не просто не человек, но даже не микроб и не вирус. Он сразу понял, что это подлинное, и жалкие нелепости вроде мыльных расстрелов, библейских царей и сдуру оторванных пуговиц предстали перед ним в своей полной несостоятельности. Эта фантазия возбудила Брона так сильно, что он пришел в запредельное неистовство и не знал, извиваясь, чего ему больше хотелось одарить ли Ши сверхъестественным подарком, или спалить ее заживо по квадратному дюйму в минуту. Та, похоже, догадалась о его необычных видениях и ни с того, ни с сего завыла долгим, монотонным воем так, что нельзя было понять, от удовольствия это или от ужаса. Она укусила Брона в щеку, и он лишь после осознал, что укус пришелся на внутреннюю сторону. "То-то же, свистел ему в ухо шепот Ши, - то-то же, то-то же". Простыни пахли поджарой псиной. Брон зажмурился, приоткрыл рот и продолжил, что делал, с утроенной силой. "У меня злая болячка, настоящая, - бормотала Ши, откидываясь на расплющенную подушку и мотая головой. - Клубок примитивных, агрессивных клеток... Они чем проще, тем злее... размножаются, как бешеные, только и умеют... А эти зеленые - они с Луны... Я сразу поняла, они только тут такие, а там их не видно, там они настоящие... Предки теперь тоже с ними... " Она запрокинулась, глядя на бледный диск за окном. Брон, не останавливаясь, проследил за ее взглядом, и Луна показалась ему похожей на панаму Вавилосова, которую тот, наконец, снял и повесил в прихожей на гвоздь.
- Выпьете? - осведомился Вавилосов.
- По чуть-чуть, - улыбнулась ему Ши. - Говори мне "ты".
Брон подошел к окну, отвел штору. В саду было сыро; по ту сторону калитки сидел на лавочке угрюмый мужик, одетый, как бомж. Он и был, наверно, бомж, пришел издалека, устал. Меж ног его торчал корявый посох; плащ был цвета то ли рыжего, то ли сиреневого. Он, словно кого-то поджидая, смотрел вправо, где проходила дорога, и Брон имел возможность разглядеть его в профиль. Голова странника была втянута в широченные плечи; вязаная шапочка, отяжелевшая от сложной влажности, надвинута на глаза; бурые заросшие щеки рассудительно надуты, толстые губы чуть выпячены в недовольной задумчивости. В окружении трав и цветов он казался забытой ржавой балясиной. Познобшин подумал, что солипсисты из глубинки, промышляя, не преминули бы украсть такую ценную вещь ради общей хозяйственной пользы, и неосторожный бомж превратился бы в шатун для провинциального механизма.
Тенор вкрадчиво стелился по пыльному полу, заползая в карманы, за шиворот и в душу. Устин, шурша просторными штанами, принес поднос. Ши перевесила ветошь, лежавшую в кресле, на спинку, развалилась и лениво взяла печенье.
- Там расселся какой-то урод, - сообщил Брон и повернулся к Вавилосову. - Шугануть, пока не спер чего?
Вавилосов глянул в окно.
- Божий человек, - усмехнулся он. - Лица не видно из-за ящика.
Действительно: теперь скиталец смотрел прямо перед собой, приложившись затылком к синему почтовому ящику.
- Вынесу рюмку, - расчувствовался дачевладелец.
- Не надо, он здесь выпьет, - возразила Ши. - Это один из гостей.
- Этот?! - ужаснулся Вавилосов, да и Брон испытал неприятное чувство. Он понимал, что следует верной дорогой, однако избыток мерзости, сопровождавшей его в пути, нет-нет, да и действовал на нервы. Познобшин по-прежнему не был уверен, что преодоление в себе человеческого должно быть непременно связано с откровенно гнусными явлениями.
- А что такого? - удивилась Ши. - Это Выморков, он же Брат Ужас. Я познакомилась с ним в переходе метро, он там просил подаяние. Прибыл из провинции; бежал от родных мест после того, как менты разгромили секту, в которой он состоял. У них там были странные представления: молились какому-то кровавому чудовищу, головы рубили. Я поняла из его рассказа, что они всей деревней чем-то отравились и спятили.
Брон озадаченно почесал подбородок. Запущенный, небритый три дня, он сам походил на черта.
- Ну и зачем он нам нужен, со своим покровителем?
Ши укоризненно покачала головой.
- Поди-ка сюда, - приказала она. - Ближе. Еще ближе. Дай ухо.
Ногти впились в хрящ, бедный мясом; Брон сделал танцевальное движение.
- Слушай мудрую мамочку, - прошелестела Ши. - Не будь снобом. Выморков изверился, устал, его ничто не греет. Идол, которому он поклонялся, жаден и глуп. Он требует поножовщины и мужеложства. Выморков пытался вести агитацию в городе, но его поймали и предупредили, что если он еще хоть раз откроет рот... короче, он совсем упал духом. Голодает, побирается, ест крыс и собак - что ему за радость быть человеком?
- Я не против, - начал оправдываться Брон. - Просто я думал, что изгои изгоям рознь. Почему непременно сектанты? Почему не гений какой-нибудь непризнанный, светлый?
- Потому что гению хорошо, пускай его и гонят отовсюду. Гений с таким, как ты, из одного стакана не выпьет.
Кашлянул Вавилосов, о котором забыли.
- Милостивые государи, - пролепетал он тревожно. - Я, соглашаясь вас принять, не рассчитывал...
Он покосился на окно, за которым Выморков уже беседовал с незнакомым мужчиной лет тридцати пяти, совершенно седым. Мужчина привалился к забору и говорил отрывисто, односложно; губы же Выморкова двигались веско и степенно.
- Вот и Горобиц, - равнодушно заметила Ши, не обращая внимания на Устина. - Глубоко травмированный человек. Он бы рад остаться человеком, но кое-что увидел... однажды ему кое-что показали... кто он такой там, внутри...
- Что - тоже с Луны? - осведомился Познобшин.
- Нет, отсюда... Но он, конечно, предпочел бы Луну.
Вавилосов стоял с потерянным видом. Тенор пел. Устину вдруг показалось, что он больше не властен ни над патефоном, ни над самим домом. Ему почудилось, что пришли настоящие хозяева. В следующую секунду он хотел возмутиться, но передумал. Его тянуло к Ши. Знаки, которые она ему делала, не оставляли никаких сомнений. Устин краснел, испытывая странную гадливость, от чего вожделение только нарастало. И он, как ни старался, не мог угадать дальнейшего развития событий. Мысли его зациклились на свальном грехе дальше этого фантазия Вавилосова не шла. Но ему хватало и свального греха; два эти слова кружились каруселью в голове, расшвыривая прочие мысли и не являя ни единой картины - какие-то плоские черно-белые фигуры, катающиеся клубком, в котором сливаются лица.
Выморков тяжело поднялся, повернулся к лесу задом, а к дому передом, и замер, неприятно улыбаясь. Горобиц бросил взгляд на часы и позвонил в звонок.
Ши булькнула, выплюнула на ладонь кровь и прищурилась.
- Это мои друзья, - обратилась она к Вавилосову капризным голосом. Но черные глаза глядели весело. Устин увидел, как она, тайком от Брона, подносит палец к губам. - Впусти их.
Когда Устин, повинуясь, пошел открывать, Ши выложила на скатерть колоду карт, пятьдесят четыре штуки, и выбросила джокера под стол.
8
...Нависая над столом вонючей глыбой, Выморков чинно отпил из блюдца и спросил:
- Что за ягода?
- Гонобобель, - немедленно ответил Вавилосов.
- Похвально, - пробасил пилигрим и покрыл вареньем огромный ломоть хлеба.
Брон поежился, следя, как исчезает в бороде бутерброд. Рваная краюха, похожая на богато разукрашенную похоронную ладью, нырнула в грот, жадный до подношений.
Устин занес над стопкой графинчик, но Выморков прикрыл ее медвежьей лапой.
- Не употребляю, - сказал он рассеянно, привлеченный вареньями и соленьями.
Ши ковыряла вилкой кусок сыра.
- Что, Брат Ужас, - усмехнулась она, - плохо твое дело?
- Угу, - кивнул от, склоняясь над тарелкой.
- А что же твой небесный покровитель - молчит?
- Молчит, - прогудел брат Ужас. - Мне б каплю его силы... Бедный я человек!.. Но все мы изменимся.
Тем временем Брон вступил в беседу с третьим гостем, пришедшим только что. Это был невзрачный молодой человек, чрезвычайно подтянутый и аккуратный. У него было очень бледное одутловатое лицо с узким, почти безгубым ртом; человек назвался фамилией: Холомьев.
- По-моему, я где-то вас видел, - задумался Познобшин, вертя тупой столовый нож.
- Это вполне вероятно, - с готовностью отозвался Холомьев. - Наверно, во время рейда. Я исходил этот город вдоль и поперек.
- Во время рейда? - не понял Брон.
Ши вмешалась в разговор:
- На нем наверняка была форма, вспомни. Гимнастерка, сапоги и нарукавная повязка.
Брон ударил себя по лбу:
- Точно!.. Такая красная с черным... Я еще подумал, что какая-то новая партия.
- Пока еще нет, - сказал Холомьев строго и коснулся узла галстука как бы с желанием ослабить, но узел остался, как был.
- Я тебе скажу, - Ши допила остатки из стакана и подожгла сигарету. Он был членом организации, которая утверждает жизнь активным способом. Забавно, что аббревиатура тоже звучит как "ужас", - она покосилась на Выморкова, который важно хлебал чай. - Они объявили войну мертвецам, а заодно и всему, что с ними связано - похоронным конторам, церковным обрядам, кладбищам... перспективное дело, да?
- Перспективное, - подтвердил Холомьев. - Но половинчатое.
- То есть?
- Я от них ушел, - вздохнул молодой человек, беря двумя пальцами соленую соломку. Откусив, он озабоченно уставился вдаль. - Во первых, к смерти, которую они честят на все лады, приводит именно жизнь. Так что жизнь мне тоже разонравилась. Я хотел бы сделаться энергетическим процессом... бесплотной силой... пустые мечты, я знаю, но... - Холомьев развел руками.
Брон внимательно слушал. Молодой человек повторял слова Ши. Процесс, и только процесс. Не бренный носитель, но перводвигатель - пусть не самый-самый, пусть дериват...
- А во-вторых, - продолжал Холомьев, - они там стали трупы есть, так у меня аллергия выявилась. Пошел прыщами, чесался... ну и ушел. Наладил отвальную, сдал обмундирование...
- Что вы казнитесь, вы и так процесс, - вклинился в беседу седой Горобиц, до сих пор молчавший. Он волновался. - Вы знаете, что там у вас внутри на самом деле? знаете? ...
- Ну, что? - насмешливо воззрился на него Холомьев.
- Там... там увидите, не дай Бог, что, - Горобиц стал заикаться и сразу вслед за этим задрожал.
- Лапа, посиди тихо, - Ши коснулась его плеча, и Брон испытал дикую ревность. Его раздражало, что Ши была на короткой ноге со всем этим... Он задумался, подбирая слово. Присутствие Выморкова подбивало определить их как сброд, хотя и Холомьев, и Горобиц выглядели вполне прилично. Ши выпустила струйку дыма и знаком велела Вавилосову наполнить рюмки:
- Не трожьте лапу, - попросила она. - Его напугали в доме с привидениями, дали заглянуть в волшебное зеркало. Он долго лечился - да, лапа? Естественно, зря... Его друзья, что с ним ходили, - те вообще наглотались колес, померли. На Волково кладбище свезли.
- Да? - заинтересовался Холомьев. - Что-то я такое припоминаю... Двойное самоубийство, правильно?
Горобиц судорожно кивнул и схватился за рюмку.
- Вот, - удовлетворенно хлопнул Холомьев ладонью, - помню. Взяли мы с группой заступы, краску, лом...
Вавилосов застыл с графином в руке.
- Что стоишь? - Ши притворно нахмурилась, топнула ножкой. - Разливай! Сейчас играть сядем.
Устин помотал головой.
- Да так что-то... Ну, qui prosit?
Холомьев взял на вилку маринада и повернулся к Брону:
- Я слышал, вам надоели некоторые вещи, - сказал он доброжелательно.
Брон медленно кивнул.
- Облегчи душу, пархатый, - прогудел Выморков. - Получшает.
Познобшин схватился за кудри и приподнялся, однако Ши его осадила, напомнив:
- Что за обиды? Надоело, так надоело. Или соврал?..
Метнув в сторону незадачливого миссионера возмущенный взгляд, Брон сел и буркнул:
- Ладно... Но если каждый...
- И что же конкретно? - перебил его Холомьев во избежание ссоры.
Тот задумался, посидел некоторое время молча, а после сказал:
- Спрашиваете, что?.. Ну, конкретно, так конкретно.
Набрал в грудь воздуха и начал перечислять:
- Руки, ноги, пальцы, язык, дыхательное горло, коленные чашечки... Мысли, планы, тревоги, мечты, заботы, догадки, надежды, воспоминания... Бульвары, парки, набережные, челны, пароходы, самосвалы, автовокзалы... Николаи, Антонины, Вероники, Севастьяны, Александры, Юрии, Познобшины и Ящуки... Доги, медведи, бараны, стрекозы... Города, поселки, ГВНы, Обрыни, Азия, Африка, Антарктида... Сумерки, рассветы, приливы, луна...
Выморков внезапно начал отбивать ритм, похлопывая в ладоши. Помедлив, к нему присоединился Горобиц, а вслед за ним и остальные. Темп нарастал, и вместе с ним частил Познобшин, все больше забирая вверх:
- Кварки, квазары, атомы, протоны, белковые цепи, биотоки, логарифмы, килобайты, силлогизмы, макролиды...
- Стоп! - ударила Ши. - Достаточно, все довольны.
Она отбросила прядь ломких волос, перечеркнувшую бескровное лицо, и объявила:
- Давайте начнем игру.
- М-мм! - замахал руками Вавилосов и приглашающим взмахом обвел стол. Может, чуть позже?
- Нет, сейчас, - отрезала Ши. - Иначе все нажрутся. Один Брат Ужас останется в уме.
Устин погрустнел.
- А почему обязательно играть? - осведомился запыхавшийся Брон. - Я, если что, только в дурака...
- И отлично, все будут в дурака, - пожала острыми плечами Ши. - Глупый, это вроде пролога, увертюры. У нас будет что-то вроде психотерапевтической группы. Постепенно раскачаем лодку - и в добрый час!..
- Изменимся? - с надеждой вскинулся Выморков.
- Попробуем, - предупредительно возразила Ши. - Если долго что-то изображать, то и не заметишь, как оно прирастет... Мы попытаемся не быть людьми. Ну, понарошку. И на это будем играть.
- А кем же мы будем? - встревожился Вавилосов.
- Вот это и будет первой ставкой. Что, в штаны наложил?
Устин машинально пощупал брючину и плюнул, спохватившись.
- Плоская шутка... Конечно, я тоже сыграю.
Брон вдруг заметил, что патефон давно уже молчит. В доме хозяйничали вороватые шорохи и скрипы. Ши взяла в руки колоду.
- Интересные карты, - Холомьев прищурился.
Рубашки карт были расписаны подозрительными многогранниками вперемешку с иероглифами. В роли валетов, королей и дам выступали свирепые медведи, коронованные грифы и ундины с порочными глазами; ниже глаз их лица были скрыты чадрой.
- Откуда они?
- Не помню. Наверно, в электричке всучили.
Ши начала сдавать.
- Каждый загадывает желание, - пропела она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9