» Берт был, конечно, благодарен. Он мечтал о жене, которой бы хотелось жить на ферме, ухаживать за огородом и заготавливать на зиму фрукты и овощи.
Вот они и живут теперь на ферме в западном Арканзасе. Им помогают шесть наемных работников и кухарка. А Лилиан выглядит все такой же красивой и молодой. Как в юности.
Когда у них с Бертом первым родился сын, Лилиан была очень рада. Но когда и второй ребенок, и третий, и четвертый, и пятый – все оказались мальчиками, тут впору было разреветься. Что она и сделала, когда доктор сказал, что шестой ребенок будет девочка. «Зачем вы мне говорите неправду? У меня не может быть девочки». Зря она спорила с доктором.
После девочки родился еще один, шестой, мальчик. Старший сын Берта заканчивает колледж. Сам Берт в свое время заявил, что в колледж не пойдет, неохота слушать, как другие студенты молотят чепуху. Читать и учиться можно и дома. Он всегда интересовался растениеводством, у него полные шкафы соответствующей литературы.
Еще во время службы на флоте он уже задумывался о будущем. Он слышал о Депрессии и тяжелых годах этого периода. Во время увольнительных он научился ремонтировать обувь. Когда экономика в упадке, люди не могут позволить себе обновки, поэтому у сапожников работы сверх головы. Им безработица не угрожает. Вот Берт и научился сапожничать. Он также научился обрезать и лечить деревья по всем правилам.
После демобилизации Берт решил поехать в Детройт, поискать работу. Я, правда, сомневался: «Ты же знаешь, какая сейчас безработица. Вернувшись с войны, ветераны тоже все ищут работу». «Я знаю, – ответил Берт, – но я вернусь с работой».
Он отправился в город. А накануне пронесся ураган и пострадало много деревьев. И вот бригада озеленителей приводила в порядок сломанные ветви.
Берт обратился к бригадиру и попросил: «Можно я помогу с обрезкой кустарника?» «Валяй, – ответил бригадир, – хуже, чем есть, не напортишь». Берт очень профессионально провел обрезку кустарника. Увидев это, бригадир сказал: «Да у тебя просто талант. Вот тебе страховочное приспособление, надевай и поднимем тебя на дерево. Посмотрим, как ты там справишься». Подняв его, бригадир указал на большую сломанную ветвь. Берт ловко отпилил ее и обработал срез по всем правилам.
«У тебя и вправду талант. Обработай вон тот сук», – сказал бригадир. Берт осмотрел сук, предстояла очень трудная работа. Он прикинул, как ее сделать с наименьшими повреждениями для дерева, и справился, как настоящий специалист. «Слушай, у меня не хватает знающих людей в бригадах, – сказал бригадир. – А у тебя прирожденный дар. Ты останешься здесь бригадиром, а я пойду в другую бригаду». Так Берт получил работу.
Сид Розен: Я слегка раздражен и понимаю почему. У меня такое ощущение, что ты принижаешь горожан. Ты начал с разбивки населения на две группы: горожан и селян. Большинство твоих историй относятся к сельским жителям, которые планируют свое будущее, что является их преимуществом. Хотелось бы знать, а помогут ли эти истории пациентам-горожанам, тем, кто вырос и живет в городе.
Эриксон: В меньшей степени.
Сид Розен: В меньшей степени.
Эриксон: М-м-да.
Сид Розен: Я слышал историю о человеке, который пришел работать в ресторан и прошел путь от самого низа до самого верха. Знаю и другие похожие примеры. Для тех, кто хочет заняться бизнесом, больше подойдет такая история.
Эриксон: Я им ее еще не рассказывал.
Сид: Хм-м-м.
Эриксон: Однажды ко мне пришел выпускник школы, мексиканец по национальности, и пожаловался: «Мексиканцу работы не достать, пусть он и со школьным аттестатом. Сколько я ни ходил, мексиканца нигде не хотят брать».
«Хуан, ты действительно хочешь работать?» – спросил я. «Разумеется, хочу», – ответил он. "Тогда я научу тебя, как получить работу, только делай все так, как я скажу. Пойдешь в один ресторан в Фениксе, который я тебе назову, и попросишь разрешения дважды в день протирать пол на кухне. Скажешь, что платы тебе не надо, просто ты хочешь научиться мыть пол на кухне. Денег не бери, еды тоже не бери. Питайся дома или ешь, что мать с собой даст.
Ты будешь прибираться дважды в день, и поп у тебя будет сверкать чистотой. Вот тут им захочется нагрузить тебя побольше. Тебя попросят почистить картошку и нарезать овощи. Теперь они и сами не будут предлагать платы, но загрузят работой по уши и уже не смогут без тебя обходиться. Через год у тебя, будет работа, но тебе придется ее заработать".
Со своей ролью Хуан справился блестяще. Очень скоро начальство решило, что помогать повару – это для него маловато работы. Когда в ресторане был наплыв гостей, он помогал официантам, убирая со столов. Повар любил Хуана, потому что тот отлично готовил овощи и был его незаменимым помощником.
Стало известно, что в городе состоится какой-то съезд и большинство участников будут питаться в этом ресторане. Тут я посоветовал Хуану: «Съезд открывается в понедельник. Скажи управляющему, что есть возможность получить оплачиваемую работу в Таксоне и ты надеешься, что он не будет возражать, если ты попробуешь получить это место».
Я не помню, какая тогда была зарплата, но я сказал Хуану назвать сумму меньше обычной. Управляющий сразу предложил: «У меня ты получишь больше». И стал платить Хуану на доллар больше в неделю. Так Хуан стал полноправным сотрудником.
Прошел еще год, и выянилось, что на кухне без Хуана как без рук. Учил его шеф-повар, а Хуан оказался способным учеником. Предстоял очередной съезд, и я посоветовал Хуану: «Скажи управляющему, что ты рассчитываешь получить место в Таксоне со значительно более высокой оплатой».
Реакция управляющего была мгновенной: «Я тебе больше заплачу. Причем работа постоянная, пока сам не захочешь уйти».
Хуан стал одним из самых высокооплачиваемых шеф-поваров в Фениксе. Сейчас у него собственный ресторан на 270 мест и строится второй на 300 мест, не меньше. (Обращается к Сиду Розену.) Ты эту историю имел в виду?
Сид: Мне она нравится, как баланс. А что говорит твой опыт? Городским пациентам помогают твои истории о цветах, садах и огородах, хотя в практическом плане они могут ничего в этом не смыслить?
Эриксон: Я отправил не одного страдающего депрессией пациента помогать кому-нибудь вскапывать землю и сажать цветы. Так, у одного пациента из Юмы невестка и ее муж все собирались развести цветы в саду, но не хватало времени, так как оба работали. Я и говорю своему пациенту: «Собери-ка ты инструменты, поезжай к своей невестке и разбей ей отличный цветник, о котором она давно мечтает».
Он прекрасно справился с заданием, а я к этому времени подыскал ему другую работавшую пару, которой тоже хотелось иметь цветник. Мой пациент так увлекся этим делом, что когда возвратился домой, расчистил собственный участок и засадил цветами. Сделал несколько полок в новом доме, о которых давно просила жена. Собственно говоря, у него депрессия появилась из-за этого дома, слишком большую закладную предстояло выплачивать. Но он справился со своей депрессией. Всякий раз, когда приезжал в Феникс, он ходил любоваться на сооруженные им цветники.
Сид : Я все думаю, что в Нью-Йорке могло бы быть эквивалентом восхождения на Пик Скво. Пару пациентов я отправил погулять по Бруклинскому мосту. Тоже помогает. (Эриксон кивает.) Двух других заставил бегать трусцой. Сначала, конечно, проинструктировал, как приступать к этому виду спорта. Прекрасный антидепрессант.
Эриксон: А мост Джорджа Вашингтона?
Сид: Мост Джорджа Вашингтона подойдет.
Эриксон: Голландский туннель.
Сид: Голландский туннель. А небоскреб Эмпайр Стейт Билдинг?
(Эриксон утвердительно кивает.)
Сид: Пешком я бы, пожалуй, через Голландский туннель не послал. Задохнуться можно.
Эриксон: Я пересек его.
Сид: Пешком?
Эриксон: В машине, но очень медленно. Пешком было бы быстрее.
Сид (Смеется): Верно.
Эриксон: Депрессивным молодым людям с художественными наклонностями я бы посоветовал нарисовать Эмпайр Стейт Билдинг или нью-йоркские высотные горизонты. (Сид кивает.) Или вид Гудзонова Залива с парусниками.
Сид: Или пруд в Центральном парке.
Эриксон (Кивает): Найти дерево и…
Сид: Они обожают такие задания…
Эриксон: Или найти дивное корявое дерево в Центральном Парке с беличьим гнездом.
Сид (Улыбается): Буджам? Эриксон: Дерево Буджам.
Сид: У нас нет таких.
Эриксон: Вернемся к сексуальной революции шестидесятых. Мужчины и женщины стали сходиться, наслаждаться полной сексуальной свободой. Если кого-нибудь интересует мое мнение, то я полностью согласен с доктором Маргарет Мид: семья, в ее узком или расширенном понимании, существует уже около трех миллионов лет. Не думаю, чтобы революция шестидесятых годов серьезно повлияла на практику со стажем в три миллиона лет. А ты, Сидней, что думаешь по этому поводу?
Сид: Склоняюсь к этой же мысли. Хорошо, что ты делаешь ударение на повторяющихся структурах и явлениях, в которых человек может найти опору… Дети, связь поколений и тому подобное. Такие истории дают человеку душевный покой, умиротворение, а также надежду и вдохновение.
Эриксон: А вот вам иллюстрация вышеизложенных соображений, только под совсем иным углом зрения. Допустим, я еду поездом из Сан-Франциско в Нью-Йорк. Мне скучно и до смерти охота с кем-нибудь поболтать. Но вокруг ни одной знакомой души. Затею ли я разговор с молоденькой хорошенькой девушкой, что читает киножурнал или «Правдивые исповеди»? Нет. Может, я разго– ворюсь с интересной девушкой лет двадцати с романом в руках? Нет. Попытаюсь ли я вступить в беседу с пожилой дамой, что вяжет чулок? Нет. Может, я выберу себе в собеседники мужчину, поглощенного чтением юридической книги? Нет, потому что он будет говорить только о своей профессии.
Любой мужчина или любая женщина со значком Висконсинского университета на груди немедленно привлекут мое внимание и станут желанными собеседниками. С ними можно говорить и о Поляне Пикников, и о конференц-зале, и об улице Стейт Стрит, о баскетболе, и о холме, где находится обсерватория. Эти люди будут разговаривать на языке моей молодости, на языке моих эмоций, на языке моих воспоминаний. Мы найдем общий язык.
Конечно, если я замечу, что кто-то занимается резьбой по дереву, я не премину остановиться и затеять разговор. А если я увижу женщину, корпящую над лоскутным одеялом, я тут же вспомню свою матушку и все ее бессчетные лоскутные одеяла, которые она стегала для своих детей, внуков, правнуков и для меня в том числе. Я пойму это как часть своего языка.
Так что, когда вы смотрите на пациента, когда слушаете его, старайтесь определить его жизненную ориентацию, а затем подскажите ему, как найти себя в этом мире. (Примечание: Эриксон специально повторяет рассказ об умственно отсталой девушке и о сделанной ею пурпурной корове.)
Еще о половом развитии. На этот раз у девочек. Процесс, схожий с тем, что происходит с мальчиками, но и во многих отношениях отличный. Вот идут по улице, обняв друг друга за талию, четыре девочки, перегородив весь тротуар. Что им в этом нравится? Ощущение прижатости друг к другу.
Понаблюдайте за женатыми парами и влюбленными на призывном пункте, когда мужчины уходят служить, а то и воевать. Я слышал, как жены говорили: «Поцелуй меня так крепко, чтобы кровь выступила на губах, может, нам никогда больше не придется целоваться. Прижми меня так, чтобы косточки затрещали. Хочу запомнить это объятие». И в то же время самый легкий поцелуй насильника обжигает огнем, потому что он в прямом смысле незабываемый, ибо губит всю дальнейшую судьбу девушки. Такой эмоциональный фон.
Если к вам приходит пациент с какой-нибудь бессмысленной фобией, посочувствуйте ему и тем или иным путем помогите ему преодолеть ее.
Как-то мне довелось читать лекцию в Мемфисе, штат Теннеси. Там присутствовала и опекавшая меня пара. По окончании лекции хозяйка предложила: «Поскольку лекция затянулась, давайте отобедаем в ресторане. Я знаю один симпатичный французский ресторанчик. Вот уже лет 25 мы с мужем обедаем там дважды в неделю».
Мне показалось это постоянство не совсем нормальным. Обедать в одном и том же месте, когда в Мемфисе полно ресторанов… А тут 25 лет, дважды в неделю… Оставалось согласиться.
Естественно, имея кое-что на уме, я заказал речных устриц. Вы бы видели, с каким выражением они смотрели, как я управляюсь со своими улитками. (Эриксон изображает гримасу отвращения.) Когда осталась последняя устрица, я уговорил хозяина попробовать ее. Попробовав, он воскликнул: «О, вкусно!» Затем он уговорил попробовать и жену, той тоже понравилось. Я заказал себе вторую порцию, а они первую и съели ее с большим удовольствием.
Полгода спустя я опять приехал с лекцией в Мемфис и принимала меня та же пара. Лекция была длинная, и хозяйка опять предложила: «Дома я уже ничего не успею приготовить, давайте пообедаем в ресторане. Нам тут нравится один приятный немецкий ресторанчик, а может, вы предпочитаете другое место? Есть очень хороший рыбный ресторан». Они предложили мне на выбор несколько мест. Мы выбрали немецкий ресторан. В застольной беседе я невзначай спросил у мужа: «Кстати, давно вы были в том французском ресторане?» «Не помню, – задумался он. – Месяца полтора-два тому назад. Милая, ты не помнишь, когда мы там были в последний раз?» – «Думаю, месяца два прошло».
И это после 25 лет, дважды в неделю… (Эриксон смеется)… Явная патология.
Сид: Неужели они и заказывали одно и то же?
Эриксон: Я не спрашивал. Раз они осмелились отведать речных устриц, то любой рестран в Мемфисе им уже не страшен.
Сидишь у бассейна в мотеле и наблюдаешь. Одни ныряют сходу, а другие сначала одной ножкой попробуют воду, затем другой и наконец решаются окунуться целиком.
Когда я начал работать в Вустере, ко мне очень тепло отнеслись молодожены Том и Марта, работавшие в больнице младшими психиатрами. Как-то они пригласили меня на озеро, расположенное рядом с подсобной фермой больницы. Надев плавки и завернувшись в купальный халат, я сел к ним в машину. Ехать до озера было с полмили, но всю дорогу Марта была очень мрачна, молчалива и замкнута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49