармане.
Тбилисское «Динамо» крепло, поднималось и взорлило наконец, явив в своей судьбе самое прекрасное, что существует в футболе: единство игры и достижений. Этому взлету Кипиани отдал всего себя, пройдя весь путь от начала до конца. Его последний сезон стал и последним сезоном команды, круто, точно она была сбита на лету, спикировавшей в полосу кризиса.
Играя, Кипиани исподволь готовился стать тренером: приглядывался, записывал, размышлял, занимался самовоспитанием, учась хладнокровию, чтобы голова всегда оставалась ясной. Помня, как играл Кипиани, нетрудно представить, о какой команде он мечтает. Ему и поручили тбилисское «Динамо» в трудное время. Но это следующая страница, она открыта, озаглавлена и еще бела…
ОЛЕГ БЛОХИН
Было время, когда форварды вершили свои богатырские дела на стадионах в кольце зрителей, большей частью одних и тех же, завсегдатаев. Наблюдение велось с порядочного расстояния, издалека, и любимые герои выглядели уменьшенными, в какой-то мере условными фигурами.
Телевидение своими приближениями разрушило старую постоянную стадионную дистанцию, позволив нам взглянуть в лицо героям. Н они, эти герои, мало-помалу сделались людьми, живущими среди нас. Если когда-то наше привычное «нравится не нравится» относилось преимущественно к игровым доблестям, к мощи и меткости ударов, к обманным петлям финтов, к ловким, бесстрашным прыжкам, к телесным, физическим приметам, то теперь все чаще и настойчивее принимается в расчет вставленный в рамку телевизора портрет в точном смысле этого слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
После трагической гибели футболистов «Пахтакора» клубу этому пришли на выручку. Из разных городов в Ташкент были посланы игроки, «Пахтакору» предоставили три льготных сезона с сохранением места в высшей лиге, пока организуется новая команда. Среди командированных был и динамовец Андрей Якубик. Он шел на доброе дело, этот честный парень, не зная, конечно, что его ждет. Да и кто тогда об этом думал! А для Якубика, против отъезда которого «Динамо» не возражало, это был и выход из запутанного, двусмысленного положения.
Во вновь созданном «Пахтакоре» он сразу заиграл. Словно вздохнул всей своей широкой грудью. И побежал по полю легко, и голы принялся забивать, и признание трибун получил. Заново начал 27-летний мастер, когда по всем устоявшимся представлениям полагалось бы ему мирно «доигрывать». А он вошел в «Пахтакор», будто ничего до этого не было, только и открылся ему большой футбол, поманил, притянул, посулил все те свои трудные радости, которые прежде не давались.
Увидев такого Якубика, «Динамо» вернуло его домой.
Попытка обратной пересадки ничего не дала, несовместимость сказывалась по-прежнему, игроку, глотнувшему вольного ветра, возвращаться в подсобные рабочие было ни к чему. Он не мог стать динамовским Якубиком, но «получше». Он был уже заметным пахтакоровским игроком, успел привыкнуть к полному доверию партнеров, веривших, что он, Якубик, решит исход матча голом. И Якубик вскоре вернулся в команду, ставшую его командой.
Говорили: «Якубик раскрылся». Это и есть поворот судьбы. Он не был в состоянии научиться играть по-другому – не тот возраст, да и вообще таких чудесных превращений футбол не знает. Будучи в «Пахтакоре», он делал все то, что умел, находясь в «Динамо». Если бы Якубик из классной команды ушел в заведомо среднюю и там «раскрылся», это не удивило бы – не так уж редко иные футболисты следуют старинной заповеди: «Лучше быть первым парнем на селе, чем последним в городе». Но он сумел наилучшим образом себя проявить в «Пахтакоре», который в те годы не только не уступал ни в чем московскому «Динамо», но, пожалуй, превосходил его в командной игре.
Бывает, что форвард начинает играть в команде роль исключительную, партнеры считают себя обязанными держать его в поле зрения, отдавать ему тут же мяч, все заслуживающие внимания события разворачиваются вокруг него, и зрители надеются, что только при его участии что-то может удастся, а без него не на что рассчитывать. Такой премьер, как правило, футбольно одарен. Но надежности в игре на одного не так уж много: то его закроют защитники, то он окажется не в духе, а то вдруг примется покрикивать на партнеров, желая показать, что ему невмоготу в обстановке непонимания и примитива. В таком образе футбольных действий есть что-то любительское, дачное, нарушается одно из важнейших установлений футбола высокого класса о соблюдении чувства меры в том, что делают один и девять остальных полевых игроков, создается крен, перекос, фальшивая нота, игра теряет складность и разумность, распадается на эпизоды с «его» участием, интересные, и все остальные, ничего не значащие, проходные.
Якубик в «Пахтакоре» премьером не сделался, хотя и забивал регулярно наиболее значительные голы. Он успел получить в «Динамо» хорошее воспитание, когда командой руководил К. Бесков, кстати и заметивший Якубика. Чувством меры он был наделен: трудиться, перемещаться по полю, разыгрывать мяч, выходить на ударную позицию – наравне со всеми. Это как нечто само собой разумеющееся. А сверх того, коль скоро необходим его завершающий удар, он обязан быть особенно зорким, находчивым в мелькающих и ускользающих ситуациях, годных для этого удара. Это то, что он вменял себе в обязанность в каждом матче.
Мы все легко и охотно принимаем на: плечи груз обязанностей, если видим, что выполнения их ждут, надеются, что мы с ними справимся, и идут нам навстречу в том, что для этого требуется. Якубику вместо жесткой, ограниченной тактической роли, которую он имел в «Динамо», предоставили в «Пахтакоре» роль свободную, роль лидера. Его зона – зона атаки, чужая половина поля, где он должен и затевать атаки и доводить их до конца. Волна, им самим поднятая, выносила его к воротам противника, а там дело за ударом. За Якубика никто из партнеров не играл лишнее, его угоднически не искали – он был среди всех, но своего момента не упускал. Все, что он не сыграл смолоду, он наверстал, отыграл в зрелые годы. Это не было второй молодостью, это была молодость, несколько задержавшаяся. Игроки, которым за тридцать, то и дело чем-то выдадут свой возраст. Якубик и в тридцать три, уже войдя в федотовский Клуб, был неотличим от молодых партнеров и продолжал забивать. Тот же самый Якубик по своему футбольному умению, которого мы помнили в «Динамо», и неузнаваемый по уверенности в себе, по появившемуся у него в «Пахтакоре» чувству собственного достоинства.
Уж, кажется, может ли быть интереснее сюжет короткой карьеры! Нет, жизнь уготовила еще один поворот. После чемпионата 1983 года Якубик решил больше не играть и вернулся в Москву. Следующей весной, по привычке, ходил тренироваться в родной клуб и, почувствовав, что силы есть, предложил свои услуги. Динамовцы подумали и отказались: возраст не тот. А тут не заладилось у «Пахтакора», и вспомнили о Якубике. И он снова, в третий раз, полетел в Ташкент. И словно это было нарочно придумано – Якубик вышел на поле в матче против «Динамо». Три мяча он забил в тот вечер, и «Пахтакор» отпраздновал победу.
Так распорядилась Якубиком судьба. За место в строю, отданное ему с полным доверием, он расплатился многими голами, которые позволили «Пахтакору» встать на ноги после трех льготных сезонов.
ДАВИД КИПИАНИ
Когда в декабре семьдесят седьмого журналисты выбрали Кипиани лучшим футболистом года, они не знали, что год спустя он получит золотую медаль чемпиона страны, еще через год вместе со своим тбилисским «Динамо» выиграет Кубок СССР, а весной восемьдесят первого – европейский Кубок кубков. Что ни говорите, регалии имеют над нами власть, в этом же предпочтении они не утяжелили чашу весов избранника. Выходит, все решило его бросавшееся в глаза искусство? Да, это так. И не оно одно.
Сезон семьдесят седьмого оставил о себе недобрую, тревожную память. Это тогда наша высшая лига погрязла в мелкотравчатых расчетах, чуть не половина матчей закончилась вничью. Среди тренеров объявились «теоретики-модернисты», бесстыдно высмеивавшие тех, кто пытался говорить о футболе как об игре красивой, увлекательной, имеющей обязанности перед аудиторией. В тот момент еще не пробил час «Спартака» и минского «Динамо» – они находились за пределами высшей лиги, и неизвестно было, на что надеяться.
Тбилисское «Динамо» оставалось островком футбольной игры, подобием заповедника, и к нему с надеждой обращались взоры. А в этой команде, ну совсем как сошедший со страниц Красной книги, возвышался человек, всем на удивление верный идеалам футбола, не желавший считаться с тем, что творится вокруг, игравший как ему подсказывало сердце. Голоса журналистов и были ему наградой за прекрасное чудачество. Тот референдум выбрал игрока и выбрал футбол, угодный людям.
Кипиани начал левым крайним нападения, находясь под влиянием своего предшественника Михаила Месхи, обожаемого тбилисским стадионом. Нелегко ему было выдерживать невольный конкурс.
Но вскоре футболу были предложены новые пьесы. Голландец Круифф со своей внешне вольной, но внутренне обоснованной и строгой игрой возбудил у многих желание ему следовать. Только оказалось, что его «монолог» мало кому по плечу. Передвижение по всему полю лишь наружная примета, суть была в удивительном понимании игроком всего происходящего и умении сделать все, что необходимо. Я видел Круиффа в нескольких матчах чемпионата мира 1974 года в ФРГ когда он был уже знаменит. На первый взгляд он вел себя как ему было угодно – появлялся то в обороне, то в середине, то на передовой. И даже возникал вопрос: «А каково партнерам, не путает ли он их?» Вопрос быстро уходил за ненадобностью. Круифф настолько верно чувствовал командные задачи, что всегда оказывался там, где нужно, и партнерам не было нужды вертеть головой, чтобы его отыскать. Он был замешан во всех стоящих эпизодах, одни предвосхищал, другие создавал. Футбол был для него игрой мысли, а быстрота ног и покорность мяча его словно бы и не заботили, да и мы, зрители, разве что уходя с матча, вдруг вспоминали, как он легко движется, как безукоризненно, невидимо техничен.
Кипиани оказался из тех немногих не только в нашем, а и в мировом футболе, кто сумел предложить собственный вариант «монолога». Точные повторы в таких случаях не то чтобы невозможны – они сковывают, оборачиваются школярством, а то и карикатурой. Игрок широкого профиля – назовем это так – был вытребован, вызван на поле вновь открытыми возможностями футбола, стал приметой команд высокого класса. Кипиани не подражал, он самостоятельно пришел к мысли, что способен осовременить, обогатить, двинуть вперед игру своего клуба.
Его исходной позицией стала середина поля. А можно сказать, что и все поле. Голы, им забитые, не оставляют сомнений в том, какой он был форвард. Его репутация ведущего игру диспетчера могла поспорить с репутацией форварда. А как он сновал возле своих ворот, если команде приходилось туго! Когда речь идет об игроке подобного образа действий, едва ли возможно выделять те или иные его качества. И все же, когда я мысленно представляю себе играющего Кипиани, то вижу, как он делает длинную передачу.
Длинная передача – это повеление игре перемениться, перестроиться, приказ разума. Дело зашло в тупик на левой стороне, мяч безысходно крутится, буксует в толчее, и тут кто-то решительно посылает его на правую сторону, – оказывается, там есть кому его подхватить, и атака из бестолковой и тесной вмиг превращается в свободную и опасную. Это всегда красиво и умно. Но такая передача не всем доступна не только по техническим причинам – она требует смелости, футболист должен презреть возможность ошибки, которую ему потом припомнят. Ошибался ли он? Конечно, но об этом не вспоминается. Уверен, что его партнеры, Рамаз Шенгелия, Владимир Гуцаев, Виталий Дараселия, помимо длинных передач Кипиани игры себе не мыслили – к хорошему ведь быстро привыкаешь! Так был создан рисунок, которому повиновалось тбилисское «Динамо», рисунок, позволивший команде несколько лет подряд славиться на европейской арене. Мне кажется, что в искусстве длинных передач Кипиани не имел себе равных не только в нашем футболе.
Играл ли Кипиани в сборной страны? Заглянув в справочник, мы обязаны ответить положительно. Если же довериться ощущению, тянет сказать, что не играл. Его появления в сборной были отрывочными, разрозненными, тренеры включали его в состав, словно идя на уступку. Он не был там основным, постоянным игроком, как Блохин, Чивадзе, Дасаев, Демьяненко, а в прошлом Шестернев, Воронин, Хурцилава, Иванов, Нетто, Яшин. Во времена Кипиани сборную формировали исходя из срочной, турнирной злобы дня, а не из интересов игры. Этот подход был практичным, до поры до времени гарантировал сносные результаты – не зря наша сборная приобрела репутацию крайне редко проигрывающей. Однако игровой аскетизм рано или поздно себя разоблачал и, как правило, в самые кульминационные моменты не позволял сборной ни подняться высоко, ни зарекомендовать себя играющей оригинально, как это удалось, например, французской команде на чемпионате мира в Испании.
В прежние годы, если у тренера сильной, классной команды спросишь: «А почему у вас играет такой-то? Он же хуже остальных!» – обычно следовал ответ: «Да, но должен же кто-то бегать…» Сейчас картина обратная. Глядя на ловкого искусника, так и подмывает справиться: «Как он к вам попал?» И тренер, если ему хватит мужества, обязан сознаться: «Что поделаешь, кто-то должен же играть…» А можно обойтись и совсем без искусников – их ведь обуревают непонятные, опасные фантазии, тогда как если всем вести себя «попроще», «построже» и отработать положенное, то ничья уж точно будет в кармане.
Тбилисское «Динамо» крепло, поднималось и взорлило наконец, явив в своей судьбе самое прекрасное, что существует в футболе: единство игры и достижений. Этому взлету Кипиани отдал всего себя, пройдя весь путь от начала до конца. Его последний сезон стал и последним сезоном команды, круто, точно она была сбита на лету, спикировавшей в полосу кризиса.
Играя, Кипиани исподволь готовился стать тренером: приглядывался, записывал, размышлял, занимался самовоспитанием, учась хладнокровию, чтобы голова всегда оставалась ясной. Помня, как играл Кипиани, нетрудно представить, о какой команде он мечтает. Ему и поручили тбилисское «Динамо» в трудное время. Но это следующая страница, она открыта, озаглавлена и еще бела…
ОЛЕГ БЛОХИН
Было время, когда форварды вершили свои богатырские дела на стадионах в кольце зрителей, большей частью одних и тех же, завсегдатаев. Наблюдение велось с порядочного расстояния, издалека, и любимые герои выглядели уменьшенными, в какой-то мере условными фигурами.
Телевидение своими приближениями разрушило старую постоянную стадионную дистанцию, позволив нам взглянуть в лицо героям. Н они, эти герои, мало-помалу сделались людьми, живущими среди нас. Если когда-то наше привычное «нравится не нравится» относилось преимущественно к игровым доблестям, к мощи и меткости ударов, к обманным петлям финтов, к ловким, бесстрашным прыжкам, к телесным, физическим приметам, то теперь все чаще и настойчивее принимается в расчет вставленный в рамку телевизора портрет в точном смысле этого слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21