комплект мебели в ванную комнату
С пробитого черепа натекала казавшаяся черной жиденькая кровь…
Третий Аколит, конечно, уклонился, но это потребовало от него определенного усилия и главное – времени, маленького промежутка, но заминка есть заминка… Эрккин стиснул челюсти и, увидев, как начинает свой смертоносный разбег острие посоха в руках круглолицего Аколита, – прыгнул на этого третьего. Ах, как легко, как свободно прыгать на этой вымершей планете! Неудивительно, что здесь так охотно вихрится красный песок, так жадно взмывают вверх змеи закрученного спиралью раскрошенного грунта! Ведь так приятно оторваться от земли, когда тебя почти не держит эта тяжесть, это гравитационное ярмо, правда?..
Эрккин сам не ожидал, что его внешне неповоротливое тело все еще помнит древнее искусство, которому обучили его когда-то на планете Керр. На Аррантидо, верно, он не смог бы двигаться так быстро, так стремительно… Но Марс притягивал втрое слабее, и Пес СМОГ. В воздухе он развернулся против собственной оси и на излете распрямил согнутую в колене левую ногу. Этот удар – взъемом стопы, обутой в тяжелый ботинок ноги, – оказался страшен. Эрккин поймал момент, когда в удар вкладывается не только ускорение распрямленной ноги, но и кинетическая энергия развернувшегося в воздухе тела. Всей его массы. На Марсе Эрккин весил гораздо меньше, но все равно силы удара хватило, чтобы удар этот, пришедшийся в левую половину грудной клетки, проломил ребра и заставил Аколита закашляться, заклокотать собственной кровью. Очевидно, обломок ребра пробил легочный мешок и повредил стенку пищеводного канала…
Но времени, чтобы остановиться и перевести дух, у Пса не было. Хищно поблескивающее острие посоха в руках последнего Аколита вспыхнуло, клуб яркого пламени разросся и вдруг сорвался с белого жезла и ударил в Эрккина. Тот едва успел отпрянуть. Нет, конечно, реакция тут ни при чем – даже самая отточенная человеческая реакция не способна распознавать временные отрезки в тысячные доли секунды! Каким-то звериным чутьем Пес просто почувствовал, что нужно отпрянуть именно так и туда, чтобы не быть убитым. Такое же чувство помогало ему выживать и в рудниках, заблаговременно угадывая, где произойдет обвал или прорыв ядовитых газов или магмовой жилы…
«У меня есть в запасе десять ударов сердца, – мелькнуло в голове Гендаля Эрккина. – Это как раз то время, за которое в посохе Аколита снова созреет смертоносный заряд, разгорится и стечет с наконечника белого жезла. И второй раз не увернуться… Они в самом деле не хотели убивать нас, – подумал Эрккин. – Если бы так, то не стал бы храмовник показательно метать посох в Бебе». Жезл, глубоко засевший в стене и в горле Берзила, был орудием запугивания, а убийство должно было пресечь возможное сопротивление в корне, в зародыше. Если бы они хотели именно уничтожить их всех, то пустили бы в ход белые смертоносные молнии боевых посохов…
Черные глаза Эрккина впились в глаза круглолицего Аколита, и не осталось в лице последнего даже намека на прежнее добродушие. Отвердели скулы и подбородок, сурово залегла линия большого рта… Эрккин сжал кулаки и тут же поймал боковым зрением какое-то шевеление, слабое движение. Он чуть повернул голову, вжимая шею в широкие плечи, и увидел, что третий храмовник, которому он пробил грудную клетку, приподнялся на локте и смотрит на него, Гендаля. На белом лице застыла невыносимая мука. Посох валяется в стороне, и у Аколита нет ни сил, ни возможности дотянуться до него. И не надо. Потому что в его руке блестит знакомым зеленоватым прищуром лазерный прицел боевого ММР. «Юбилейка». Компактная смерть, умещающаяся в ладони взрослого мужчины. Вот теперь – все!
Эрккин растянул рот в длинной скалящейся усмешке, показывая неровные белые зубы, и вдруг расхохотался. Жутковато, нелепо звучал этот смех в огромном пустом ангаре, освещенном только нашлемным фонарем пришпиленного к стене человека. В ангаре заброшенной военной базы, под небом пустой планеты. Наверно, даже лежащий на полу в луже собственной крови Аколит, держащий на прицеле Эрккина, и тот оторопел. И рука дрогнула. А потом разогнулась, и из разжавшейся ладони ММР выкатился на пол, пятнаясь в крови.
…Нет, не из-за смеха Эрккина. Из-за плеча лежащего недвижно храмовника вдруг поднялся и блеснул шлем скафандра. И хотя даже никталопического Н и к т а л о п и я – способность видеть в темноте.
зрения Эрккина не хватило бы, чтоб выхватить из этого мрака черты лица Рэмона Ррая, – гвелль сразу понял, КТО только что нанес удар умирающему Аколиту. Удар со спины, удар добивающий и исподтишка, но до этих ли этических тонкостей сейчас?..
Круглолицый храмовник зарычал. Он не стал дожидаться, пока в посохе накопится полноценный заряд. Жезл затанцевал вего руках гневный танец и вдруг взлетел и мелькнул белой вспышкой во мраке, со свистом рассекая морозный воздух. По тoй легкости, с которой боевой Аколит расстался со своим посохом, Эрккин понял, что у него есть еще оружие. Да и сам круглолицый был весьма опасным противником, возможно, он способен справиться с ними двоими даже голыми руками. Ведь теперь ни о какой недооценке врага речи не идет, учитывая ошибку, которую совершили Аколиты и которая им так дорого стоила!..
К счастью, храмовник не попал. Посох пронзил насквозь тело человека, но не Рэмона Ррая, а того Аколита, которого он только что добил. Промах круглолицего тем более был странен, что Рэмон и не попытался уклониться в сторону или сделать хотя бы жалкое усилие разминуться со смертью. Значит, непогрешимые способны ошибаться.
Гендаль Эрккин поспешил закрепить этот постулат. Он прыгнул на врага, и оба они, сцепившись в короткой яростной схватке, покатились по полу. Скафандры практически лишали их возможности нанести проникающее ранение голыми руками. Следовало делать ставку на удушающие захваты и выкручивающие силовые приемы. Гвелль преуспел в этом больше. Ему удалось зажать шею соперника в мощном локтевом захвате, и он удерживал Аколита до тех пор, пока у того не хрустнули шейные позвонки и тяжелая, сминающая все члены судорога не прокатилась по телу. Лишь тогда Эрккин Пес выпустил обмякшее тело.
Гвелль оттолкнул от себя труп врага. Аколит перекатился на спину и невидяще глянул на Эрккина мутнеющим взором. Пес неспешно поднялся и приблизился к Рэмону, который уже не лежал, а стоял на коленях возле трупа добитого им храмовника, держась одной рукой за затылок и глядя куда-то вверх, в черную пустоту, затянувшую потолочный свод громадного ангара.
– Как это ты его? – коротко спросил Эрккин.
Вместо ответа Рэмон Ррай разжал руку. В ладони, затянутой тонкой термоперчаткой, лежал окровавленный столовый прибор. Да. Такой же, как и печальной памяти бигойя, которой Рэмон воскресил князя Гьелловера. Этой бигойей Рэмон Ррай поразил Аколита в единственное слабое место – в тонкую перемычку дыхательной маски, точно под ухом.
– Чего это ты? – медленно выговорил гвелль.
Рэмон Ррай еле заметно пожал плечами. Потом произнес слабым, задыхающимся голосом:
– Да я это… так. Ношу с собой. Суеверие… понимаешь?
– Не понимаю, конечно, – решительно отозвался Эрккин, – но принимаю! Чудачество… из-за этого чудачества, ты, похоже, жизнь мне спас.
– Загубив другую…
– Так. Не будем строить из себя богиню непорочности и домашнего очага, ясную Глейю. Она, правда, не аррантская… Но очага у нас нет, а что касается… эх! Бебе жалко. Как будто сам его убил. Втравил в это блудное дело, загубил парня. Ладно, – вернулся Пес к своей тяжеловатой, нарочито подчеркнутой циничности, – зато соседи у Класуса знатные будут. Все не одному лежать! Три Аколита, все как на подбор, да еще гвелль образованный – редкость-то какая!.. Будет с кем перетирать разговорчики…
– Эрккин!!!
– Да ладно тебе глазами на меня сверкать, Рэм! Радоваться надо, что живы остались. Я вот одного не могу понять. Чем это ты так прогневал Храм, что они на тебя кидаться стали? Не пойму. Аколиты так просто не нападают, они вообще стараются не нападать, их за это храмовый клир по головке не погладит. Они ж мирными себя считают и дерутся только из самообороны!
– Не знаю, – тихо ответил Ррай. – Сам не понимаю… Если бы я им так нужен был лично, проследили бы меня до ОАЗИСа и там спокойно сняли, как вызревший фрукт с ветки. Они же в этом мастера. И во фруктах, и в операциях тонких, когда кого-то задержать нужно. А тут… Они ж сами себя под Закон подводили: за то, что они убили Бебе, их УЖЕ на Керр отправить надо. Или в какое-нибудь такое же милое место.
– Не шути так. Не дай Троллоп тебе узнать, какое оно МИЛОЕ. А насчет Аколитов… Не знаю. Только что-то очень серьезное могло их вынудить вот так на нас напасть. Тишком, тайком выследить, пока мы этого Класуса волокли…
Глаза Рэмона Ррая лихорадочно блеснули из-под шлема:
– А может, и не Аколиты это были вовсе? Эрккин подумал и покачал головой:
– Да нет. Что они храмовники, это точно. Хотя можно проверить. Подай-ка мне вон ту «мымру». Ага. Это наше счастье, что у них ММР есть, к тому же уменьшенные модели, «юбилейки». Идем, освободим Бебе… Берзила. Не ТАК же его оставлять. Кто знает, может, ему оставаться тут тысячу лет…
– Что ты хочешь делать?
Эрккин не ответил. Он уже действовал. Он нашел среди убитых храмовников того, кто бросил посох в покойного Берзила. Да, тот долговязый дальонн. Он навел ММР на его безжизненно откинутую руку, сузил фокус поражения и вдавил кнопку пуска. Рэмон, стиснув зубы, смотрел… Эрккин наклонился, подобрал с пола кисть с обрубком запястья, потом несколькими движениями сорвал с руки мертвеца перчатку и обрывок скафандра. От руки, редея и тая, шла струйка пара… Мороз такой, что мертвые пальцы костенели на глазах, и Эрккин ускорил шаг, чтобы быстрее достичь того места, где нашел свою нелепую, ненужную смерть бедняга Бебе. Он подошел к телу и, поднеся обрубок руки к посоху, один за другим стал смыкать вокруг белого древка скрюченные, стремительно твердеющие на жутком холоде пальцы. Раздалось слабое гудение, жезл словно ожил и, вибрируя, стал сам высвобождаться из пробоя стены. Волосы на голове мертвого Бебе вдруг встали дыбом, как будто дух покойного на мгновение вернулся в покинутую оболочку и ужаснулся тому, что развернулось перед его глазами. Издавая все то же гудение, посох Аколита вышел из стены и оказался у Эрккина. Тот несколько секунд рассматривал его, а потом резко зашвырнул далеко в глубь огромного ангара.
– Ты чего? – спросил Рэмон Ррай. – Зачем ты его выкинул? Это же посох пятого поколения, со встроенным ИИ! Хорошая штука.
– Да? А тебе известно, что посох распознает только Аколитов Храма, иногда – только одного, то есть собственного хозяина. Ты думаешь, я ради своего удовольствия руку ему оттяпал? Дескать, сейчас разведем огонек и поджарим?.. А вот и нет! Для того, чтобы этот посох со своими гребаными мозгами его, значит, иденти-ци-ци… узнал! Там какая-то хитрая система проверки – ты чего, не знал?
– Н-нет. Н-не… не зна… знал, – запинаясь, ответил Рэмон Ррай. – Вот, значит, как! И что же… что же теперь делать?
– А вот что. Это же большое везение, что у Аколитов есть ММР. И еще – лишнее доказательство.
– Доказательство ЧЕГО?
Эрккин клацнул зубами, хишно сомкнув свои могучие челюсти, и ответил только после долгой паузы:
– Того, что ты очень серьезно их растревожил. Что ты там натворил? Князя этого пырнул по пьянке? Так из-за этого боевых Аколитов с ИИ-посохами и мономолекуляторами не посылают. И не зря тебя папаша с Аррантидо убрал. Он, Волд, ничего так просто не делает. Ни-че-го. Я это давно знаю, я с отцом твоим знаком с тех пор, когда о тебе и речи не было. Да уж…
Ррай мотал головой и повторял:
– Нет, все это так… И все-таки не так! Я.. они… не так! И что же… что мы теперь будем делать, а? Что?..
Эрккин чутким ухом уловил в голосе парня истерические нотки, сжал в своей здоровенной пятерне запястье Рэмона и проговорил:
– А теперь все просто. Очень просто. Возьми у Берзила его охранную бляху. Цепляй на грудь. У меня уже есть. Теперь мы с тобой, грубо говоря, замещаем патруль охраны этого «шалаша». Понимаешь? Только, в отличие от той парочки, у нас есть ММР. Чувствуешь разницу? Знаешь, что это означает?
Рэмон сглотнул. Он хотел выдавить сакраментальное «и что?», но слова застряли в сухой гортани. Эрккин пояснил с пилимым свирепым удовольствием:
– А тем мы отличаемся, что сейчас явимся на корабль, выведем из посадочного шлюза планетарный катер и смоемся на ним. Куда угодно, не до ОАЗИСа, а куда нам заблагорассудится! Ну? Понял? Вник? Шлюз сейчас, конечно, заперт, но на то нам и ММР! Дунем прямо до Зиймалля. А если кто прицепится… ну, ты понял.
– Никого больше не убивать! – выдохнул Рэмон Ррай, и его лицо сделалось серым, а губы заплясали. – Не надо… не надо!
– А ты думаешь, тебя ЗА ЭТИХ по головке погладят? Если что, нас так прищучат: меня сразу в плавильную камеру, на атомы, значит, ну а тебя – на Керр. Ладно. Не буду пугать. Идем.
– Только заберем вещи из каюты… – шепнул Рэмон Ррай. – И моего кота. Кота, понял? Я могу забрать своего кота, могу?
– Только девчонку с собой не тащи, – саркастически заметил Гендаль Эрккин, пряча ММР и направляясь к проему воротных створок, откуда просачивались далекий металлический грохот и раскатистое шипение. Рэмон Ррай. механически переставляя ноги, последовал за гвеллем, широченная спина которого маячила перед глазами. И казалось Рэмону, словно не по красному грунту Марса, схваченному страшным стоградусным холодом, идет он, а по замерзшей реке крови, вверх по мертвому течению. Чем дальше, тем больше сужаются холодные берега, смыкаются, чтобы наконец встретиться в истоке этой страшной реки, в маленьком серебряном ключе с хрустальными струями. И это – КЛЮЧ к той тайне, которая забрала в свои колючие лапы его, Рэмона; его, который, кажется, слишком мал и жалок, чтобы попадать в эпицентр событий, которым суждено взволновать мир. Рэмон переставлял непослушные ноги, идя за Эрккином, и чудилось ему, словно ледяные марсианские вихри все-таки пробрались под скафандр, под маску дыхательного аппарата, и иглами впиваются под кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Третий Аколит, конечно, уклонился, но это потребовало от него определенного усилия и главное – времени, маленького промежутка, но заминка есть заминка… Эрккин стиснул челюсти и, увидев, как начинает свой смертоносный разбег острие посоха в руках круглолицего Аколита, – прыгнул на этого третьего. Ах, как легко, как свободно прыгать на этой вымершей планете! Неудивительно, что здесь так охотно вихрится красный песок, так жадно взмывают вверх змеи закрученного спиралью раскрошенного грунта! Ведь так приятно оторваться от земли, когда тебя почти не держит эта тяжесть, это гравитационное ярмо, правда?..
Эрккин сам не ожидал, что его внешне неповоротливое тело все еще помнит древнее искусство, которому обучили его когда-то на планете Керр. На Аррантидо, верно, он не смог бы двигаться так быстро, так стремительно… Но Марс притягивал втрое слабее, и Пес СМОГ. В воздухе он развернулся против собственной оси и на излете распрямил согнутую в колене левую ногу. Этот удар – взъемом стопы, обутой в тяжелый ботинок ноги, – оказался страшен. Эрккин поймал момент, когда в удар вкладывается не только ускорение распрямленной ноги, но и кинетическая энергия развернувшегося в воздухе тела. Всей его массы. На Марсе Эрккин весил гораздо меньше, но все равно силы удара хватило, чтобы удар этот, пришедшийся в левую половину грудной клетки, проломил ребра и заставил Аколита закашляться, заклокотать собственной кровью. Очевидно, обломок ребра пробил легочный мешок и повредил стенку пищеводного канала…
Но времени, чтобы остановиться и перевести дух, у Пса не было. Хищно поблескивающее острие посоха в руках последнего Аколита вспыхнуло, клуб яркого пламени разросся и вдруг сорвался с белого жезла и ударил в Эрккина. Тот едва успел отпрянуть. Нет, конечно, реакция тут ни при чем – даже самая отточенная человеческая реакция не способна распознавать временные отрезки в тысячные доли секунды! Каким-то звериным чутьем Пес просто почувствовал, что нужно отпрянуть именно так и туда, чтобы не быть убитым. Такое же чувство помогало ему выживать и в рудниках, заблаговременно угадывая, где произойдет обвал или прорыв ядовитых газов или магмовой жилы…
«У меня есть в запасе десять ударов сердца, – мелькнуло в голове Гендаля Эрккина. – Это как раз то время, за которое в посохе Аколита снова созреет смертоносный заряд, разгорится и стечет с наконечника белого жезла. И второй раз не увернуться… Они в самом деле не хотели убивать нас, – подумал Эрккин. – Если бы так, то не стал бы храмовник показательно метать посох в Бебе». Жезл, глубоко засевший в стене и в горле Берзила, был орудием запугивания, а убийство должно было пресечь возможное сопротивление в корне, в зародыше. Если бы они хотели именно уничтожить их всех, то пустили бы в ход белые смертоносные молнии боевых посохов…
Черные глаза Эрккина впились в глаза круглолицего Аколита, и не осталось в лице последнего даже намека на прежнее добродушие. Отвердели скулы и подбородок, сурово залегла линия большого рта… Эрккин сжал кулаки и тут же поймал боковым зрением какое-то шевеление, слабое движение. Он чуть повернул голову, вжимая шею в широкие плечи, и увидел, что третий храмовник, которому он пробил грудную клетку, приподнялся на локте и смотрит на него, Гендаля. На белом лице застыла невыносимая мука. Посох валяется в стороне, и у Аколита нет ни сил, ни возможности дотянуться до него. И не надо. Потому что в его руке блестит знакомым зеленоватым прищуром лазерный прицел боевого ММР. «Юбилейка». Компактная смерть, умещающаяся в ладони взрослого мужчины. Вот теперь – все!
Эрккин растянул рот в длинной скалящейся усмешке, показывая неровные белые зубы, и вдруг расхохотался. Жутковато, нелепо звучал этот смех в огромном пустом ангаре, освещенном только нашлемным фонарем пришпиленного к стене человека. В ангаре заброшенной военной базы, под небом пустой планеты. Наверно, даже лежащий на полу в луже собственной крови Аколит, держащий на прицеле Эрккина, и тот оторопел. И рука дрогнула. А потом разогнулась, и из разжавшейся ладони ММР выкатился на пол, пятнаясь в крови.
…Нет, не из-за смеха Эрккина. Из-за плеча лежащего недвижно храмовника вдруг поднялся и блеснул шлем скафандра. И хотя даже никталопического Н и к т а л о п и я – способность видеть в темноте.
зрения Эрккина не хватило бы, чтоб выхватить из этого мрака черты лица Рэмона Ррая, – гвелль сразу понял, КТО только что нанес удар умирающему Аколиту. Удар со спины, удар добивающий и исподтишка, но до этих ли этических тонкостей сейчас?..
Круглолицый храмовник зарычал. Он не стал дожидаться, пока в посохе накопится полноценный заряд. Жезл затанцевал вего руках гневный танец и вдруг взлетел и мелькнул белой вспышкой во мраке, со свистом рассекая морозный воздух. По тoй легкости, с которой боевой Аколит расстался со своим посохом, Эрккин понял, что у него есть еще оружие. Да и сам круглолицый был весьма опасным противником, возможно, он способен справиться с ними двоими даже голыми руками. Ведь теперь ни о какой недооценке врага речи не идет, учитывая ошибку, которую совершили Аколиты и которая им так дорого стоила!..
К счастью, храмовник не попал. Посох пронзил насквозь тело человека, но не Рэмона Ррая, а того Аколита, которого он только что добил. Промах круглолицего тем более был странен, что Рэмон и не попытался уклониться в сторону или сделать хотя бы жалкое усилие разминуться со смертью. Значит, непогрешимые способны ошибаться.
Гендаль Эрккин поспешил закрепить этот постулат. Он прыгнул на врага, и оба они, сцепившись в короткой яростной схватке, покатились по полу. Скафандры практически лишали их возможности нанести проникающее ранение голыми руками. Следовало делать ставку на удушающие захваты и выкручивающие силовые приемы. Гвелль преуспел в этом больше. Ему удалось зажать шею соперника в мощном локтевом захвате, и он удерживал Аколита до тех пор, пока у того не хрустнули шейные позвонки и тяжелая, сминающая все члены судорога не прокатилась по телу. Лишь тогда Эрккин Пес выпустил обмякшее тело.
Гвелль оттолкнул от себя труп врага. Аколит перекатился на спину и невидяще глянул на Эрккина мутнеющим взором. Пес неспешно поднялся и приблизился к Рэмону, который уже не лежал, а стоял на коленях возле трупа добитого им храмовника, держась одной рукой за затылок и глядя куда-то вверх, в черную пустоту, затянувшую потолочный свод громадного ангара.
– Как это ты его? – коротко спросил Эрккин.
Вместо ответа Рэмон Ррай разжал руку. В ладони, затянутой тонкой термоперчаткой, лежал окровавленный столовый прибор. Да. Такой же, как и печальной памяти бигойя, которой Рэмон воскресил князя Гьелловера. Этой бигойей Рэмон Ррай поразил Аколита в единственное слабое место – в тонкую перемычку дыхательной маски, точно под ухом.
– Чего это ты? – медленно выговорил гвелль.
Рэмон Ррай еле заметно пожал плечами. Потом произнес слабым, задыхающимся голосом:
– Да я это… так. Ношу с собой. Суеверие… понимаешь?
– Не понимаю, конечно, – решительно отозвался Эрккин, – но принимаю! Чудачество… из-за этого чудачества, ты, похоже, жизнь мне спас.
– Загубив другую…
– Так. Не будем строить из себя богиню непорочности и домашнего очага, ясную Глейю. Она, правда, не аррантская… Но очага у нас нет, а что касается… эх! Бебе жалко. Как будто сам его убил. Втравил в это блудное дело, загубил парня. Ладно, – вернулся Пес к своей тяжеловатой, нарочито подчеркнутой циничности, – зато соседи у Класуса знатные будут. Все не одному лежать! Три Аколита, все как на подбор, да еще гвелль образованный – редкость-то какая!.. Будет с кем перетирать разговорчики…
– Эрккин!!!
– Да ладно тебе глазами на меня сверкать, Рэм! Радоваться надо, что живы остались. Я вот одного не могу понять. Чем это ты так прогневал Храм, что они на тебя кидаться стали? Не пойму. Аколиты так просто не нападают, они вообще стараются не нападать, их за это храмовый клир по головке не погладит. Они ж мирными себя считают и дерутся только из самообороны!
– Не знаю, – тихо ответил Ррай. – Сам не понимаю… Если бы я им так нужен был лично, проследили бы меня до ОАЗИСа и там спокойно сняли, как вызревший фрукт с ветки. Они же в этом мастера. И во фруктах, и в операциях тонких, когда кого-то задержать нужно. А тут… Они ж сами себя под Закон подводили: за то, что они убили Бебе, их УЖЕ на Керр отправить надо. Или в какое-нибудь такое же милое место.
– Не шути так. Не дай Троллоп тебе узнать, какое оно МИЛОЕ. А насчет Аколитов… Не знаю. Только что-то очень серьезное могло их вынудить вот так на нас напасть. Тишком, тайком выследить, пока мы этого Класуса волокли…
Глаза Рэмона Ррая лихорадочно блеснули из-под шлема:
– А может, и не Аколиты это были вовсе? Эрккин подумал и покачал головой:
– Да нет. Что они храмовники, это точно. Хотя можно проверить. Подай-ка мне вон ту «мымру». Ага. Это наше счастье, что у них ММР есть, к тому же уменьшенные модели, «юбилейки». Идем, освободим Бебе… Берзила. Не ТАК же его оставлять. Кто знает, может, ему оставаться тут тысячу лет…
– Что ты хочешь делать?
Эрккин не ответил. Он уже действовал. Он нашел среди убитых храмовников того, кто бросил посох в покойного Берзила. Да, тот долговязый дальонн. Он навел ММР на его безжизненно откинутую руку, сузил фокус поражения и вдавил кнопку пуска. Рэмон, стиснув зубы, смотрел… Эрккин наклонился, подобрал с пола кисть с обрубком запястья, потом несколькими движениями сорвал с руки мертвеца перчатку и обрывок скафандра. От руки, редея и тая, шла струйка пара… Мороз такой, что мертвые пальцы костенели на глазах, и Эрккин ускорил шаг, чтобы быстрее достичь того места, где нашел свою нелепую, ненужную смерть бедняга Бебе. Он подошел к телу и, поднеся обрубок руки к посоху, один за другим стал смыкать вокруг белого древка скрюченные, стремительно твердеющие на жутком холоде пальцы. Раздалось слабое гудение, жезл словно ожил и, вибрируя, стал сам высвобождаться из пробоя стены. Волосы на голове мертвого Бебе вдруг встали дыбом, как будто дух покойного на мгновение вернулся в покинутую оболочку и ужаснулся тому, что развернулось перед его глазами. Издавая все то же гудение, посох Аколита вышел из стены и оказался у Эрккина. Тот несколько секунд рассматривал его, а потом резко зашвырнул далеко в глубь огромного ангара.
– Ты чего? – спросил Рэмон Ррай. – Зачем ты его выкинул? Это же посох пятого поколения, со встроенным ИИ! Хорошая штука.
– Да? А тебе известно, что посох распознает только Аколитов Храма, иногда – только одного, то есть собственного хозяина. Ты думаешь, я ради своего удовольствия руку ему оттяпал? Дескать, сейчас разведем огонек и поджарим?.. А вот и нет! Для того, чтобы этот посох со своими гребаными мозгами его, значит, иденти-ци-ци… узнал! Там какая-то хитрая система проверки – ты чего, не знал?
– Н-нет. Н-не… не зна… знал, – запинаясь, ответил Рэмон Ррай. – Вот, значит, как! И что же… что же теперь делать?
– А вот что. Это же большое везение, что у Аколитов есть ММР. И еще – лишнее доказательство.
– Доказательство ЧЕГО?
Эрккин клацнул зубами, хишно сомкнув свои могучие челюсти, и ответил только после долгой паузы:
– Того, что ты очень серьезно их растревожил. Что ты там натворил? Князя этого пырнул по пьянке? Так из-за этого боевых Аколитов с ИИ-посохами и мономолекуляторами не посылают. И не зря тебя папаша с Аррантидо убрал. Он, Волд, ничего так просто не делает. Ни-че-го. Я это давно знаю, я с отцом твоим знаком с тех пор, когда о тебе и речи не было. Да уж…
Ррай мотал головой и повторял:
– Нет, все это так… И все-таки не так! Я.. они… не так! И что же… что мы теперь будем делать, а? Что?..
Эрккин чутким ухом уловил в голосе парня истерические нотки, сжал в своей здоровенной пятерне запястье Рэмона и проговорил:
– А теперь все просто. Очень просто. Возьми у Берзила его охранную бляху. Цепляй на грудь. У меня уже есть. Теперь мы с тобой, грубо говоря, замещаем патруль охраны этого «шалаша». Понимаешь? Только, в отличие от той парочки, у нас есть ММР. Чувствуешь разницу? Знаешь, что это означает?
Рэмон сглотнул. Он хотел выдавить сакраментальное «и что?», но слова застряли в сухой гортани. Эрккин пояснил с пилимым свирепым удовольствием:
– А тем мы отличаемся, что сейчас явимся на корабль, выведем из посадочного шлюза планетарный катер и смоемся на ним. Куда угодно, не до ОАЗИСа, а куда нам заблагорассудится! Ну? Понял? Вник? Шлюз сейчас, конечно, заперт, но на то нам и ММР! Дунем прямо до Зиймалля. А если кто прицепится… ну, ты понял.
– Никого больше не убивать! – выдохнул Рэмон Ррай, и его лицо сделалось серым, а губы заплясали. – Не надо… не надо!
– А ты думаешь, тебя ЗА ЭТИХ по головке погладят? Если что, нас так прищучат: меня сразу в плавильную камеру, на атомы, значит, ну а тебя – на Керр. Ладно. Не буду пугать. Идем.
– Только заберем вещи из каюты… – шепнул Рэмон Ррай. – И моего кота. Кота, понял? Я могу забрать своего кота, могу?
– Только девчонку с собой не тащи, – саркастически заметил Гендаль Эрккин, пряча ММР и направляясь к проему воротных створок, откуда просачивались далекий металлический грохот и раскатистое шипение. Рэмон Ррай. механически переставляя ноги, последовал за гвеллем, широченная спина которого маячила перед глазами. И казалось Рэмону, словно не по красному грунту Марса, схваченному страшным стоградусным холодом, идет он, а по замерзшей реке крови, вверх по мертвому течению. Чем дальше, тем больше сужаются холодные берега, смыкаются, чтобы наконец встретиться в истоке этой страшной реки, в маленьком серебряном ключе с хрустальными струями. И это – КЛЮЧ к той тайне, которая забрала в свои колючие лапы его, Рэмона; его, который, кажется, слишком мал и жалок, чтобы попадать в эпицентр событий, которым суждено взволновать мир. Рэмон переставлял непослушные ноги, идя за Эрккином, и чудилось ему, словно ледяные марсианские вихри все-таки пробрались под скафандр, под маску дыхательного аппарата, и иглами впиваются под кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57