— Граф, я француз, — сказал первый из них.
— Я узнаю вас. Вы Толлюс, торговец из Эрмосильо.
— Совершенно верно. Мой товарищ…
— Дон Сагитто-Сабаль, большой приятель генерала Гверреро. Яне вижу, господа, что может быть у нас с вами общего.
— Простите, граф… Нас прислал сеньор дон Флавио Асустадо, префект Эрмосильо. Он предлагает вам…
— Да что вы? Неужели, — насмешливо спросил граф, покручивая усы.
— Да, граф, и предложение его очень выгодное, — прибавил парламентер вкрадчивым голосом.
— Для вас должно быть, ибо вы занимаетесь торговлей… Ведь вы торгуете коленкором и фальшивыми брильянтами… Но не думаю, чтобы предложение сеньора Флавио Асустадо пришлось мне по вкусу.
— Но позвольте мне исполнить поручение и передать вам наши условия, может быть…
— Конечно! Справедливость требует, чтобы вы исполнили свое поручение. Только, пожалуйста, скорее, время для меня дорого.
Толлюс посоветовался со своим товарищем.
— Граф, — начал он, — дон Флавио Асустадо, префект Эрмосильо, который послал меня…
— Знаю, знаю, пожалуйста к делу, — с нетерпением прервал его дон Луи.
— …Предлагает вам, если вы удалитесь с вашей армией и не предпримете никаких враждебных действий против города, — заговорил Толлюс, — предлагает вам, повторяю, сумму в…
— Довольно, мсье! — вскричал граф, покраснев от негодования. — Еще одно слово — и это будет таким оскорблением, которое я не смогу оставить безнаказанным, несмотря на ваше звание парламентера. А вы еще осмеливаетесь называть себя французом… и делаете мне такие бесчестные предложения. Вы лжете, я не признаю вас своим соотечественником.
— Но, граф, — забормотал бедняга, испуганный таким суровым выговором и не зная, куда ему деваться.
— Довольно, — прервал граф. — Посмотрите, — сказал он тоном, не допускающим никаких возражений, вынимая часы, — теперь восемь. Скажите вашему префекту, что в десять часов я начинаю штурм города, а в одиннадцать захватываю его… Уезжайте, пока целы, — надменно прибавил он.
Бедные парламентеры не заставили просить себя дважды и тотчас возвратились в город несолоно хлебавши.
Граф поскакал к своему отряду. Офицеры собрались немного впереди и с нетерпением ждали результата переговоров.
— Господа, — крикнул им граф, — приготовимся к атаке!
Это решение было принято восторженно: радостные крики авантюристов огласили окрестности Эрмосильо. Парламентеры поскакали еще быстрее, в их ушах этот крик прозвучал подобно погребальному звону.
Граф определил каждому свое место. Всю кавалерию он отдал под начальство де Лавиля, дона Корнелио, который лишь накануне присоединился к отряду, Луи сделал своим адъютантом, Валентин был назначен командиром всех канадских охотников и индейцев, причем граф уполномочил его действовать по собственному усмотрению на общую пользу.
Де Лавиль отправился на рекогносцировку с десятью всадниками.
Вскоре он возвратился с известием, что город приготовился к обороне: на крышах домов засели солдаты, во всех церквях били в набат.
В ту же минуту пришло донесение лазутчика: отряд индейцев в триста человек угрожает нападением обозу. Граф тотчас же отправил десять человек для подкрепления небольшого отряда, который оставил позади. Потом он велел всем составить круг и сам стал в центре.
— Друзья мои! — заговорил он взволнованным голосом.
— Настал час отомстить за те оскорбления, которыми нас осыпали целых четыре месяца, за гнусную клевету, распускаемую про нас. Но будем истинными французами: если мы сумели терпеливо перенести оскорбления, то будем же великодушны после победы. Не мы желали войны, нас подтолкнули к ней. Помните же, что мы сражаемся за свободу народа и что сегодняшние наши враги завтра будут нашими братьями. Будем страшны во время битвы и великодушны после сражения. Теперь моя последняя просьба к вам: предоставьте мексиканцам сделать первый выстрел, пусть все знают — до последней минуты мы желали мира… А теперь — да здравствует Франция!
— Да здравствует Франция! — дружно закричали авантюристы, потрясая оружием.
— Разойтись по своим постам! — скомандовал граф.
Это приказание было исполнено в удивительном порядке.
Дон Луи вынул часы. Было ровно десять. Тогда он обернулся к своим солдатам, которые не спускали с него глаз, обнажил шпагу, взмахнул ею над головой и закричал звучным голосом:
— Вперед!
— Вперед! — подхватили офицеры.
Колонна быстрым шагом двинулась вперед, в строевом порядке и держа оружие наготове.
Мы уже говорили о единственном мосте, ведущем в город, он весь был загорожен баррикадами. В конце его находился дом, занятый солдатами, которых поместили даже в погребах.
Над окрестностями царила мертвая тишина. Французы выступали, как на параде: твердо, уверенно.
Когда они приблизились к городу на расстояние ружейного выстрела, раздался страшный залп, унесший немало жизней.
Отряд немедленно устремился к городу. Завязалась неслыханная, невероятная битва. Двести пятьдесят французов, сражавшихся налегке, атаковали город в двенадцать тысяч человек, окруженный крепкими стенами и защищаемый многочисленным гарнизоном.
Прежде чем мексиканцы опомнились, французы налетели как вихрь, опрокинули защитников моста, завладели им и, не останавливаясь, вошли в город, уничтожая на своем пути всех, кто пытался оказать сопротивление.
Тут началось настоящее побоище. Французы очутились под картечью четырех пушек, которые стояли в конце улицы. Пули из всех окон градом сыпались на них.
Положение становилось критическим. Граф спрыгнул с лошади и обратился к солдатам.
— Кому нужны пушки? — закричал он, ринувшись вперед.
— Нам, нам! — И французы бросились за ним с беспримерным неистовством.
Артиллеристы были немедленно заколоты, а пушки развернуты против их прежних владельцев.
В эту минуту граф увидел Валентина и его охотников. Они сражались, как демоны, без устали убивая индейцев, которые напрасно сопротивлялись им.
— Боже мой, как хорошо! — радостно восклицал при каждом своем ударе Черный Лось. — Как умно поступил я, что приехал сюда.
— Хорошо, жарко, — с увлечением отвечал ему Весельчак.
В это время Валентин обошел город, вскарабкался на стену по забытой врагами лестнице и, не пролив ни одной капли крови, захватил пост, которым командовал мексиканский офицер.
— Спасибо за лестницу, — сказал он с насмешкой растяпе, затем отворил ворота и впустив в город французскую кавалерию.
Мексиканцы защищались отчаянно. Генерал Гверреро, льстивший себя надеждой хорошенько проучить дерзких французов, был совершенно ошеломлен их неистовством и решительно не знал, что предпринять против этих непобедимых чертей. Их ничем нельзя было остановить… Надо заметить, что французы не удостаивали вниманием выстрелы своих врагов — они сражались лишь холодным оружием.
Наконец генерал Гверреро решил сосредоточить все свои силы на Аламеда-де-Пуэбло, у входа на которую поставил пушки, заряженные картечью.
Мексиканцев оставалось человек шестьсот, так велики были их потери. Они решились защищаться до последней капли крови.
Граф отправил дона Корнелио к де Лавилю с приказом довершить поражение последних защитников Аламеды, а сам решил подойти к городу с другой стороны.
…Капитан поскакал вперед, лошадь его опрокидывала все, что попадалось ей по дороге. Он мчался так быстро, что один очутился перед неприятелем.
Мексиканцы остолбенели… Их командир велел стрелять в бесстрашного капитана. Пули засвистели над его головой, а он продолжал стоять по-прежнему неподвижно и спокойно.
Видя это, Валентин примчался к нему со всей кавалерией.
— Черт возьми, де Лавиль, — закричал он, — что вы здесь делаете?
— Жду вас, как видите, — отвечал тот совершенно простодушным тоном.
Воспламененные бесстрашными словами, французы яростно бросились на Аламеду с криком: «Да здравствует Франция!». На эти крики дружно отвечала пехота графа, которая подошла к Аламеде с противоположной стороны.
Завязался отчаянный бой, кровь текла ручьями. Граф сражался, как простой солдат, и бросался в самые опасные места. Он все время пробивался вперед, ободряя своих товарищей. Мексиканцы не могли организовать удачной обороны. Несмотря на отчаянное сопротивление, они в конце концов вынуждены были сдаться своим врагам, которых сочли за настоящих демонов.
Несмотря на переутомление всадников и их лошадей, де Лавиль со своей кавалерией бросился в погоню за бегущим неприятелем.
Эрмосильо был взят, граф Пребуа-Крансе оказался победителем.
Остановившись среди трупов, граф спокойно вынул часы. Было ровно одиннадцать.
Итак, он выполнил свое обещание. Сражение длилось всего лишь час.
— Теперь, братья, — сказал граф, вкладывая шпагу в ножны, — город наш! Довольно пролито крови, поможем раненым. Да здравствует Франция!
— Да здравствует Франция! — подхватили авантюристы.
ГЛАВА XXII. После победы
В истории трудно подыскать другой пример победы, одержанной над столь многочисленным противником при таких малоблагоприятных обстоятельствах.
Мексиканская армия в большом беспорядке оставила Эрмосильо, бросив триста убитых и раненых, весь свой обоз, артиллерию, боевые припасы и знамена — поражение было полное.
Генерал Гверреро, не помня себя от стыда и гнева, бежал во весь опор по направлению к Уресу, спасаясь от французской кавалерии, преследовавшей его по пятам.
В руки графа попало множество пленных, среди которых были несколько мексиканских офицеров.
Радость авантюристов не имела границ. Однако этот блистательный успех достался им ценою значительных потерь. Маленькая французская армия потеряла в бою двадцать человек. Эта цифра показывала, что мексиканцы отступили не сразу, а после ожесточенного и мужественного сопротивления.
В числе убитых французов было несколько любимых офицеров графа. Все эти молодые люди пали, сражаясь во главе своих отрядов, поощряя солдат личным примером.
Одежда графа была прострелена в нескольких местах, но сам он не получил ни малейшей царапины. Казалось, ему покровительствовала какая-то сверхъестественная сила, так как он больше других рисковал в битве своей жизнью. Все время он появлялся там, где шел самый жаркий бой, ободрял товарищей жестами и голосом и пользовался своей шпагой только для того, чтобы отражать направленные в него удары. Он был в одно и то же время и полководцем, и солдатом.
Как только битва закончилась, граф сейчас же вызвал к себе городские власти, чтобы посоветоваться с ними относительно безопасности города. Дон Корнелио не покидал его во все время сражения, он храбро бился рядом с графом.
— Дон Корнелио, — обратился к нему Луи, — я очень доволен вами, вы доблестно исполнили свой долг, я хочу выразить вам свою благодарность и поручить исполнение одного важного дела. Вы не очень устали?
— Нет, senor conde, ведь вы знаете, я неутомим.
— Это правда. Вот вам два письма: одно для дона Рафаэля, вы завезете его по дороге на асиенду дель-Милагро, второе вы распечатаете вблизи Магдалены и доставите по адресу, который прочтете на втором конверте. Если вас остановят или захватят в плен, то вы не должны выдавать второго письма, так как его содержание должно остаться неизвестным. Вы меня поняли?
— Не беспокойтесь, senor conde, в случае нужды я сумею его уничтожить.
— Отлично! А теперь возьмите свежую лошадь и отправляйтесь не теряя ни одной секунды, речь идет о жизни и смерти.
— Я еду, дон Луи, вы обо мне еще услышите.
Эти слова сопровождались мрачной улыбкой, которая прошла для графа незамеченной. Дон Корнелио вышел. Минут через пять раздался стук копыт его лошади по булыжникам мостовой.
Он отправился в путь.
В тот же момент вошел Валентин. Охотник, обыкновенно очень спокойный и хладнокровный, теперь находился в крайнем возбуждении. Он то и дело оглядывался по сторонам.
— Кого ты ищешь, — спросил его граф, — и отчего ты сегодня в каком-то особенном настроении?
— Потому что… — ответил Валентин. — Но постой, лучше посмотри на документы, захваченные мной в доме генерала Гверреро.
Охотник достал связку писем и других бумаг и передал графу, тот быстро пробежал их глазами.
— О! — вскричал он, в гневе топнув ногой. — Можно ли поверить, чтобы человек за все благодеяния был способен отплатить такой черной неблагодарностью. Тысяча чертей! Над этой страной тяготеет проклятие: под каждой былинкой здесь таится измена!
— К несчастью, твои слова более чем справедливы. Я берусь догнать этого мерзавца.
— Уже поздно!
— Как поздно? — вскричал охотник. — Где же он теперь?
— Он отправился с важным поручением к лидерам недовольных.
— Проклятье! — вскричал охотник. — Что же делать? Очевидно, негодяй продаст все наши тайны неприятелю.
— Подожди, я дал ему письмо к дону Рафаэлю, он непременно должен передать его по назначению.
— Это верно, он так и сделает, чтобы усыпить наши подозрения. Я отправляюсь на асиенду дель-Милагро.
— Поезжай, мой друг, к сожалению, я не могу за тобой последовать.
— Это бесполезно, клянусь тебе. Если дон Корнелио попадет в мои руки, я раздавлю его, как гадину. Прощай!
Охотник быстро вышел из ратуши и через несколько минут уже несся во весь опор по направлению к асиенде. Его сопровождали Весельчак, Черный Лось и Орлиная Голова.
Не теряя ни минуты даром, не желая даже отдыхать, граф решил принять все меры к восстановлению порядка в городе. Большая часть мексиканских властей разбежалась. Он назначил на их место других, приказал зарыть трупы и устроил походный госпиталь для раненых, которых поручил заботам отца Серафима, самоотверженно взявшегося за это дело.
Всюду были расставлены сторожевые посты, а по улицам разосланы патрули. Эти меры были безусловно необходимы для спокойствия в городе, так как жители его находились в крайнем возбуждении. Улицы, наводненные толпами народа, то и дело оглашались криками: «Да здравствует Франция! Да здравствует Сонора!» Повсюду царил неописуемый энтузиазм.
Когда граф покончил со всеми неотложными делами, то почувствовал, что у него нет более сил бороться с природой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29