Я тоже протянул ему руку. Не испугавшись бездомного, он пожал мою руку, посмотрев прямо в глаза. На мгновение он отвел взгляд, а потом изумленно уставился на меня.
– Выглядишь бодро, – сказал я и улыбнулся. Ино застыл, пораженный.
Он посадил меня в машину, которую вел его секретарь, и привез к себе домой. Наверняка в этой квартире еще не принимали бомжей. Мы пили всю ночь. Я без утайки рассказал Ино обо всем, что сталось со мной за те семь лет, которые прошли со времени нашей последней встречи: и о том, как я потерял способность брать ноты верхнего регистра, жизненно необходимые для контртенора, и о том, как одновременно стал испытывать проблемы с эрекцией и впал в депрессию. Он сказал:
– Дорого же тебе обошлась любовь к Фудзико.
– «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу», – ответил я.
Данте всю жизнь любил Беатриче, вот так и я продолжал любить Фудзико. Ино рассмеялся:
– Все равно твоя жизнь полна невероятных приключений, у меня таких никогда не будет. Даже оказавшись среди бомжей, ты не потерял своего благородства. Как нищий принц. Ты упал на самое дно, но теперь тебе следует подняться до тех высот, на которых пребывает Фудзико.
Я верил, что когда-нибудь, в зените певческой славы, смогу встретиться с Фудзико. Когда же я понял, что моей мечте не суждено сбыться, я начал погружаться на дно отчаяния. Но Ино пытался втолковать мне, что можно продолжать любить Фудзико и не обязательно для этого быть певцом.
– Послушай, раз ты «оказался в сумрачном лесу», может, тебе на самом деле поехать туда? Раньше там находилась база, откуда наши корабли направлялись атаковать Пёрл-Харбор, а сейчас этот остров занимает ключевую позицию, являясь связующим звеном между прошлым и будущим Японии. Я никогда там не был, но считаю, что каждый политик обязан хотя бы раз туда съездить. Говорим об исконных японских территориях, а сами и представления не имеем, что это за места. Я слышал, что на острове весьма тоскливо. Но если ты уже и бомжем побывал, то сможешь прижиться на острове и отправлять мне оттуда подробные отчеты. Ты возьмешься за эту работу, а я обещаю переправлять твои отчеты Фудзико.
Наверное, у Ино, ставшего политиком, были свои, дипломатические интересы, но я решил поверить ему, надеясь, что эта работа даст мне шанс подняться. Не встреться я с Ино во время его предвыборного выступления – лежал бы уже в приготовленной для меня могиле, заляпанной спрей-краской. Я получил одежду и жилье и начал готовиться к отъезду на остров.
29
Девятый день. Я пошел проведать Костю – он сидел на корточках, греясь в солнечных лучах.
– Каору-сан! – радостно позвал он меня. Светило солнце, что нечасто случалось, берег озера казался совершенно другим.
– Как у вас дела? – спросил Костя, и я ответил ему:
– Увиделся с теми, о ком скучал.
Хотя Костя пока не встретился с Великим Духом, он выглядел посвежевшим, как будто к нему пришло осознание чего-то важного. Я протянул ему хлеб, который испек в золе, сделав тесто из пшеничной муки. Костя отрывал от него мелкие кусочки и осторожно отправлял в рот.
Увидев свое отражение в луже, я остро почувствовал, что старею. Прошло десять дней с тех пор, как я здесь. Я усыхаю, таю на глазах. Старик Эруму сказал, что на десятый день приедет за мной, но и вечером вездеход не появился. А я приготовил к его приезду рисовую кашу с кусочками сушеной горбуши. Захотелось что-нибудь отпраздновать. Перебирая в памяти лица дорогих мне людей, я вспомнил, что сегодня день рождения моей матери. Я разложил кашу по трем тарелкам и попытался восстановить атмосферу чайной комнаты былых дней.
К ночи началась метель. Я забеспокоился о Косте, взял фонарик и пошел на берег озера проведать его. Как я и предполагал, Костя замерзал. Нельзя было допустить, чтобы он умер от холода, так и не встретившись с Великим Духом. Я отвел его в хижину. Ночью закутанный в одеяло Костя, дрожа, бормотал что-то во сне по-русски.
Одиннадцатый день. И сегодня вездеход не приехал. По такому снегу он вряд ли доберется. Костя ослаб, он не мог проглотить ни кашу, ни хлеб. Сказал, что ночью забеспокоился о мамином самочувствии, и решил навестить ее.
– А с кем же я тогда был вчера в этой хижине? – спросил я.
– Я оставил свое тело здесь, – ответил Костя.
Отделившись от тела, душа Кости отправилась сквозь метель посмотреть, как чувствует себя мама. Конечно, такое приключение выматывает. Рядом со мной оставалась только Костина оболочка. Сам он с каждым днем уходил все дальше и дальше от меня, в такие сферы, которые были неподвластны моему пониманию. Я стал немного побаиваться Костю.
Выйдя из хижины, Костя сказал мне, внезапно вспомнив:
– С вами хотят встретиться.
– Ты видишь этого человека? Кто он?
– Молодая женщина. Высокая и красивая. Она сейчас в Америке, собирается в путь.
Наверное, моя дочь. С женой мы виделись во сне. Она говорила, что наша дочь стала совсем взрослая. Фумио родилась в то время, когда мой голос находился на самом пике совершенства. Сейчас ей должно быть восемнадцать. Если она пошла в нашу породу, то и в ее жизнь ворвется музыка и любовь. Может быть, она уже созрела для любви? Может быть, ненавидит меня за то, что в трудные для нее подростковые годы меня не оказалось рядом с ней?
– Она привезет вам новую судьбу. Вы отправились в долгое путешествие. Но осенью оно завершится. Его конечная точка здесь. Вы сможете вернуться в те места, по которым тоскуете. И все ваши желания исполнятся, если она приедет на этот остров встретиться с вами.
Все желания исполнятся… Вернется голос, восстановится мужская сила, я смогу приехать к жене в Калифорнию и увидеться с Фудзико? Значит, я наконец добрался до поворотного момента моей судьбы? Даже путешествие Одиссея, которое длилось десять лет, закончилось. Боги спасали его в самый удачный момент, он не навлек на себя проклятия волшебниц, не был превращен в свинью, продолжал путешествие, думая о своей родине, научился быть скромным, осознал себя отцом и мужем и, наконец, погрузившись в глубокий сон, оказался на берегу родной Итаки.
Но есть ли шанс, что моя дочь приедет на этот остров? О том, что я здесь, знают только двое: Ино и Фудзико. Ну еще хозяйка закусочной «Дрейфующая льдина» в Вакканае, но ей неизвестно, кто я.
30
Двенадцатый день. Наконец ко мне пришла Фудзико. В той же одежде, что в день нашей последней встречи, в темных очках. Я молча смотрел на нее. Что она скажет мне, как будет себя вести со мной? Фудзико тоже не сводила с меня взгляда, даже не мигала. Точно, во сне она вообще ни разу не моргнула. Но я чувствовал ее дыхание. Когда я закрывал глаза, я ощущал тепло, исходившее от нее. Она оставалась такой же молодой, как в день нашей последней встречи. Кроме нас, вокруг никого не было. Никто не мешал нам, мы могли говорить и делать что хочется. Могли свободно передвигаться. Весь мир был подвластен нашим желаниям. Жизнь в розовом свете давно осталась далеко позади, но с появлением Фудзико цементное небо окрасилось в цвет роз, серый туман стал источать благоухание.
Фудзико сняла темные очки и разделась. Меня рядом с ней не было. Я растворился в окружавшем ееьвоздухе. Мы находились нигде. Между ночью и утром, между сном и реальностью, между Японией и заграницей. Сделай несколько шагов вперед – и ты в стране мертвых. Единственное место, где мы могли встретиться. Так было всегда. Мы спешили сказать несколько самых важных фраз, находясь в автомобиле на подземной парковке. Притворялись незнакомыми, бросая друг на друга взгляды в вагоне электрички в час пик.
– Я думаю о тебе не меньше двух раз в день. В моем сердце есть специальная комната, твоя комната. В нее нет входа никому, кроме тебя.
– Значит, ты еще не забыла, не отказалась от нашего с тобой прошлого.
– Мы же пообещали друг другу, беречь наше прошлое, даже если любовь пройдет.
– Конечно, я помню. Но прошлое уходит все дальше от нас.
– Даже если ты сам так изменился, что не можешь вспомнить, каким был раньше, настоящее и прошлое неизбежно связаны друг с другом. Отсчитывая по дню назад, мы попадаем в ту пору, когда были вместе. Я могу встретиться с тобой – шестиклассником, пробравшимся ко мне в комнату, с тобой, внезапно появившимся передо мной, когда я училась в Америке, с тобой, похитившим меня вечером после концерта и увезшим в гостиничный номер.
– Я столько раз досадовал на себя. Почему я не старался сильнее привлечь твое внимание в те дни, когда мы могли свободно встречаться? Почему я не увел тебя силой? Когда уже ничего нельзя было сделать, ты удалялась от меня, как бы страстно я тебя ни желал. Сейчас я могу сказать, что слишком беспечно относился к возможностям, которые давала мне судьба. И хотя богиня любви улыбнулась его высочеству, я не мог отказаться от тебя. Из-за этого погибла моя семья.
– Но любовь не убила тебя.
– Да. Мысли о тебе заставляли меня жить. Я думал: «Пусть я лишусь всего, но, может быть, мне удастся встретиться с тобой», – и цеплялся за жизнь.
– Я хотела послушать, как ты поешь. Тайком я купила твой альбом. Даже собиралась попросить тебя дать концерт во дворце. Но это было невозможно, пока ты оставался в моем сердце.
– Певец Каору Нода уже умер. Теперь я не могу мечтать о том, как спою тебе.
– Пока жива связь между нашими сердцами, мы обязательно встретимся. Вот и его высочество опечален тем, что ты оказался жертвой нашего брака, тем, что случилось с семьей Токива.
– У меня нет ни к кому ненависти. И я сейчас ни в чем не раскаиваюсь. Я снова могу сказать: мое назначение в этом мире – любить тебя. Вероятно, я пошел против своей судьбы, но для меня любовь к тебе представлялась самым правильным из всех поступков. И пусть сузился круг моего общения, пусть я стал врагом государства, пусть меня хотели стереть с лица земли, я все равно продолжал любить тебя, и другого пути у меня не было. Ты можешь представить, как я изголодался по тебе? Я так и не смог привыкнуть к тому, что тебя нет рядом со мной.
– Если бы мне было позволено любить, как обычным людям, я бы еще раз полюбила тебя. Каору… Давай перемотаем время назад. Вернемся в тот момент, когда мы расстались, – сказала Фудзико, закрыла глаза и глубоко вздохнула.
Ее губы притягивали меня, как магнит. Мое сознание отправилось в день нашей последней встречи. Самый счастливый и одновременно самый печальный день моей жизни.
Мы вернулись в Нэмуригаоку. Остановили машину у парка, где встретили друг друга впервые, и вслушивались в тишину. После того как Фудзико выйдет из машины, мы больше никогда не встретимся. Мы знали об этом и именно поэтому сдерживали свои чувства. Фудзико четко сказала мне о своем желании стать супругой наследного принца. Ее слова гулко раздавались в моем опустевшем сердце.
– Пока живо наше обещание… Любовь не умрет. И мы обязательно встретимся так, как встретились в первый раз, – сказала тогда Фудзико. А я ответил ей:
– Я буду ждать, сколько потребуется. Поеду куда угодно. Если в Японии не найдется места для нашей встречи, я непременно отыщу его где-то еще.
Фудзико неспешно кивнула и еще раз сбоку посмотрела на меня, собираясь выйти из машины. В моей памяти отпечаталось ее бледное лицо. Наша последняя встреча закончилась тем, что я, не говоря ни слова, проводил ее взглядом. А тут я проворно схватил ее за руку, силой прижал к себе и повез навстречу другой жизни. Нажал на газ – и помчался навстречу мечтам.
Не успел я и моргнуть, как оказался в белоснежном номере отеля. Ни двери, ни кровати, только стены и потолок Никто не может нам помешать. Я обнял Фудзико за шею и хотел расцеловать ее бледное лицо, впиться в ее губы. Но она отворачивалась, и я начал покрывать поцелуями ее уши, шею, уголки глаз. От ее шеи пахло цветами, от груди поднимался ветерок, доносивший до меня тепло ее тела. Щеки Фудзико заалели, и она потянулась навстречу поцелую, может быть, оттого, что смущалась своего раскрасневшегося лица. Не помня себя, я прильнул к ее губам. Я не прекращал ласкать ее, надеясь, что она пустит меня еще глубже. Фудзико закрыла глаза и позвала меня по имени, пытаясь заглушить вздохами вырывающиеся стоны. «Можно мне сделать то, что хочу?» – я спросил ее согласия, стараясь определить ответ по ее выражению лица. Фудзико приоткрыла глаза и улыбнулась. Я поцеловал ее в улыбающиеся губы и осторожно уложил на постель. В мгновенье ока все, что скрывало наши тела, было сорвано, и передо мной распустился благоуханный цветок Задыхаясь от аромата, я жадно наслаждался ощущениями, позабыв обо всем.
Вдруг я почувствовал боль в виске, казалось, что из него, как из источника, бьет вода. Я приложил ухо к груди Фудзико, и мне послышалось, будто падают капли. Наши сплетенные тела были окутаны прозрачным покрывалом воды, чистые ручьи омывали нас с ног до головы. Комната преобразилась: вода низвергалась водопадом, текла рекой, унося нас, так и не разомкнувших объятий, неизвестно куда. Мы отдались во власть потока, смывающего стыд, раскаяние, злость, горечь – весь мусор, скопившийся в памяти, возрождая свежесть и страсть былых дней. Фудзико увлекала меня вслед за подводным течением, проходившим через ее тело. Когда его темные воды поглотили меня, я услышал, как Фудзико вскрикнула в экстазе. Я понял: она любит меня. Ставшая могучей рекой Фудзико обнимала меня, и мне казалось, она уносит меня в какое-то очень родное и до боли знакомое место. Куда я направляюсь? В мир, который существовал задолго до моего рождения человеком? В утробу матери? Нет, в океан, гораздо более далекий и древний.
31
Я вернулся. Очнулся ото сна, почувствовал себя одиноко, не увидев рядом Фудзико, но путешествие к истокам жизни вернуло мне кое-что очень важное. Мои мужские способности, которые, как я полагал, навечно уснули, вновь пробудились во мне. Впервые запять лет наступила весна. Я невольно положил обе руки на припухлость между ног, проверив и левой и правой рукой твердость члена. Сначала я даже не мог поверить. Я спешил убедиться, действительно ли в мое тело вернулась весна. Вызывая из глубин моей памяти один за другим образы женщин, которые когда-то меня любили, я тихо предался самоудовлетворению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19