Федор Иванович Успенский
История Византийской империи. Том 1


История Византийской империи Ц 1



Ф.И.Успенский
История Византийской империи. Том I
Период I (до 527 г.)
Период II (518–610 гг.)

Предисловие

Я весьма сожалею, что поздно приступил к печатанию работы, которую задумал не менее 25 лет назад. Часто возникает сомнение, удастся ли довести дело до конца, так как приближаюсь к пределу жизни. В продолжение сорокалетних занятий разными отделами Византии я имел случай останавливаться на многих вопросах, и многие отделы обрабатывались в разное время и с разными целями. Но когда наступила пора суммировать доселе приготовленное, сказалась в разных отделах разность настроения и неодинаковость общей идеи. Происходит ли это от условий возраста или от условий постепенного расширения кругозора? К сожалению, я не решаюсь ответить на этот вопрос, т.е. боюсь погрешить против дела. Несомненно, 20 лет назад я говорил смелей, делал более обобщений и заключений, не так осторожен был в приговорах: теперь мне часто приходилось смягчать выражения, сглаживать резкость мысли, переделывать целые главы, чтобы подогнать их к новому настроению. К пользе ли это для дела? Опять не могу высказаться положительно. Есть, однако, некоторые подробности, на которых должно отразиться с пользой то обстоятельство, что слишком замедлилось появление в печати моей работы.
С 1895 г. живя в Константинополе, я имел случай изучать людей, предками которых создавалась история Византии, непосредственно знакомиться с памятниками и вникнуть в психологию константинопольского патриархата, который во многом несет ответственность за то, что большинство подчиненных культурному влиянию Византии народностей доселе находится в столь жалком положении. Так как духовенство и монашество всегда занимали первенствующее место в истории Византии, то, конечно, немаловажное значение имеет то обстоятельство, в каком освещении излагать церковные дела. Может быть, не живя столько времени среди греков и не изучая непосредственно жизнь патриархата, было бы невозможно и мне отрешиться от теоретических построений и фикций, которыми нас так обильно наделяют в школе. Между тем реальный взгляд на вселенский патриархат, бросающий отлучения на славянские народы, нарушающие его филетическую политику, в высшей степени благовременно установить нам как для русской церковной политики, так и для нашего народного самоопределения, хотя бы ввиду того соображения, что не за горами тот момент, когда он политическим ходом вещей и успехами католической и протестантской пропаганды будет доведен до положения александрийского или иерусалимского патриархата, т.е. когда потеряет почти весь Балканский полуостров и значительную часть восточных кафедр. Затем только продолжительное пребывание на Востоке и соединенные с тем путешествия по Малой Азии, Сирии и Палестине могли для меня выяснить исторические судьбы Византийской империи, которая для своего существования связана более с Востоком, чем с Западом. Разумею не только то, что как константинопольская империя, так и заменившая ее турецкая главными своими материальными силами (военными людьми и доходами) обязаны Востоку и всегда зависели от преданности восточных провинций, но и действительные традиции и исторические факты. Ни один из славянских государей не совладал с заманчивой мыслью основать в Европе империю на месте греко-византийской; ни одно из европейских княжений, основанных в Европе после IV крестового похода – будь во главе его франки или местные греки – не имело продолжительной истории и не привлекло к себе народных симпатий, а между тем в Никейской империи сохранилась и созрела идея восстановления Византийской империи в XIII в. Урок истории должен быть строго проверен и взвешен теми, кто в настоящее время ожидает дележа наследства после «опасно больного» на Босфоре.
Так как настоящее издание не может быть рассматриваемо как коммерческое предприятие и не вызвано ни служебными, ни карьерными целями, то нахожу уместным объяснить здесь, что фирма «Брокгауз-Ефрон» своим согласием издать «Историю Византийской империи» в том виде, в каком она появляется перед публикой в настоящее время, немало повлияла на мое окончательное решение приступить к приготовлению текста для издания, т.е. решиться на предприятие, к осуществлению которого всегда находились трудноустранимые затруднения.
Поступающая в руки читателя книга не имеет целью заменить существующие старые и новые истории Византии. Это не есть исчерпывающее изложение всех событий, входящих в круг более чем тысячелетней империи, – она заключает поэтому не шесть или семь томов, а три. Не конкурируя и не пытаясь заменить изданные истории Византии, я, однако, питаю заветную мысль дать соотечественникам цельную систему в такой области, которую считаю наиболее важной после отечественной истории для национального самосознания культурного русского обывателя. С этой целью и в желании быть общедоступным я не полагал необходимым дать большой научный аппарат ни в подстрочных примечаниях, ни в конце глав. Ссылки на пособия и цитаты источников допускались в той мере, в какой считалось необходимым, чтобы пытливый читатель не лишен был возможности при желании овладеть тем материалом, который был в распоряжении автора: источники указываются там, где даются оригинальные выводы на основании специального их изучения; пособия показаны руководящие, по которым легко найти указания на литературу предмета. Не давать больших подстрочных примечаний – это было условие и со стороны издателя, которое я нашел имеющим основания. Может быть, я много привел мест в русском переводе из документов и литературных произведений описываемого времени, но мне всегда казалось, что это всего лучше вводит в эпоху и передает настроения общества.
Автор пытался приложить все старание, чтобы этот труд, результат продолжительной, настойчивой и – да будет позволено присоединить – небезуспешной научной деятельности русского профессора, был достоин своей цели и предмета. Я родился в 1845 г. и могу закончить это последнее научное предприятие к семидесятилетнему периоду жизни, когда человеку свойственно подводить итог всему пережитому и суммировать результаты своей деятельности. Легко понять, что мне хотелось дать такое чтение в руки русского читателя, которое, с одной стороны, своей строгостью и серьезностью давало бы ему идею о продуманной и тщательно взвешенной системе, а с другой – оставило бы добрую память об авторе, который, решаясь издать в свет составленную им историю Византии, подчинялся внутреннему влечению, исходящему из того убеждения, что утверждение знаний о Византии и выяснение наших к ней отношений в высшей степени обязательно для русского ученого и не менее полезно как для образования, так и для направления на верный путь русского политического и национального самосознания. Пусть читатель вдумается в содержание глав, посвященных южным славянам, и поищет там иллюстраций к переживаемым ныне печальным событиям на Балканском полуострове!

Ф. Успенский
Константинополь. Октябрь 1912 г.

Введение
Сходства и различия в историческом развитии Запада и Востока

В науке давно уже назрела потребность выразить в простых и общедоступных формах разнообразие исторических явлений. К этому приводит не только известное свойство ума отыскивать сходства и различия в наблюдаемых фактах и размещать их по определенным категориям, к этому настоятельно побуждает также до колоссальных размеров разрастающийся исторический материал.
Можно приходить в ужас пред мыслью о том удручающем количестве фактов, с каким придется иметь дело нашим потомкам. Исторический материал нарастает с каждым поколением, изобретающим новые средства для увеличения и разработки его, но еще более он развивается по внутреннему содержанию и по объему, захватывая погибшие цивилизации и открывая погребенные под землей исторические памятники. Настоит поэтому серьезная потребность произвести род хозяйственного инвентаря в полученном нами от предков историческом наследстве, освободить наши склады от обветшалых предметов и годные к употреблению вещи распределить по отделам и группам.
Указанная потребность сознана в науке, и многие заняты в настоящее время группировкой материала по его ценности и внутреннему значению. Являются многочисленные попытки объяснить смысл исторических фактов, отыскать причинную связь между событиями, указать общие схемы развития народов. Эти попытки сопровождались весьма важным и успокоительным приобретением, дающим возможность без страха и опасения смотреть на умножение исторического материала; они показали: 1) что в области безмерно накопившихся фактов и наблюдений над жизнью человеческих обществ существуют известного рода последовательность и закономерность, которая заставляет думать об общих законах, управляющих всемирной историей; 2) что колоссальное накопление исторических фактов не затемняет, но разъясняет существо этих общих законов. Таким образом, есть полное основание надеяться, что количество фактов, как бы оно ни могло в будущем возрасти, не поработит человеческого ума, ибо наука постепенно приобретает средства распознавать существенное и несущественное в разнообразии явлений, давать цену одним и отбрасывать другие факты, употреблять в дело те, которые служат проявлением общих законов исторического развития, и только отмечать остальные. Одним словом, получается в том успокоительный вывод, что, хотя история до бесконечности раздвигается по своему объему, но в то же время она сокращается по своему содержанию в смысле подведения разнообразных фактов к единству идеи.
Мы уже отвыкли относиться к истории как к сборнику более или менее занимательных фактов из военной и дипломатической жизни народов, и нас более теперь не удовлетворяют картинные описания; мы ждем от истории разъяснения законов развития человеческого общества, ответа на вопрос о том, как зарождаются в человечестве новые понятия, идеи и учреждения, отчего крепнут и слабеют народы. Широкие требования к истории достаточно оправдываются уже и тем, что исторические вопросы ныне разрабатываются учеными археологами, антропологами, историками искусства, юристами и экономистами, и что историк не может строить своей системы без знакомства с обширным кругом наук, подготовляющих материал для его выводов.
Далеко не все отделы всемирной истории одинаково разработаны. И прежде всего существует громадная разница в этом отношении между западноевропейской и восточноевропейской историей. Изучение последней шло гораздо медленнее; во всех отделах истории, которые не имеют ближайшего отношения к Западу, господствует много произвольного и не обоснованного на тщательной обработке материала, который к тому же не вполне общедоступен, а частью и не издан. Вследствие этого постепенно получавшие в науке преобладание теоретические построения о ходе всемирной истории оказываются не совсем пригодными к разъяснению событий восточноевропейской истории. Сказанным объясняется необходимость особой главы, которая должна служить введением в историю Византии.
Представляет ли собой византийская история медленный процесс упадка и разрушения, лишена ли она всякой оригинальности, смены идей, борьбы за идеалы, или же, напротив, можно усматривать в ней проявление тех же законов, под влиянием которых жили и другие народы и государства? Есть ли история Византии неправильно развивавшийся член всемирной истории, или же, напротив, она представляет собой органически развивающееся тело? Отрицательный взгляд на Византию высказывался многими даже из тех, кто специально занимается ее историей. Меньшинство, и то только в позднейшее время, начало указывать в Византии такие стороны, которые могут характеризовать живой и развивающийся организм. Признаки развития и смены идей обнаружены как в литературе, так и в искусстве, в обычаях и учреждениях. Мало-помалу народилась потребность выразить в определенной формуле отношение византийской истории к всемирной и показать, какое же место принадлежит Византии в истории человечества.
Чтобы наметить искомую формулу, необходимо прибегнуть к сравнениям и сопоставлениям, а для этого важно указать тот круг исторических явлений, где между сравниваемыми фактами были бы наибольшая связь и взаимоотношение. Само собой разумеется, легче поддаются анализу факты западноевропейской истории, как факты вполне установленные и объясненные как по их значению и вытекающим из них последствиям, так и по преемственной связи и зависимости одного от другого. Это в особенности можно сказать о начальном периоде средних веков или о тех столетиях, когда новые народы постепенно занимали территории древнего Рима и полагали начатки своей государственности. Исходные моменты западноевропейской истории, иначе говоря, начальный период средней истории занимал внимание многих европейских ученых, и выводы последних дают готовый материал для наших целей. Остановимся на этих выводах.
Существует научная теория, по которой как характер нынешней французской нации, так и особенности политического устройства и быта французов объясняются преемством от народа, который жил прежде них на почве Франции. Это были кельты или галлы, давшие и стране имя Таллия. Имеется весьма живая характеристика этого племени в сочинении Юлия Цезаря, который 9 лет провел между галлами, успел хорошо узнать их и написал историю своих войн с ними. Он описывает галлов как народ в высшей степени легкомысленный, падкий до новостей, всегда действующий под первым впечатлением. Более всего они увлекались собой, отличались необыкновенным национальным тщеславием, заносчивостью и хвастливостью. Война была любимым их занятием, они вели войну для войны и военной славы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14