Скидки сайт https://Wodolei.ru
хотя промеж себя люди эти переговаривались зычными, хриплыми голосами, так что под стропилами гуляло эхо.
Когда же пирующие насытились, женщины наполнили рога и чаши, что и глаз радовали, и вмещали в себя изрядно. Но, прежде чем вкусить напитка, поднялся вождь, сидевший далее всех от середины возвышения по правую руку, и провозгласил тост: "СОКРОВИЩЕ МОРЯ!" Тут все встали с мест и разразились криками, как мужи, так и жены, и осушили рога и чаши под этот тост. Тогда встал тот, кто сидел далее прочих по левую руку, и воскликнул: "За Бессмертного Короля!" И снова вскочили все и огласили зал дружным гулом, прежде чем опрокинуть кубки. Звучали и другие тосты: за "Хладный Киль", и "Истрепанный Парус", за "Трепещущий Ясень" и "Взрытый Брег". Вино и мед рекою лились в чертоге Неистовых. Что до Халльблита, он пил, сколько хотел, но с места не вставал и не подносил чашу к губам, когда провозглашали тост; ибо не знал он, друзья эти люди или враги, и полагал, что неразумно будет пить за их здравие, ибо может оказаться, что пьет он за гибель и бедствия собственного племени.
Спустя некоторое время в дальнем конце зала снова прозвучал рог, и тотчас же поднялись пирующие от продольных столов, и убрали доски и козлы, и освободили зал, и встали у стен; тогда верховный вождь, сидевший рядом с Халльблитом, встал с места и воззвал: – А теперь пусть спляшут мужи и девы, и развеселимся мы! Музыка, играй! Тут заходили смычки, и зазвенели арфы, и мужи и жены выступили вперед, и все женщины одеты были в черное, хотя по ткани вилась вышивка: цветочные розетки да гирлянды. Некоторое время плясали они, а затем музыка резко смолкла и все разошлись по местам. Тогда снова поднялся верховный вождь и снял с пояса рог, и затрубил что было сил, и гул эхом раскатился по залу; и воззвал он громким голосом:
– Развеселимся же! Пусть выйдут поединщики!
Радостный крик был тому ответом, и сей же миг ворвались в зал из-за перегородки трое высоких мужей, закованных в черные доспехи, с обнаженными мечами в руках, и встали посреди зала, ближе к одной стене, и ударили мечами о щиты, и воззвали: – Выходите, о Поединщики Ворона!
Халльблит вскочил с места и потянулся к левому боку, но меча там не обнаружилось; так что снова сел он, вспоминая предостережения Старца, и никто на него не взглянул.
Тут вступили в зал, медленно и уныло, трое ратников, одетых и вооруженных по обычаю воинов его народа; на их щитах и шлемах красовалось изображение Ворона. Но сдержался Халльблит, ибо поединок, судя по всему, предстоял честный, трое на трое; кроме того, юноша опасался подвоха и решил выждать и посмотреть, что будет.
И вот паладины принялись наносить удары, да нешуточные, хотя показалось Халльблиту, что мечи не наточены, и вскорости Поединщики Ворона рухнули один за другим перед Викингами, и народ оттащил их за ноги в кладовку. Тут раздался оглушительный хохот да издевки, и весьма рассвирепел Халльблит; однако же сдержался, ибо помнил, что надо делать. А трое Поединщиков Моря обошли зал кругом, подбрасывая мечи и ловя их на лету; рога же трубили, не умолкая.
Со временем гул стих, и поднялся вождь, и воскликнул: – Теперь подавайте сюда снопы того урожая, что сбираем мы, работники весла и стрелы! У дверей перегородки возникла суматоха, и люди подались вперед, чтобы лучше видеть, и ло! – чередой вышли женщины, ведомые двумя вооруженными воинами; числом двадцать, босые, с распущенными волосами, не перепоясанные, и были они скованы вместе, запястье к запястью, однако же руки их и шеи украшало золото; и выступили они на середину зала, и воцарилось молчание.
Тут Халльблит не смог сдержаться, и вскочил с места, и перепрыгнул через стол, и бегом пересек зал и подступил к этим женщинам, и заглянул в лицо им по очереди, и никто в зале не промолвил ни слова. Но Заложницы в числе их не оказалось; да, впрочем, ни одна видом не походила на дочерей его народа, хотя красивы и пригожи они были; так что снова усомнился Халльблит, уж не пиршественное ли это действо, разыгранное ему назло; тем паче что в лицах дев не читалось особого горя, и две-три улыбнулись юноше дерзко, пока разглядывал он их.
Тогда повернулся он и возвратился на место, не сказав ни слова, и за спиной его зазвучали насмешки да хохот; но теперь гость не особо досадовал, ибо вспомнил он совет старца и что поступил он по слову его, так что, стало быть, выгода на его стороне. Тут мужи заговорили промеж себя, и люд пил да веселился, пока не поднялся снова вождь: он ударил по столу мечом плашмя и воскликнул громко и грозно, так, чтобы все слышали:
– Да звучат музыка и песни, пока не разошлись мы по постелям!
Тотчас же смолк гул голосов, и вышли вперед трое с арфами, и с ними – четвертый, менестрель; и арфисты ударили по струнам, так, что дрогнули стропила, и загремели аккорды, сливаясь в мелодию, а со временем заиграли они потише, и менестрель возвысил голос и запел:
Земля гола –
Все зима взяла;
Дуют ветра
Средь полей и двора;
Под кровом – люд;
Весь прибыток – что ткут.
В пальцах проворных
Челнок скользит,
Тканей узорных
Отраден вид.
Бард поет про лето:
Как в знойный день
В лучах согретый,
Зреет ячмень.
В назначенный срок
Замер челнок;
Нить не бежит,
Батан забыт.
В пляс зовет напев
И мужей, и дев.
Но пока не нарушит
Затишья струна,
И деды не осушат
Чаши до дна,
Всяк прислушаться хочет
К гулу ветров;
То – ткется ночи
Въюжный покров.
Люд бьет челом
Тем, кто строил дом:
Прочен крыши свод,
Крепок стен оплот –
Руками отцов
Встарь отстроен кров!
Тут в рев буранный
Вплелся звон струны,
О потехе бранной
Забыли сыны.
За парой пара
В пляске кружат,
Юный и старый
Празднеству рад.
Что ветреный фьорд
Тем, кто сердцем тверд?
Что шторм и волна,
Если смерть не страшна?
Темной ночью, в шквал
Мы сыщем причал;
Ярится кипучий
Прибой у скалы,
Гон затеяли тучи,
Но росы – светлы.
Ло, а вот и долина!
Вдали – огни.
Во мраке пустынном
Путь укажут они.
Кто сорвал замок,
Взойдя на порог?
Что за гости пришли
Из чужой земли?
Щитом и мечом
Им окажут прием!
Ло, свершилась забава!
Ло, нем чертог:
Кровь слева и справа,
Лег к клинку клинок.
Кто – сражен, чья – награда?
О, морской народ -
Люд просит пощады
У новых господ!
Дол в сумрак одет –
Грядет рассвет.
Разбудила лог
Поступь многих ног.
Вспять брошен взор
На дом и двор.
Ждет обшитый дубом
Чертог морей,
Спорить с ветром любо
Сердцам бунтарей.
Владыки на троне
Дрожат, смущены,
При вестях о погоне
Коней волны.
Едва отзвучала песня, загремели в зале крики и смех, и мужи вскочили на ноги, потрясая мечами над чашами, в то время как Халльблит хмуро взирал на их веселье. Последним поднялся вождь и громко потребовал прощальную чашу перед отходом ко сну, и чаша обошла зал, и всяк к ней приложился. Затем рог возвестил конец дня, и вожди удалились в свои покои, а остальные ушли во внешние пристройки или разлеглись прямо на полу, и вскорости на ногах никого не осталось. Тогда поднялся Халльблит, и пошел к назначенной ему откидной постели, и прилег, и проспал, не видя снов, до утра.
Глава 8. Халльблит снова всходит на корабль и отплывает с Острова Выкупа.
Когда Халльблит проснулся, солнце проникало в зал сквозь окна над кладовкой, и народу в доме осталось немного. Но как только оделся юноша, подоспела к нему старуха, и взяла его за руку, и подвела к столу, и знаком дала понять, чтобы тот поел, чего нашлось; и Халльблит послушался; а когда позавтракал он, явились люди, и подошли к откидной кровати, где лежал Убеленный Сединами, и подняли его с постели, и вынесли за двери. Тогда старуха принесла Халльблиту его оружие, и тот надел кольчугу и шлем, перепоясался мечом, взял в руки копье и вышел за порог; и там, у самого крыльца, возлежал Убеленный Сединами на носилках, запряженных лошадьми. Засим подошел к нему Халльблит и поприветствовал его; и ответствовал старец:
– Доброго дня и тебе, сынок, рад тебя видеть. Сильно ли тебе досталось прошлой ночью?
А Халльблит видел, что те двое мужей, кои вынесли недужного, переговариваются промеж себя; и оглянулись они на гостя, и расхохотались издевательски; так что сказал он старцу:
– Вольно ж глупцам испытывать мудрого; так оно и случилось прошлой ночью. Однако, как видишь, жив я и здоров: ибо что вреда в лицедействе?
Ответствовал старик:
– То, что видел ты, не вполне лицедейство; то делалось согласно нашим обычаям, и мало что изменилось бы, кабы тебя не было в зале. Скажу больше: порою на пирах не дозволяется вкусить снеди либо вождям, либо простым воинам, до тех пор, покуда зачинщик не бросит нам вызова, и не выйдет к нему ответчик, и не вступит в бой, и не завершится поединок. Но вы, люди, что мешает вам подойти к лошадям да отправить в путь вождя, что сам уже для странствий не годен?
Засим поспешили мужи к лошадям и повели их вниз по долине вдоль реки. Халльблит собрался было последовать за ними пешком, но тут появился из-за дома отрок, ведя за собой рыжего коня, и подвел его к Халльблиту, словно приглашая садиться. Юноша вскочил в седло и мигом поравнялся с носилками Убеленного Сединами. Иных домов по пути не встретилось; только тут и там, у загона либо коровника попадались одинокие хижины; ехать было легко, ибо вдоль реки дорога пролегла накатанная да гладкая; так что и двух часов не прошло, как добрались они до того места, где помянутая река впадала в море. Песчаной косы там не оказалось, ибо сразу у берега дно уходило вниз на десять морских саженей; то была просторная гавань, со всех сторон окруженная землей, если не считать узкого прохода между черных отвесных утесов. Эта гавань, надо думать, могла приютить немало могучих кораблей, однако сейчас стоял там только один корабль – с широким обводом, невеликих размеров, но превосходно отделанный и в самый раз для выхода в море.
Тогда, времени зря не теряя, мужи сняли старца с носилок и внесли его на борт, а Халльблит поднялся следом, словно так и надо. Воины уложили Убеленного Сединами на полуюте под навесом из дорогой ткани, а затем отправились восвояси тем же путем, каким пришли; Халльблит же присел рядом со стариком, а тот обратился к нему и сказал так:
– Видишь, сынок, как легко нам двоим доплыть до земли, куда оба мы стремимся? Но, сколь просто тебе поехать туда, куда мы едем, столь же трудно оказалось бы для тебя отправиться в иные места. Скажу более: хотя многие с Острова Выкупа жаждут проследовать тем же путем, никому это не суждено до тех пор, покуда мир не состарится еще на год; а тот, кто поедет через год, будет во всем мне подобен: и старостью, и дряхлостью, и ехидною речью, и прочим; и теперь, когда меня нет, он примет то имя, с которым ты можешь обращаться ко мне сегодня, то есть Праотец. Рад ли ты или нет, о Халльблит?
– Праотец, я затрудняюсь ответить: я скитаюсь от места к месту, словно утратив волю выбирать путь, – молвил Халльблит. – Похоже на то, что некая сила влечет меня туда, куда мы едем; и потому сдается мне, что отыщу я свою возлюбленную на Сверкающей Равнине; а потом будь что будет!
– Скажи-ка, сынок, – молвил Праотец, – сколько на свете женщин?
– Откуда мне знать? – отозвался Халльблит.
– Ну, ладно, – не отставал старец, – а сколько на свете женщин несказанно красивых?
Отвечал Халльблит:
– Воистину, не ведаю.
– А сколько доводилось тебе видеть? – настаивал Праотец.
– Много, – ответствовал Халльблит. – Хороши дочери моего народа, да и в чужих землях найдется немало красавиц.
Тут рассмеялся старец и молвил:
– Однако ж, сынок, кабы состоял при тебе сотоварищ с того самого дня, как расстался ты с возлюбленной, сказал бы он, что по твоему разумению в мире есть только одна женщина, или, по крайней мере, только одна красавица; так ли?
Тогда сперва вспыхнул Халльблит, словно рассердившись, а потом ответствовал:
– Да, так.
Изрек Праотец задумчиво:
– Любопытно, не стану ли я вскорости рассуждать так же, как и ты.
Изумленно воззрился на него Халльблит, пытаясь понять, в чем суть насмешки, противу него обращенной; а старец, наслаждаясь его замешательством, расхохотался во все горло и молвил:
– Сынок, сынок, не ты ли пожелал мне молодости?
– Да, – отвечал Халльблит, – но чего здесь смешного? Что я такого сказал или сделал?
– Ничего, ровным счетом ничего, – заверил старец, снова разражаясь смехом, – просто уж больно вид у тебя потешный. И кто знает, чем обернется твое пожелание?
Эти слова Халльблита изрядно озадачили, но пока он размышлял, что такое имеет в виду старец, над толпой мореходов поднялся гул; они отдали швартовы, и длинные весла ушли в воду, и корабль миновал врата гавани. День стоял ясный да солнечный; в заливе гладь зеленых вод казалась словно облитой маслом, а снаружи пенные буруны весело плясали под ветерком, и Халльблит решил, что ветер добрый; ибо мореходы радостно загомонили и подняли все паруса. Корабль лег на другой галс и птицей полетел по волнам, и с черных бортов стекали соленые брызги. Вскорости мрачные утесы остались далеко позади, а там и Остров Выкупа затерялся в темно-синей дали.
Глава 9. Корабль прибывает к Земле Сверкающей Равнины.
Как в доме, так и на корабле подметил Халльблит, что друг с другом люди приветливы и многословны, в то время как к нему никто не обращается, кроме Праотца. Что до Халльблита, хотя он и дивился, гадая, что это все предвещает, и что за земля ждет его впереди, он был не из тех, кто страшится неведомой опасности; и сказал он себе, что, как бы уж там не обернулось дело на Сверкающей Равнине, а с Заложницей он непременно встретится, и воспрял он духом, и приободрился, и, как и предсказывал Праотец, оказался веселым попутчиком. Старик то и дело прохаживался на его счет, а Халльблит порою отвечал той же монетой, а порою весело смеялся, ежели насмешка попадала в цель и заставляла его умолкнуть; а бывало и так, что юноша взять не мог в толк, к чему старец клонит. Так прошел день, и ветер дул по-прежнему попутный, хотя и несильный; солнце светило в безоблачном небе, и ничего не сулило недоброго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Когда же пирующие насытились, женщины наполнили рога и чаши, что и глаз радовали, и вмещали в себя изрядно. Но, прежде чем вкусить напитка, поднялся вождь, сидевший далее всех от середины возвышения по правую руку, и провозгласил тост: "СОКРОВИЩЕ МОРЯ!" Тут все встали с мест и разразились криками, как мужи, так и жены, и осушили рога и чаши под этот тост. Тогда встал тот, кто сидел далее прочих по левую руку, и воскликнул: "За Бессмертного Короля!" И снова вскочили все и огласили зал дружным гулом, прежде чем опрокинуть кубки. Звучали и другие тосты: за "Хладный Киль", и "Истрепанный Парус", за "Трепещущий Ясень" и "Взрытый Брег". Вино и мед рекою лились в чертоге Неистовых. Что до Халльблита, он пил, сколько хотел, но с места не вставал и не подносил чашу к губам, когда провозглашали тост; ибо не знал он, друзья эти люди или враги, и полагал, что неразумно будет пить за их здравие, ибо может оказаться, что пьет он за гибель и бедствия собственного племени.
Спустя некоторое время в дальнем конце зала снова прозвучал рог, и тотчас же поднялись пирующие от продольных столов, и убрали доски и козлы, и освободили зал, и встали у стен; тогда верховный вождь, сидевший рядом с Халльблитом, встал с места и воззвал: – А теперь пусть спляшут мужи и девы, и развеселимся мы! Музыка, играй! Тут заходили смычки, и зазвенели арфы, и мужи и жены выступили вперед, и все женщины одеты были в черное, хотя по ткани вилась вышивка: цветочные розетки да гирлянды. Некоторое время плясали они, а затем музыка резко смолкла и все разошлись по местам. Тогда снова поднялся верховный вождь и снял с пояса рог, и затрубил что было сил, и гул эхом раскатился по залу; и воззвал он громким голосом:
– Развеселимся же! Пусть выйдут поединщики!
Радостный крик был тому ответом, и сей же миг ворвались в зал из-за перегородки трое высоких мужей, закованных в черные доспехи, с обнаженными мечами в руках, и встали посреди зала, ближе к одной стене, и ударили мечами о щиты, и воззвали: – Выходите, о Поединщики Ворона!
Халльблит вскочил с места и потянулся к левому боку, но меча там не обнаружилось; так что снова сел он, вспоминая предостережения Старца, и никто на него не взглянул.
Тут вступили в зал, медленно и уныло, трое ратников, одетых и вооруженных по обычаю воинов его народа; на их щитах и шлемах красовалось изображение Ворона. Но сдержался Халльблит, ибо поединок, судя по всему, предстоял честный, трое на трое; кроме того, юноша опасался подвоха и решил выждать и посмотреть, что будет.
И вот паладины принялись наносить удары, да нешуточные, хотя показалось Халльблиту, что мечи не наточены, и вскорости Поединщики Ворона рухнули один за другим перед Викингами, и народ оттащил их за ноги в кладовку. Тут раздался оглушительный хохот да издевки, и весьма рассвирепел Халльблит; однако же сдержался, ибо помнил, что надо делать. А трое Поединщиков Моря обошли зал кругом, подбрасывая мечи и ловя их на лету; рога же трубили, не умолкая.
Со временем гул стих, и поднялся вождь, и воскликнул: – Теперь подавайте сюда снопы того урожая, что сбираем мы, работники весла и стрелы! У дверей перегородки возникла суматоха, и люди подались вперед, чтобы лучше видеть, и ло! – чередой вышли женщины, ведомые двумя вооруженными воинами; числом двадцать, босые, с распущенными волосами, не перепоясанные, и были они скованы вместе, запястье к запястью, однако же руки их и шеи украшало золото; и выступили они на середину зала, и воцарилось молчание.
Тут Халльблит не смог сдержаться, и вскочил с места, и перепрыгнул через стол, и бегом пересек зал и подступил к этим женщинам, и заглянул в лицо им по очереди, и никто в зале не промолвил ни слова. Но Заложницы в числе их не оказалось; да, впрочем, ни одна видом не походила на дочерей его народа, хотя красивы и пригожи они были; так что снова усомнился Халльблит, уж не пиршественное ли это действо, разыгранное ему назло; тем паче что в лицах дев не читалось особого горя, и две-три улыбнулись юноше дерзко, пока разглядывал он их.
Тогда повернулся он и возвратился на место, не сказав ни слова, и за спиной его зазвучали насмешки да хохот; но теперь гость не особо досадовал, ибо вспомнил он совет старца и что поступил он по слову его, так что, стало быть, выгода на его стороне. Тут мужи заговорили промеж себя, и люд пил да веселился, пока не поднялся снова вождь: он ударил по столу мечом плашмя и воскликнул громко и грозно, так, чтобы все слышали:
– Да звучат музыка и песни, пока не разошлись мы по постелям!
Тотчас же смолк гул голосов, и вышли вперед трое с арфами, и с ними – четвертый, менестрель; и арфисты ударили по струнам, так, что дрогнули стропила, и загремели аккорды, сливаясь в мелодию, а со временем заиграли они потише, и менестрель возвысил голос и запел:
Земля гола –
Все зима взяла;
Дуют ветра
Средь полей и двора;
Под кровом – люд;
Весь прибыток – что ткут.
В пальцах проворных
Челнок скользит,
Тканей узорных
Отраден вид.
Бард поет про лето:
Как в знойный день
В лучах согретый,
Зреет ячмень.
В назначенный срок
Замер челнок;
Нить не бежит,
Батан забыт.
В пляс зовет напев
И мужей, и дев.
Но пока не нарушит
Затишья струна,
И деды не осушат
Чаши до дна,
Всяк прислушаться хочет
К гулу ветров;
То – ткется ночи
Въюжный покров.
Люд бьет челом
Тем, кто строил дом:
Прочен крыши свод,
Крепок стен оплот –
Руками отцов
Встарь отстроен кров!
Тут в рев буранный
Вплелся звон струны,
О потехе бранной
Забыли сыны.
За парой пара
В пляске кружат,
Юный и старый
Празднеству рад.
Что ветреный фьорд
Тем, кто сердцем тверд?
Что шторм и волна,
Если смерть не страшна?
Темной ночью, в шквал
Мы сыщем причал;
Ярится кипучий
Прибой у скалы,
Гон затеяли тучи,
Но росы – светлы.
Ло, а вот и долина!
Вдали – огни.
Во мраке пустынном
Путь укажут они.
Кто сорвал замок,
Взойдя на порог?
Что за гости пришли
Из чужой земли?
Щитом и мечом
Им окажут прием!
Ло, свершилась забава!
Ло, нем чертог:
Кровь слева и справа,
Лег к клинку клинок.
Кто – сражен, чья – награда?
О, морской народ -
Люд просит пощады
У новых господ!
Дол в сумрак одет –
Грядет рассвет.
Разбудила лог
Поступь многих ног.
Вспять брошен взор
На дом и двор.
Ждет обшитый дубом
Чертог морей,
Спорить с ветром любо
Сердцам бунтарей.
Владыки на троне
Дрожат, смущены,
При вестях о погоне
Коней волны.
Едва отзвучала песня, загремели в зале крики и смех, и мужи вскочили на ноги, потрясая мечами над чашами, в то время как Халльблит хмуро взирал на их веселье. Последним поднялся вождь и громко потребовал прощальную чашу перед отходом ко сну, и чаша обошла зал, и всяк к ней приложился. Затем рог возвестил конец дня, и вожди удалились в свои покои, а остальные ушли во внешние пристройки или разлеглись прямо на полу, и вскорости на ногах никого не осталось. Тогда поднялся Халльблит, и пошел к назначенной ему откидной постели, и прилег, и проспал, не видя снов, до утра.
Глава 8. Халльблит снова всходит на корабль и отплывает с Острова Выкупа.
Когда Халльблит проснулся, солнце проникало в зал сквозь окна над кладовкой, и народу в доме осталось немного. Но как только оделся юноша, подоспела к нему старуха, и взяла его за руку, и подвела к столу, и знаком дала понять, чтобы тот поел, чего нашлось; и Халльблит послушался; а когда позавтракал он, явились люди, и подошли к откидной кровати, где лежал Убеленный Сединами, и подняли его с постели, и вынесли за двери. Тогда старуха принесла Халльблиту его оружие, и тот надел кольчугу и шлем, перепоясался мечом, взял в руки копье и вышел за порог; и там, у самого крыльца, возлежал Убеленный Сединами на носилках, запряженных лошадьми. Засим подошел к нему Халльблит и поприветствовал его; и ответствовал старец:
– Доброго дня и тебе, сынок, рад тебя видеть. Сильно ли тебе досталось прошлой ночью?
А Халльблит видел, что те двое мужей, кои вынесли недужного, переговариваются промеж себя; и оглянулись они на гостя, и расхохотались издевательски; так что сказал он старцу:
– Вольно ж глупцам испытывать мудрого; так оно и случилось прошлой ночью. Однако, как видишь, жив я и здоров: ибо что вреда в лицедействе?
Ответствовал старик:
– То, что видел ты, не вполне лицедейство; то делалось согласно нашим обычаям, и мало что изменилось бы, кабы тебя не было в зале. Скажу больше: порою на пирах не дозволяется вкусить снеди либо вождям, либо простым воинам, до тех пор, покуда зачинщик не бросит нам вызова, и не выйдет к нему ответчик, и не вступит в бой, и не завершится поединок. Но вы, люди, что мешает вам подойти к лошадям да отправить в путь вождя, что сам уже для странствий не годен?
Засим поспешили мужи к лошадям и повели их вниз по долине вдоль реки. Халльблит собрался было последовать за ними пешком, но тут появился из-за дома отрок, ведя за собой рыжего коня, и подвел его к Халльблиту, словно приглашая садиться. Юноша вскочил в седло и мигом поравнялся с носилками Убеленного Сединами. Иных домов по пути не встретилось; только тут и там, у загона либо коровника попадались одинокие хижины; ехать было легко, ибо вдоль реки дорога пролегла накатанная да гладкая; так что и двух часов не прошло, как добрались они до того места, где помянутая река впадала в море. Песчаной косы там не оказалось, ибо сразу у берега дно уходило вниз на десять морских саженей; то была просторная гавань, со всех сторон окруженная землей, если не считать узкого прохода между черных отвесных утесов. Эта гавань, надо думать, могла приютить немало могучих кораблей, однако сейчас стоял там только один корабль – с широким обводом, невеликих размеров, но превосходно отделанный и в самый раз для выхода в море.
Тогда, времени зря не теряя, мужи сняли старца с носилок и внесли его на борт, а Халльблит поднялся следом, словно так и надо. Воины уложили Убеленного Сединами на полуюте под навесом из дорогой ткани, а затем отправились восвояси тем же путем, каким пришли; Халльблит же присел рядом со стариком, а тот обратился к нему и сказал так:
– Видишь, сынок, как легко нам двоим доплыть до земли, куда оба мы стремимся? Но, сколь просто тебе поехать туда, куда мы едем, столь же трудно оказалось бы для тебя отправиться в иные места. Скажу более: хотя многие с Острова Выкупа жаждут проследовать тем же путем, никому это не суждено до тех пор, покуда мир не состарится еще на год; а тот, кто поедет через год, будет во всем мне подобен: и старостью, и дряхлостью, и ехидною речью, и прочим; и теперь, когда меня нет, он примет то имя, с которым ты можешь обращаться ко мне сегодня, то есть Праотец. Рад ли ты или нет, о Халльблит?
– Праотец, я затрудняюсь ответить: я скитаюсь от места к месту, словно утратив волю выбирать путь, – молвил Халльблит. – Похоже на то, что некая сила влечет меня туда, куда мы едем; и потому сдается мне, что отыщу я свою возлюбленную на Сверкающей Равнине; а потом будь что будет!
– Скажи-ка, сынок, – молвил Праотец, – сколько на свете женщин?
– Откуда мне знать? – отозвался Халльблит.
– Ну, ладно, – не отставал старец, – а сколько на свете женщин несказанно красивых?
Отвечал Халльблит:
– Воистину, не ведаю.
– А сколько доводилось тебе видеть? – настаивал Праотец.
– Много, – ответствовал Халльблит. – Хороши дочери моего народа, да и в чужих землях найдется немало красавиц.
Тут рассмеялся старец и молвил:
– Однако ж, сынок, кабы состоял при тебе сотоварищ с того самого дня, как расстался ты с возлюбленной, сказал бы он, что по твоему разумению в мире есть только одна женщина, или, по крайней мере, только одна красавица; так ли?
Тогда сперва вспыхнул Халльблит, словно рассердившись, а потом ответствовал:
– Да, так.
Изрек Праотец задумчиво:
– Любопытно, не стану ли я вскорости рассуждать так же, как и ты.
Изумленно воззрился на него Халльблит, пытаясь понять, в чем суть насмешки, противу него обращенной; а старец, наслаждаясь его замешательством, расхохотался во все горло и молвил:
– Сынок, сынок, не ты ли пожелал мне молодости?
– Да, – отвечал Халльблит, – но чего здесь смешного? Что я такого сказал или сделал?
– Ничего, ровным счетом ничего, – заверил старец, снова разражаясь смехом, – просто уж больно вид у тебя потешный. И кто знает, чем обернется твое пожелание?
Эти слова Халльблита изрядно озадачили, но пока он размышлял, что такое имеет в виду старец, над толпой мореходов поднялся гул; они отдали швартовы, и длинные весла ушли в воду, и корабль миновал врата гавани. День стоял ясный да солнечный; в заливе гладь зеленых вод казалась словно облитой маслом, а снаружи пенные буруны весело плясали под ветерком, и Халльблит решил, что ветер добрый; ибо мореходы радостно загомонили и подняли все паруса. Корабль лег на другой галс и птицей полетел по волнам, и с черных бортов стекали соленые брызги. Вскорости мрачные утесы остались далеко позади, а там и Остров Выкупа затерялся в темно-синей дали.
Глава 9. Корабль прибывает к Земле Сверкающей Равнины.
Как в доме, так и на корабле подметил Халльблит, что друг с другом люди приветливы и многословны, в то время как к нему никто не обращается, кроме Праотца. Что до Халльблита, хотя он и дивился, гадая, что это все предвещает, и что за земля ждет его впереди, он был не из тех, кто страшится неведомой опасности; и сказал он себе, что, как бы уж там не обернулось дело на Сверкающей Равнине, а с Заложницей он непременно встретится, и воспрял он духом, и приободрился, и, как и предсказывал Праотец, оказался веселым попутчиком. Старик то и дело прохаживался на его счет, а Халльблит порою отвечал той же монетой, а порою весело смеялся, ежели насмешка попадала в цель и заставляла его умолкнуть; а бывало и так, что юноша взять не мог в толк, к чему старец клонит. Так прошел день, и ветер дул по-прежнему попутный, хотя и несильный; солнце светило в безоблачном небе, и ничего не сулило недоброго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17