"Хозяин" молча смотрел издали, пригнувшись, форменные молоточки в петлицах, золотые вензеля вдоль рукава и пуговицы кителя поблескивали. У "хозяина" было простое крестьянское лицо, однако располневшее, даже человек, не знавший "хозяина" ранее, чувствовал, что провисшие щеки и налившиеся жиром уши сильно изменили его облик. Рядом с "хозяином" сидел мужчина в коричневом пиджаке, поджарый и острый: с острыми плечами, острым носом и тонкими губами, плотно сжатыми, но шевелящимися.
- Ну,- сказал наконец "хозяин",- рассказывай...
Голос его был глуховатый, с хрипотцой, однако все-таки угадывалось сходство с тем, звучавшим на всю страну по радио первого января. Кимом вдруг овладело успокаивающее чувство собственной значимости, участия в каком-то серьезном деле, пока ему неизвестном. Он острожно сжал кулак, сильно пошевелил пальцами, так он всегда незаметно давал выход избытку нахлынувших чувств. Он стоял среди кабинета, следя за четко вспыхивающими через равные промежутки лампочками, за автоматическим совершенным устройством, гордясь тем, что принадлежит и подчиняется всему этому.
- Рассказывай,- повторил "хозяин" издали,- рассказывай, как ты сбежал с ознакомительной экскурсии.
- Какой экскурсии? - автоматически подождав, пока вспыхнет красная лампочка, спросил Ким, цепляясь из последних сил за равномерный ритм конвейера, который освобождал его от прошлого, от вопросов, от кошмарных видений.
- Вот полюбуйтесь,- обернувшись к мужчине в коричневом пиджаке, сказал "хозяин",-единственный уцелевший участник ознакомительной экскурсии, так трагически кончившейся. Нам его прислали перевоспитать... В детский сад... Подключили мы его к группе фезеушников. Для ознакомления с шахтой дали им опытного руководителя... Очень знающий, опытный практик... Главным инженером даже работал... Потом я его, правда, снял... Алкоголик... Только опьянением я могу объяснить, что он повел практикантов на сороковой горизонт, в запрещенные горнотехнической инспекцией блоки, где давно уже не велась работа...- "Хозяин" вынул из папки бумажку, протянул мужчине,- это справка... После извлечения трупа врачебная экспертиза установила признаки алкоголя...
Мужчина взял справку, быстрей зашевелил губами, по-прежнему не разжимая их.
- Разумеется, останься начальник в живых,- сказал "хозяин",- я отдал бы его под суд не задумываясь. Но речь сейчас об этом артисте... Вместе со всеми идти побоялся, сбежал, вылез через вентиляционную... Есть свидетели, которые видели... Уехал в город гулять, а тут люди гибли... Никого не предупредил... Узнай мы раньше, возможно, удалось бы спасти народ... Приняли б меры...
Ким рассматривал рот "хозяина", выбрасывающий слова. Страха не было, была полная невесомость, потеря опоры, как в кинотеатре, когда на трибуне вместо Сталина вдруг появился незнакомый старик.
- Я не знал,- сказал тихо Ким,- мы работали каждый в отдельной скреперной выработке... Потом мою завалило... Я выбрался, и начальник меня отпустил...
- Так, так,- после паузы произнес "хозяин",- значит, вы занимались не ознакомлением с техническими данными и геологическими особенностями шахты, а работали без техминимума, без допуска... Да еще и запрещенном блоке... Наглец! - неожиданно выкрикнул он, побагровев. - Это уже политическая клевета... За что вас выгнали из университета? Кто ваши родители?
Последние фразы он произнес на "вы", может, чтоб более веско подчеркнуть ответственность.
- У меня нет,- с трудом выдавил Ким,- у меня умерли... То есть погибли...
- Весь коллектив работает напряженно,- рубил воздух ладонью "хозяин",пробиваемся к богатым рудам... Вследствие тяжелых геологических условий план временно не выполнен. Мы, разумеется, не будем ни спать, ни есть... Потребуется, сам пойду скреперистом... Праздники мы все-таки встретили планом... Это была б политическая ошибка - встретить Новый год сталинской пятилетки с потушенной звездой на копре... Весь коллектив несет трудовую вахту... Но в семье не без урода.- "Хозяин" вынул платок, тяжело дыша, отер лицо, позвонил.- Проверьте в номерной,- сказал "хозяин" вошедшей секретарше,было ли официальное разрешение начальника на трехдневный отпуск.- Секретарша вышла. В кабинете стало тихо. Мужчина шелестел бумагами, "хозяин" тяжело дышал. Три окна были прикрыты шторами, сквозь них смутно поблескивали огни прожекторов на бункерах и копре, освещавшие шахтный двор. Вошла секретарша.
- Никакого официального разрешения в номерной нет,- торжественно объявила она. Чувствовалось, ей приятно докладывать "хозяину" эту весть. "Хозяин" поблагодарил ее кивком, она наклонилась, но без улыбки, по-деловому, серьезно и вышла, красиво покачивая бедрами.
- Дезертир! - крикнул вдруг "хозяин" и протянул к Киму сильную мясистую ладонь.- Убийца! Ты сбежал, не предупредив, что люди заблудились, и они погибли... Ты убийца или нет, говори сам... Убийца или не убийца? Говори!
- Я,- произнес Ким, щурясь от четко мигающих красных лампочек,- я пробовал... Я говорил... Может, я виноват... Наверно, наверно... Я говорил... А он говорит: паникер... Я говорил... Он говорит: иди, торгуй шнурками... Я говорю... Я паспорт... Это мерзко... Я согласен... Не знаю... Я говорил... Он говорит: вылезай... Ребята тоже вылезают... Выработку завалило...
- Мы таких субчиков на фронте расстреливали,- произнес мужчина, кивнув в сторону Кима,- я в трибунале работал... Через меня их достаточно прошло...
- Что ж ты так неудачно сочинил,- произнес "хозяин", как-то сразу переходя с надрыва к спокойному тону, даже несколько насмешливо. Он с притворным сочувствием вздохнул, будто разделяя неудачу Кима.- Думаешь, тут люди неграмотные, ты им басни расскажешь...- "Хозяин" с хрустом раскрыл переплет одной из книг, прочел торжественно: - "Виновные несут ответственность по Уголовному кодексу союзных республик за нарушения, содержащие признаки преступления, а также за самовольное возобновление работ, остановленных горнотехнической инспекцией".- Ясно? - отложив книгу, сказал "хозяин".- Вот чем мы руководствуемся... И пока еще неплохо, судя по достижениям. Мы не какие-нибудь космополиты... Сами руководим отечественными предприятиями... Что же мы, хазар пригласим нами руководить?.. А паршивую траву... то есть паршивую овцу с поля вон... Ладно, некогда с тобой... Напишешь подробно объяснительную... Как сбежал во время экскурсии и так далее... Хитрить будешь, пострадаешь. Честно напишешь, посмотрим, что с тобой делать... Иди...
Ким вышел в приемную, держа каску и подшлемник. Пока он был в кабинете "хозяина", вокруг произошли какие-то серьезные изменения, и он стремился узнать их из обрывков разговоров старичков в приемной, потом чистых людей, курящих в стеклянном тамбуре на диване, напрягая слух, однако, как ему казалось, при виде его все понижают голос либо вовсе замолкают. В пропитанных рудной пылью коридорах Ким не то чтоб успокоился, а вроде бы начал привыкать к своему нынешнему "послекабинетному" состоянию.
За столом начальника в кабинете участка сидел блондин в меховой безрукавке, надетой поверх ковбойки. Между фразами блондин делал какой-то холостой пробег губами, произнося слившиеся у него воедино начало и конец ругательства, которое, очевидно, настолько вошло в плоть и кровь, что он его не замечал.
- Инять,- говорил блондин костистому бурильщику,- шпуры редко закладываешь, инять...
Бурильщик доказывал свое, позвякивая ожерельем отточенных буровых коронок, нанизанных на надетую через голову проволоку.
- Ладно,- увидав Кима, сказал блондин,- ты, инять, парня проводишь к дяде Паше... На откатку вагонеток... Я с "хозяином" говорил по телефону,- обернулся он к Киму,- позже побеседуем,- он написал записку,- вот тебе в номерную.
- Мне лампы не выдают,- тихо сказал Ким,- глыбами завалило карбидку.
Именно теперь, когда стало немного лучше, захотелось вдруг разрешиться криком, точно вместе с этим криком удастся выбросить что-то давящее изнутри, и приходилось напрягаться, чтоб сдерживаться. Блондин, не вставая, открыл позади расшатанный шкаф, доверху набитый розовыми от рудной пыли конторскими книгами. На нижней полке лежало несколько касок и стояли лампы. Он выбрал аккумуляторную, щелкнул, проверяя батарею.
- Возьми,- сказал он,- ты на откатке сегодня... С карбидкой не подвигаешься... И пояс возьми...
Ким вдел брезентовый пояс в дужки плоской металлической коробки с батареями, застегнул пряжку. От коробки тянулся гибкий кабель, оканчивавшийся рефлекторной электролампой с выключателем. Вначале Ким положил гибкий кабель на плечо, так что лампа перевешивалась к ключице. Потом воткнул лампу штырьком в специально сделанное для этого отверстие каски.
- Выключи,- сказал бурильщик,- зачем зря жечь... Батарея сядет...
Ким выключил, посмотрел на бурильщика с благодарностью. Этот простой деловой совет сейчас, в "послекабинетный" период, был так необходим, так важен. Крик внутри погасал, сползал от горла в глубину, хоть Ким отлично понимал, что окончательно исчезнуть не мог. Они спустились вниз к номерной, возле которой уже никого не было, Ким протянул бумажку и получил номер.
- Дядю Пашу знаешь? - спросил бурильщик.- У него заработаешь неплохо... Он испанец... Его как-то по-другому настоящее имя... Как-то на "О"... У себя там он большим чином был... Дивизией командовал, что ли... И в нашу войну партизанил... Глупый человек... Наверное, самый дурной испанец... Среди ихних есть ловкачи... В отделах кадров поустраивались... Я в Харькове на заводе видел... Но мужик приличный... Вот поработаешь с ним смену...
Шахтный двор, ярко залитый прожекторами, был заполнен народом, толпящимся у ствола. Две двухэтажные клети ходили, подрагивая толстыми, вязкими от смазки канатами. В скиповом отделении стремительно, подобно снарядам, взлетали под вершину копра из глубины скипы, роняя куски руды, разгружались в бункерные отверстия. Ветер и мороз прижимали людей ближе к клетям, каждый хотел быстрее спуститься. У клетей привычно орудовала маленькая старушка, шелестела юбкой, отталкивала народ, одному громадному верзиле с буровыми штангами на плече, сильно напиравшему и вылезшему за положенную границу, старушка, слегка подпрыгнув, даже сунула в скуластую физиономию крохотную дульку.
Клети были заняты спуском материалов. Грузили бумажные мешки цемента, подгоняли безбортовые, лишь по углам для упора снабженные балками-рогами вагонетки-"козы" с лесом и рельсами. Грузили электромоторы. Наконец начали спускать людей.
- ОКС,- крикнула старушка.
В первую очередь опускали строителей на нижний капитальный горизонт. Пошел ОКС. Спецовки строителей были не красными от руды, а серыми от бетона.
- Пошли с ОКСом,- подмигнул бурильщик, потянул Кима, вклинился в толпу. Бурильщик успел проскочить, а Кима старушка приштопорила, оттолкнула и дала под зад сухой коленкой. Ким отошел, выбрался из толпы. Над головой мелькали блеклые звезды. По краям неба, там, куда не достигал свет прожекторов, они были гуще. Рассвет еще не наступал. Крик вновь начал подползать, если не достиг еще горла, то уже скопился в груди, подступал к самой оконечности впадинки между ключицами. Напуганный этим, Ким ринулся в толпу и принялся пробираться с такой силой, что оказался втиснутым в первую же поданную клеть, где его прижало лицом к чьей-то мазутной спине. Он с трудом повернул шею, чтоб прижаться к мазуту хоть щекой, а не губами. Клеть поползла, дернулась и замерла, сажали людей на верхний этаж. Вокруг застыл освещенный бетон ствола, через клеть дул теплый ветер, ибо остановилась она на уровне калориферов, подогревавших зимой шахтный воздух.
- Ташкент,- крикнул кто-то,- здесь бы всю смену провисеть...
- Говорят, следователь приехал,- сказал другой голос,- разбирается в причинах...
- Да ну,- возразила мазутная спина,- виноват покойник всегда... или стрелочника найдут... Тем более фезеушники детдомовские... Меня, например, на сороковой горизонт за сто нарядов не загонишь... Мне жизнь дороже...
- Жаль, тесно,- сказали в углу клети,- не развернуться... Дал бы тебе по холке...
- А ты не раздавай... Бабе своей давалку оставь...
- Бабушка Олька,- крикнули рядом с Кимом,- отправляй, передеремся...
- Помнишь,- сказала мазутная спина,- когда прошлой зимой Гомжина пристукнуло... Я его сам вытаскивал... На груди его полоса была напухшая... Два пальца толщиной и четыре пальца шириной... Красная с синим... Мы его вывезли... Положили... у него таз был раздавлен тоже... Я руки его забираю, держу, чтоб он не почувствовал, не нащупал, а он вырывается, снег гребет ладонями и в расстегнутые спереди штаны заталкивает... Пекло его, понял...
- Ладно,- сказали в углу,- завел молитву...
Ким вышел из клети в околоствольном дворе и увидел дожидавшегося бурильщика. Околоствольный двор был новый, хорошо бетонированный, сухой. Они вышли к квершлагу, тоже очень сухому, бетонированному, освещенному лампами дневного света. Позади грохотал опрокид. Электровоз заталкивал груженую вагонетку в специальное устройство, которое переворачивалось вместе с ней, и руда сыпалась в подземный бункер, а оттуда по ленточному транспортеру поступала к ствольным скипам. Ким долго шел деревянными тротуарами-мостками среди десятков таких же, как он, спецовок. На некоторое время он даже потерял себя, ощущая только звуки, принадлежащие всем: шорох шагов, позвякивание буровых штанг.
Изредка он вздрагивал от металлического стука, который, казалось, возникал из глубины бетонных стен. Это сцепщик люковой подавал сигнал, колотил гаечным ключом в водяные и воздушные трубы, тянущиеся вдоль стен, стук этот разносился вперед на десятки метров, нарастал, и вслед за ним, усиливавшимся до предела, появлялась партия, электровоз и груженые вагонетки неслись, обдавая горячим ветром, роняя на стыках куски руды. Народ доходил к перекрестку, где висели светящиеся часы, и делился на три группы по трем выработкам, расходящимся веером. Часы показывали без двадцати семь.
- Пошли быстрее,- сказал бурильщик.
Они двинулись левой выработкой, тоже крепленной бетоном, но освещенной обычными электрическими светильниками, более тусклыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17