Камни начали трещать и крошиться, затем обрушивались, наполнив туннель громовым эхом. Теперь не одна Эмвайя зажимала уши.
Рев Конана заглушил шум камней и поднял собственное эхо.
— Следующему, кто бросит оружие, я подам его так, что он не сможет взять!
Воины подхватили щиты и подняли копья. Затем, не дожидаясь приказа, они начали становиться в боевой строй. Несшие снаряжение побросали свой груз и образовали вокруг него кольцо. Эмвайю втащили в это кольцо и положили без особых церемоний на свернутую веревочную лестницу.
— Позаботьтесь об Эмвайе, — сказал Конан. Это был его последний приказ на некоторое время: ни одно его слово нельзя было бы расслышать, и действительно, слова и не были нужны. Что-то очень большое и совсем рядом шипя ползло по камням.
* * *
Этот гонец бежал к Сейганко так, будто на нем горит набедренная повязка или по озеру приплыл леопард и гонится за ним. Прибежавший еще не успел сказать ни слова, а Сейганко уже понял, что стал свидетелем зрелища, не виданного Ичирибу уже многие годы, — он видел, как бежал Добанпу Говорящий с духами.
Он бежал к Сейганко в хорошем для своего возраста темпе и остановился, лишь чтобы перевести дыхание, прежде чем начать говорить:
— Надо сейчас же спустить каноэ. Опасность больше, чем я думал.
— Ты не подумал, отец Эмвайи, если посчитал, что мы можем спустить каноэ сейчас. Едва ли половина из них загружена, и больше трети воинов еще не подошли к берегу.
— Тогда мы отправимся с теми, что у нас есть.
Сейганко осознал всю глубину гнева только тогда, когда почувствовал, как в руке треснуло древко трезубца Он заставил себя говорить спокойно:
— Кто в опасности?
— Те, кто спустились. Я должен быть ближе к ним чтобы помочь Эмвайе против угрозы.
— Какой угрозы? — Сейганко не собирался называть отца своей невесты лжецом, так как Добанпу ни когда не лгал. Но будь он проклят, если бросит племя в бой готовым лишь наполовину, не зная, на что он е бросил!
— То, что живет под озером — в том месте, где Эмвайя не обнаружила жизни, — надвигается на тех, кто спустился вниз. Эмвайе понадобится моя помощь если хочешь одолеть это оружием воинов.
Сейганко понял, что, если дальше будет слушать эти загадки, он лишь потратит время, которого, вероятно, у него и у воинов не так много. Однако...
— Добанпу, возьми каноэ и шестерых самых сильных гребцов, каких найдешь. Веди их куда хочешь. Я дам приказ остальным ускорить сборы, затем идти следом с двумя каноэ. — Добанпу тоже, кажется, понял, что большего он ожидать не может. Он удалился быстрой трусцой.
Сейганко крикнул, подзывая к себе гонцов и бара банщиков фанды. Когда он бежал к берегу, каноэ Добанпу уже сталкивали в озеро и барабанщики вовсю были заняты своей работой. Дробь и гул барабанов раз носились над берегом и водой, когда Сейганко запрыгну в каноэ и схватил ближайшее весло.
Двадцати или тридцати отборных воинов хватит, чтобы защитить Добанпу от любого обычного врага. Близился закат, а ночью Кваньи боялись озера еще больше, чем днем.
Что касается других врагов — если Добанпу с ними не справится, то чем меньше воинов потеряют Ичирибу, тем лучше. Племя не намного переживет своего Говорящего с духами, но воины все же смогут нанести немалый урон людям Чабано. Это завоюет им честь перед богами и благодарность тех племен ниже по реке, которые Кваньи уже не в состоянии будут подчинить.
Сейганко погрузил весло и запел самую старую и обладающую наибольшей силой военную песню.
* * *
Райку услышал сигнальные барабаны с наблюдательного поста, находящегося на холме, который Кваньи называли Большая Тыква. На нем не росли большие тыквы, и формой он на тыкву не походил, так что Райку всегда было интересно, почему этот холм получил свое имя.
Холм этот был, однако, идеальным местом для зоркого наблюдателя, откуда был виден вдали остров Ичирибу. С небольшой помощью Райку наблюдатели получили возможность видеть даже больше, чем обычно: они видели даже каноэ, отходящие от острова.
Это, как сообщили Райку барабаны, как раз и происходило сейчас. Он поместил деревянную табличку, которую изучал, в пропитанную травами оленью шкуру, которая защищала и от сырости, и от колдовства. Затем положил ее в резной ларец, стоящий в углу комнаты. Этот ларец был той вещью, что он принес с собой, когда пришел на Гору Грома. Это был подарок от человека, которого он называл отцом, и ларец этот не давал Райку так остро переживать, что у него нет ни клана, ни родства.
Теперь даже сами боги не смогли бы ничего сделать. Он стал Первым Говорящим с Живым ветром, несмотря на то что редко использовал этот титул. Его клан и родство теперь неземные, и так должно быть. Если бы он поднялся до ранга Говорящего другим образом, он мог бы чувствовать некоторое родство с другими Говорящими, но теперь они тоже были чужими и ненадежными.
Райку вышел из комнаты, коснулся на счастье мешочка, привешенного к поясу, и отвязал тростниковую занавеску над дверью. Занавеска упала, закрыв дверь, Райку повернулся и направился к Пещере Живого ветра.
Шум чего-то ползущего вдруг прервался грохотом, будто в каменную стену ударили тараном. В следующее мгновение Конан понял, что уши его не обманули.
Из бокового туннеля сзади них с грохотом и пылью покатились камни огромного размера. Мелкие камни летели, словно были брошены осадной машиной. Некоторые ударялись о противоположную стену, разбрасывая во все стороны осколки, и попадали в людей. Камни и осколки убили трех воинов, а двух других ранили.
Эти двое стали первой жертвой Золотой Змеи, когда она бросилась из своего логова в туннель.
Зубы ее погрузились в плоть, и человек взвыл в агонии и вскоре обмяк. Зубы были длиной с пальцы Конана и росли из челюсти размером с лошадиную голову, и едва ли было важно, ядовиты они или нет.
Еще один воин погиб, когда хвост чудовища, толще его собственного тела, прибил его к стене. Воин не вскрикнул, но хруст костей ясно сказал о его судьбе.
Остальные воины вскрикнули в ужасе от того, что они увидели дальше. Вокруг обоих тел замерцали жуткие зеленоватые огоньки. Такие, какие можно виден, над зловонным болотом, о каком говорят, что там живет нечисть, и какое умный человек обходит стороной. Они были цвета грязи. Конан не помнил, приходилось ли ему когда-либо в жизни видеть более тошнотворный цвет.
Он помнил, однако, что сзади оставалась Эмвайя и что ее судьба и судьбы их всех переплетены. Конан повернул назад, чтобы добраться до Эмвайи, как раз в тот момент, когда она вырвалась из рук воинов, державших ее. Она побежала к Золотой Змее, подняв над головой одну руку, а другой сжимая амулет на груди.
Существо зашипело достаточно громко, чтобы вызвать эхо, и зубастая пасть открылась, так что Конан смог хорошо ее рассмотреть. Пасть была ребристой и зеленой, кроме тех мест, где она была измазана кровью первой жертвы. В глубине пасти мерцали болотные огни.
Более яркое сияние исходило из глаз Золотой Змеи. В другое время и в другом месте сияние этих драгоценных камней могло бы быть приятным. Сейчас же оно лишь увеличивало общий ужас.
Увидев жест Эмвайи, змея подняла над полом половину своего длинного тела. Ее рогатая морда ударилась о потолок, осыпав гравий и пыль. Хвост замолотил из стороны в сторону, чуть было не сбив носильщика, оказавшегося более дерзким, чем остальные, и пытавшегося забрать свой груз.
От носа до хвоста тварь была, казалось, длиннее небольшой галеры и толще, чем хорошего размера дерево. Золотые чешуи были величиной с оловянный поднос и перекрывали друг друга так искусно, как на лучших аквилонских доспехах. Некоторые чешуи выцвели до бледно-желтого, далее почти белого цвета. Конан видел, что многие чешуи имели трещины и когда-то были переломлены пополам, затем срослись.
Самый храбрый воин из всех пробежал мимо Эмвайи, закинув щит на ремне за спину и держа копье в обеих руках. Он подпрыгнул и нанес удар копьем одним четким движением, и наконечник исчез между двух бледных чешуи.
Золотая Змея закачалась, как дерево во время урагана. По-прежнему сжимая копье, воин взлетел в воздух, болтая ногами. Змея пригнула голову, и челюсти ее сомкнулись на ступне воина. Воин не вскрикнул. Вместо этого он собрал все свои силы, чтобы вогнать копье глубже.
Ему это удалось, но в то же мгновение зубы змеи отрезали ему половину голени. Тогда он вскрикнул, но не упал. Он остался висеть в воздухе, не поддерживаемый ничем, в то время как слишком знакомые зеленоватые огоньки плясали вокруг бьющей из ноги крови.
Наконец воин упал, все еще сжимая копье. Падение его вырвало копье из шеи змеи, и оттуда забила зеленоватая кровь. В том месте, где она попала на пол, стал подниматься дым, а там, где она пролилась на труп воина, раздавленного хвостом, плоть обуглилась и отвалилась от костей.
Если Конан и питал раньше сомнения относительно жуткой колдовской силы, притаившейся в этих глубинах, сейчас он больше в этом не сомневался. Он не сомневался теперь, что никогда снова не подвергнет себя опасности ради Огненных камней.
Эмвайя отшатнулась и упала ему в объятия, руки ее были выставлены вперед.
— Скорее, — шепнула она, — пусть еще один воин бросит копье.
— Ты! — крикнул Конан. Железное самообладание, звучащее в его голосе, успокоило воинов. Воин, к которому киммериец обратился, отступил назад и вложил все силы в бросок. Копье вонзилось недалеко от раны, нанесенной первым воином.
Пластина чешуи треснула пополам, но кровь лишь сочилась. На глазах Конана рана от первого копья затянулась. Лишь пятно крови на шее змеи говорило о том, что ей вообще нанесли какой-то вред. Другое пятно уже высыхало на полу, недалеко от трупа воина, потерявшего ногу. Уже сейчас были видны кости сквозь плоть воина и сквозь зеленую мерзость, покрывавшую его.
Эмвайя сделала глубокий тяжелый вздох.
— Мы должны сделать так, чтобы она наступала на нас, и каждый раз ранить ее. Нам также следует сохранять расстояние. Она каждый раз залечивает раны, но не полностью. Змея будет терять силы, я об этом позабочусь.
— Сколько времени ей понадобится, чтобы умереть?
Золотая Змея зашипела, бросая вызов и чувствуя боль. Шипение опять отозвалось таким эхом, что Эмвайю нельзя было расслышать, если бы даже она заорала в ухо Конану.
Когда змея отступила шагов на десять, Эмвайя страстно заговорила:
— Она умрет скоро, если придет мой отец и присоединит свой Разговор с духами к моему. Мы можем отнять у нее возможность забирать жизненную силу, которой она лечит себя.
Конан произнес мысленно длинный ряд нелестных выражений в адрес колдунов. Их порода, кажется, всегда тут, когда они не нужны, и оказывается в другом месте каждый раз, когда в их присутствии есть необходимость.
— Эй! — крикнул он, поднимая меч. — Надо драться с этим зверем, отступая. Носильщики! Занять ряды сзади! В первый ряд самые сильные воины с копьями! Защищайте Эмвайю любой ценой и, во имя всех богов, не приближайтесь к чудовищу!
По лицам было видно, что даже самым храбрым воинам не нужно было последнее напоминание. Конан схватил копье, лежавшее с грузом, и встал в задний ряд, в то время как Валерия подбежала к Эмвайе.
Как один, весь отряд отступил на десять шагов. Побуждаемая этим, Змея опустила голову и двинулась вперед, но не бросилась так дерзко на этот раз. Полетели копье и трезубец. Копье вонзилось глубоко, трезубец отскочил от рога к носу. Метнувший трезубец уже готов был броситься, чтобы подобрать свое оружие, но рев Конана остановил его на полпути.
Это, вероятно, была одна из самых необычных битв, в каких когда-либо участвовал Конан. Подобные змеи не были редкостью, напротив, они встречались довольно часто, если судить по ранам, полученным от них Конаном. Но он никогда раньше не дрался со змеей, обладающей собственной колдовской силой, и не дрался в качестве вождя отряда воинов.
И хорошего отряда, подумал он, видя, как один из воинов раскрутил пращу и метнул камень. Он метко попал в сверкающий зеленый глаз. Конан ожидал, что глаз скорее рассыплется, чем лопнет, но не произошло ни того ни другого. Вместо этого глаз лишь задрожал, как желе, помутнел на мгновение и снова вспыхнул зеленым.
Существо зашипело, и на этот раз все видели, что оно испытывает боль. Эмвайя до боли прикусила губу, затем закричала, предупреждая:
— Будьте готовы! Сейчас она снова бросится!
Предупреждение спасло жизни по крайней мере трем людям. Огромная голова ударила в то место, где они стояли бы, если бы не присоединились к отступающим. Отойдя на двадцать шагов, отряд остановился, а два воина отстали, чтобы бросить копья. Снова рев Конана спас одного воина от глупости, когда он вздумал ударить тварь дубинкой по носу. Воин присоединился к отступившим товарищам без дубинки и копья, но живой.
Затем отряд отошел еще на тридцать шагов от Золотой Змеи, в то время как Эмвайя размахивала руками и пела так громко, что заглушала шипение твари. Два копья продержались в ранах дольше, чем предыдущие, и поток крови, вытолкнувший их, тоже бил дольше.
Победа может достаться им, понял Конан, несмотря на то, что это битва, какую мог вообразить себе лишь сумасшедший. Победителем может оказаться последний воин, стоящий около мертвой змеи, но эта победа будет все-таки принадлежать им!
Шипение снова отдалось эхом, Эмвайя выкрикнула предупреждение, и смертельный танец начался опять.
Глава XV
Эти каноэ не были самыми легкими или самыми быстрыми среди судов Ичирибу, хотя мастера, делающие лодки, славятся своим искусством среди всех племен вокруг Озера смерти. Гребцы также не были самыми сильными и самыми умелыми.
Сейганко просто приказал первым попавшимся двадцати гребцам занять места в первых попавшихся трех каноэ и отправиться вместе с Добанпу. Вскоре Сейганко начал думать, что ему стоило бы подождать, выбрать лучших гребцов и каноэ, и тогда они двигались бы быстрее. Если они опоздают к месту назначения, Эмвайя может погибнуть — Добанпу выразил это ясно.
Немного позже, однако, Сейганко заметил, что каноэ летят по воде, будто гребут неутомимые боги, никогда не сбивающиеся с ритма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30