Гитлер так и сделал. Он был уверен, что здесь предпримут попытку решающего прорыва, и направил против англичан большую часть немецких танков – семь бронетанковых дивизий из имеющихся десяти. Он также был уверен, что вторая высадка произойдет в Па-де-Кале, и не согласился перебрасывать оттуда немецкие силы. Да в любом случае немцы, вероятно, не смогли бы совершить переброску, поскольку бомбардировщики союзников уже разрушили все мосты через Сену и Луару. 9 июля, после месяца тяжелых боев, англичане взяли Кан. За город, где остались лишь два монастыря, а все остальное было полностью снесено, заплатили дорого.
Рундштедт признавал, что война проиграна. Когда Йодль его спросил: «Что будем делать?», он ответил: «Кончать войну. Что мы еще можем сделать?» Его сразу отстранили от должности; сменил его Клюге, ярый борец, прошедший Восточный фронт, исполненный высоких надежд, которым вскоре суждено было рухнуть. Роммель тоже исчез из поля зрения. 17 июля он был тяжело ранен, когда его машину атаковал самолет союзников. Через некоторое время эмиссар Гитлера поставил его перед выбором: совершить самоубийство, которое будет представлено как героическая гибель, или предстать перед судом. Роммель был связан с планами, направленными против Гитлера, которые, к несчастью, были раскрыты. Он предпочел самоубийство.
Немецкие генералы и консервативные политики давно обсуждали вопрос о свержении Гитлера, который, как они полагали, ведет Германию к поражению. Многие генералы говорили, что они приветствовали бы свержение Гитлера, но не хотят в этом участвовать. Другие надеялись, что, когда Гитлера не станет, Германии позволят сохранить все или хотя бы некоторые ее завоевания. Конспираторы говорили, но не действовали. Они ждали, что им дадут власть. Действовал один человек, полковник фон Штауфенберг, тяжело раненный на войне. 20 июля после ряда неудачных попыток он сумел пронести бомбу в ставку Гитлера, а когда она взорвалась, позвонил сподвижникам и сообщил, что Гитлер погиб. Они собрались в Берлине в министерстве обороны, готовые сформировать нефашистскую власть. В Париже армейские офицеры арестовали руководителей СС.
Но все получилось неудачно. Шел ремонт бункера, где Гитлер обычно проводил совещания, и бомбу пришлось подложить в деревянный гараж, это уменьшило силу взрыва. Сам Гитлер был прикрыт массивным столом и легко ранен. Он даже смог принять Муссолини, прибывшего в тот день с визитом, которому на этот раз удалось вести себя с Гитлером покровительственно (всегда бывало наоборот). Телефонная связь гитлеровской ставки с Берлином не была перерезана. Геббельс взял на себя руководство, и верные Гитлеру нацистские офицеры арестовали заговорщиков, которые не имели поддержки. Некоторых сразу расстреляли, в том числе Штауфенберга, других после мнимого слушания дела в «народном суде» повесили, это сопровождалось страшными зверствами. И вызывает удовлетворение лишь тот факт, что судья, который вел заседания, сам погиб от бомбы союзников при исполнении своих зловещих обязанностей. В Париже офицеры-эсэсовцы были освобождены и распивали шампанское со своими бывшими тюремщиками. Бомба, взорвавшаяся 20 июля, не повлияла на ход войны, может быть, даже усилила решимость Гитлера продолжать войну. Если действие – мерило сопротивления, то единственным сопротивляющимся был фон Штауфенберг. Другие пассивно ждали сторонников, но никто не откликнулся. Немецкие генералы не были связаны с рядовыми солдатами и своим народом.

* * *

Большие надежды Гитлер возлагал на секретное оружие. Оно было пущено в ход вскоре после высадки и, конечно, сильно поубавило то воодушевление, которое охватило Англию. Но в остальных отношениях оно не смогло изменить ход событий. Беспилотные ракетные средства «Фау-1» разрушили 25 тыс. домов и убили 6184 человека, почти исключительно в Лондоне, однако к августу 80 % беспилотных ракетных средств уничтожались, еще не успев причинить повреждений. Ракеты «Фау-2», появившиеся в сентябре, вызывали большую тревогу – против них не было защиты. Разрабатывались планы по эвакуации Лондона. Производить и запускать ракеты – дело дорогостоящее, каждая в 20 раз дороже, чем «Фау-1», но союзникам удалось обезвредить большинство пусковых установок, когда опасность стала катастрофической. 1115 ракетами было убито 2754 человека – операция великолепная, но тяжелая для населения Лондона.
Тем временем на полуострове Котантен американцы продвигались медленно и теряли больше людей, чем при высадке первого эшелона десанта. Монтгомери принял решение изменить маршрут следования и 18 июля начал наступление южнее Кана. Он утверждал, что таким образом разгромит немецкие рубежи и выведет свои войска к Сене. Вполне возможно, что за этим скрывалось его подлинное намерение: открыть огонь по немецким танкам, когда американцы уйдут с полуострова Котантен, Если так, то Монтгомери удалось ввести в заблуждение не столько противника, сколько своих. Когда наступление англичан прекратилось, Теддср и американские генералы уговаривали Эйзенхауэра отстранить Монтгомери, но он занял выжидательную позицию. Недовольство утихло 25 июля, когда началось продвижение американцев от Сен-Ло; 1 августа их танки достигли Авранша. Вся Франция была открыта перед ними. Но все равно достанется она дорогой ценой. Если бы англичане одержали победу к югу от Кана (Монтгомери теперь утверждал, что никогда об этом и не помышлял), были бы отрезаны все немецкие силы в Нормандии. Прорыв американцев западнее обеспечивал им безопасность.
Паттон, американский генерал, который командовал ворвавшимися во Францию войсками, оказался равным Роммелю. У него имелись танки, пути были открыты, и фактически никакого противодействия. Он должен был очистить Бретань и овладеть ее портами до того, как повернет на запад. Приказ этот – следствие важнейшей политической ошибки. Русские постоянно использовали почти полмиллиона партизан, действовавших в тылу у немцев, а западные союзники пренебрегли французским Сопротивлением. Эйзенхауэр признавал, что силы Сопротивления стоили 15 дивизий в то время, когда союзники высадились во Франции, но все равно союзное командование не верило, что французы могут самостоятельно освободить какой-либо район своей страны. Сопротивление не направляли, давали мало оружия, и, к своему удивлению, Паттон обнаружил, что его вторжение в Бретань излишне: эта провинция была уже занята борцами Сопротивления. Им не удалось лишь овладеть портами, что не удалось и Паттону. Через месяц боев захватили Брест, а Лорьян, Сен-Назер и Ла-Рошель до конца войны оставались в руках немцев.
Немцы потерпели поражение в битве за Нормандию. Клюге хотел отступать к Сене. Гитлер, как обычно, не позволил, наоборот, приказал предпринять наступление, которое нарушит американские коммуникации у Авранша, – великолепная операция, но против более 2 тыс. танков союзников у Германии было всего 145. Немцы дошли до Мортена и застряли. Союзникам вторично представился случай уничтожить в Нормандии всю немецкую армию. И они вновь опоздали. Войска Монтгомери двинулись в южном направлении, на Фалез. Паттон развернул войска и вышел на север Франции, а промежуток между двумя армиями остался открытым. При этом Паттон рвал и метал: «Дайте мне только пойти к Фалезу! Мы погоним в море англичан, это будет еще один Дюнкерк». Вряд ли стоило ему так говорить, ведь в 1940 г. между ним и немцами простирался Атлантический океан. Наконец ловушка закрылась, 50 тыс. немцев попали в плен. Однако большинство немцев и все оставшиеся танки ушли. Жертвой этого разгрома оказался и сам Клюге. 15 августа он отправился на фронт, но на несколько часов утратил связь со штабом. Гитлер, полагая, что он отправился договариваться о капитуляции, приказал ему вернуться в Германию. На пути туда Клюге покончил жизнь самоубийством.
Теперь для немцев не было во Франции такого места, где бы они могли остановиться. Их раздробленные силы потянулись назад к германской границе. Наступление союзников превратилось в победный марш. 15 августа наконец осуществилась операция «Энвил». На юге Франции высадилось около 50 тыс. американцев, которые не встретили большого сопротивления и продвигались почти беспрепятственно вперед в долине реки Роны. Высадка на юге Франции в военном отношении существенного значения не имела, в любом случае находившимся там германским силам пришлось бы уйти, раз север занят противником. Операция «Энвил» оказалась маневром, скорее направленным против британских планов дальнейшего наступления в Италии, чем против Германии. Гитлер пришел к тому же выводу. При известии о высадке в Южной Франции он перебросил из Италии к Рейну 3 дивизии.
Союзники двинулись к Сене, переправились через нее, и перед ними встала проблема – Париж. Первоначально Эйзенхауэр собирался пройти мимо, оставить его под контролем немцев. Может быть, появится услужливое правительство, что-то вроде кабинета Виши, или какие-нибудь старые клячи из Третьей республики, в сущности кто угодно, кроме де Голля. Парижане опрокинули эти планы. 15 августа забастовали работники метро, к ним присоединилась полиция. Начали действовать плохо вооруженные борцы Сопротивления. Гитлер отдал приказ полностью уничтожить Париж, но командовавший немецкими войсками в Париже фон Хольтиц не выполнил приказа. И все-таки существовала опасность, что силы Сопротивления будут сокрушены.
Де Голль потребовал, чтобы в столицу направили французскую бронетанковую дивизию под командованием Леклерка. Эйзенхауэр неохотно согласился: в конце концов лучше де Голль, чем коммунисты. 25 августа Леклерк вступил в Париж, за ним в тот же день последовал де Голль. Фон Хольтиц сдал ему город. Первым делом де Голль явился в военное министерство: «Прежде всего я хотел показать, что государство… возвращается на свое место». В отеле «Де Билль» он не стал провозглашать республику, заявив, что республика никогда не прекращала своего существования, а сам он – ее президент. Тэйлор имеет в виду т. н. тактику дробных ударов, которая позволяет (при надлежащем исполнении), затратив меньшие усилия, достигнуть тех же результатов, что и одна крупная наступательная операция. Во второй половине 1918 года Фош применял именно такую тактику. Ничего удивительного в том, что наши полководцы применяли эту тактику – все они читали «Стратегию» Свечина, и следовали его словам: «С истощением неприятеля вполне допустимо и мельчание операций». – Прим. Hoaxer.

Коммунистическая опасность оказалась ложной тревогой, наоборот, коммунисты были самыми усердными приверженцами де Голля. Их руководитель Торез ссылался на то, что «во Франции при американцах революция бы погибла». Но подлинное объяснение в другом. Сталин был преисполнен решимости не допустить успеха коммунистов где-либо за пределами своей власти: скорее всего именно он, а не американцы способствовали сохранению буржуазной демократии. Был период беспорядков, когда силы Сопротивления казнили около 10 тыс. коллаборационистов… За пару месяцев де Голль восстановил государственную власть во Франции. Лидеры Сопротивления сменили префектов, назначенных правительством Виши. Силы Сопротивления были частью разоружены, частью влились в регулярную армию. Франция возродилась если не как великая держава, то во всяком случае как самостоятельное государство. Заслуги Шарля де Голля перед республикой огромны.
Всю оставшуюся часть августа союзные армии шли вперед, освобождая Францию и Бельгию. Они не спешили. Как написал один историк, «в сознании человека из любого слоя общества преобладала теперь мысль: война выиграна». В это время во Франции было свыше 2 млн. союзных войск, из них 3/5 – американцы. 1 сентября Эйзенхауэр принял от Монтгомери командование объединенными наземными войсками. Это было важным моментом в истории Англии. Прежде равный партнер США, теперь она стала сателлитом: к концу войны в Европе было втрое больше американских солдат, чем английских.
Изменения в командовании вызвали резкий спор между Эйзенхауэром и Монтгомери. Монтгомери был за нанесение совместного удара, конечно, под его руководством, Эйзенхауэр – за широкое наступление на всех фронтах. За стратегическими доводами стояли расхождения политические. Эйзенхауэр не мог обидеть Паттона, американского генерала, ради Монтгомери, генерала английского. 15 сентября Эйзенхауэр заметил: «Мы скоро возьмем Рур, Саар и район Франкфурта».
Фактически в первую неделю сентября наступление союзников застопорилось, что вовсе не было связано с распределением ресурсов между Монтгомери и Паттоном. Коммуникации союзников стали очень растянутыми, а немецкие – короткими. Такие проблемы возникали и у русских после каждой крупной победы. По мере того как они шли вперед, наступление от рубежа к рубежу слабело и немцы имели время перегруппироваться. Монтгомери усугубил свои трудности тем, что не смог расчистить подходы к Антверпену, после того как взял сам порт. Затем он готов был предпринять дерзкий маневр без обычной тщательной подготовки. Он предложил захватить три моста через Рейн и таким образом обойти фланги линии Зигфрида.
Эта операция была воздушно-десантным повторением Анцио или Галлиполи – блестящая идея, предложенная в спешке и осуществленная слишком осторожно. Парашютно-десантные войска захватили два моста; третий, самый северный – у Арнема в Голландии, – не смогли. Командир больше заботился об «удачном спуске», чем о том, чтобы захватить врасплох немцев, и многие парашютисты приземлились в 8 милях от моста. Невезение было еще и в том, что в непосредственной близости 2 немецкие дивизии производили перегруппировку и там находился Модель, сменивший Клюге на посту главнокомандующего. Британские наземные силы прорваться не смогли. Некоторым парашютистам удалось отступить, остальных взяли в плен. К концу сентября немецкие оборонительные рубежи на западе стабилизировались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34