Увидев Сухова, они остановились, потом один из них, огромный, широкий, как
шкаф, ростом с Никиту, если не выше, тяжелой поступью двинулся к нему.
То, что Сухов принял за палку, оказалось коротким копьем со
светящимся, длинным и острым, как жало, наконечником.
Бежать было поздно, да и вид четверых был так необычен, что первой
пришла мысль: десантники! Выбросили их здесь для тренировки, вот и все. В
здравом уме никто не станет разгуливать по парку в маскировочных костюмах.
А быть может это артисты, снимают какой-то экзотический боевик, пришла
другая мысль, не менее успокаивающая. Тоже вариант не исключен.
- Вы не слышали? - поинтересовался Никита, на всякий случай принимая
стойку. - Кто-то кричал недалеко.
Гигант подошел вплотную, наконечник его копья уперся в грудь Сухова,
засветился сильней.
- Осторожнее, - недовольно буркнул танцор, отодвигаясь, - что за
шутки в такое позднее... - Он не договорил, только теперь разглядев лицо
незнакомца.
Оно было неестественно бледным, вернее, совершенно белым!
Белки глаз светились, а зрачки, огромные, как отверстия пистолетного
дула, источали угрозу и странную сосущую тоску. Губы, прямые и узкие,
казались черными, а нос больше походил на треугольный клапан и мелко
подрагивал, будто незнакомец принюхивался.
- Иди назад! - шелестящим голосом, без интонаций, но тяжело и угрюмо
сказал "десантник". - Шагай.
Никита сглотнул, с трудом отводя взгляд от гипнотизирующих глаз
незнакомца. Возмутился:
- С какой стати я должен шагать назад? Я иду домой, так короче. В чем
дело?
Жало копья прокололо рубашку, вонзилось в кожу. Никита вскрикнул,
отступил, в изумлении осознавая, что все это не сон и что странный
десантник вовсе не собирается шутить.
- Сказано: иди назад. Быстро. Тихо. Понял?
- Понял. - Гнев поднялся в душе крутой волной. Сухов не привык, чтобы
с ним разговаривали в таком тоне.
Он схватил копье возле наконечника, собираясь вырвать его у
шкафоподобного верзилы, и вскрикнул еще раз - от неожиданности, получив
болезненный электрический разряд. Однако он был довольно упрям и не
останавливался на полпути, да и вспыхнувшая злость требовала выхода, хотя
странное лицо незнакомца продолжало гипнотизировать, заставляло искать
объяснений.
Копье нашло Никиту, оцарапало грудь, но он уже ушел влево, поднырнул
под удар дипломатом - "десантник" бил наотмашь, - схватил копье и...
кубарем покатился по дорожке, не успев сгруппироваться, получив оглушающий
удар током. Гигант медленно шагнул к нему, и в это время из-за кустов
вывалился и скрючился на дорожке пятый незнакомец.
Никита сел, опираясь на бордюр, потрогал гудящую голову, попытался
сфокусировать зрение.
Новое действующее лицо оказалось седым стариком, одетым в нечто
напоминающее изодранный окровавленный плащ неопределенного цвета. Он
заскреб пальцами по асфальту, вывернул голову к Никите, Глаза у него были
выколоты, по темному лицу текли слезы и кэовь, рот давился немым криком,
потому что язык в нем отсутствовал. "Десантник" оглянулся на товарищей,
молча и неподвижно стоявших неподалеку, не спеша подошел к старику и так
же молча, не остана сливаясь, проткнул его своей пикой насквозь.
- Что вы делаете?! - вскрикнул Сухов, вскакивая.
Верзила нанес еще один удар. Старик растянулся на асфальте, затих.
Никита бросился к "десантнику" и в прыжке нанес ему прямой удар в
голову, одновременно отбивая сумкой выпад копья. Некоторое время они
танцевали странный танец: Никита уворачивался от выпадов копья и ударов
дипломата, стараясь в свою очередь достать незнакомца ногой или рукой, а
тот уходил от его ударов с какой-то ленивой небрежной грацией, необычной
для такого массивного и громоздкого тела, пока не задел плечо Сухова жалом
копья и снова не парализовал его разрядом электричества. Впрочем, вряд ли
это можно было назвать электрическим разрядом: от него тело сжималось в
тугой комок напряженных, но не действующих мышц, а вокруг точки укола
разливалась волна холода.
Никита упал, с бессильной яростью сквозь набежавшие слезы впиваясь
взглядом в страшные зрачки "десантника".
Копье приблизилось к его глазам, поиграло возле сердца, снова
уставилось в глаз, в другой, словно белолицый "нелюдь" не знал, с какого
глаза начать. И тут один из троих его напарников предупреждающе пролаял
что-то на неизвестном языке: по боковой аллее справа кто-то бежал.
Копье замерло. Исчезло. "Десантник" наклонился к Никите:
- Слабый. Не для Пути. Умрешь.
Голос был глухой, невыразительный, равнодушный, но полный скрытой
силы и угрозы. Он давил, повелевал, предупреждал.
И не принадлежал человеку. Это открытие доконало Сухова.
Кто-то тронул его за плечо, приподнял голову. Он открыл глаза и
увидел лицо Такэды.
- Толя?!
- Жив, однако! Куда они пошли?
Никита вцепился в его руку, с трудом поднялся.
- Не ходи за ними, это... дьяволы, а не люди.
- Как они выглядели?
- Высокие, широкие... белолицые. В пятнистых комбинезонах... с такими
короткими странными копьями...
- С копьями?! - Такэда побледнел, несмотря на всю свою выдержку.
Сухов никогда прежде не видел, чтобы инженер так открыто выражал свои
чувства.
- Аматэрасу! Это был отряд СС! А может быть, и ЧК!
Никита невольно засмеялся, закашлялся.
- Эсэсовцы ходили в мундирах, а чекисты - в кожаных куртках, а не в
современных десант-костюмах.
- Я и не говорю, что это ЧК времен революции. ЧК значит - "черные
коммандос". А СС - "свита Сатаны".
- Чепуха какая-то! Давай посмотрим, жив ли тот старик. Они его
проткнули копьем.
- Я бы не советовал тебе вмешиваться. Старику уже не поможешь, а
неприятности нажить...
Не отвечая, Никита подошел к лежащему ничком седоголовому мужчине,
перевернул его на спину. Плащ на груди незнакомца распахнулся, и Никита
невольно отшатнулся. Не раны на груди и животе человека потрясли его, а
глаза! Два нормальных человеческих глаза, разве что без ресниц, на месте
сосков на груди, и два под ребрами! Три из них были мутными, слепыми,
полузакрытыми, неживыми, а четвертый, полный муки и боли, смотрел на
Сухова пристально, изучающе и скорбно.
- Катакиути! - проговорил за спиной Такэда и добавил еще несколько
слов по-японски.
Никита оглянулся и снова, как зачарованный, уставился в глаз на груди
старика. Впрочем, стариком этого человека назвать было нельзя, несмотря на
седину и худобу, ему от силы исполнилось лет сорок, если не тридцать. И он
был еще жив, хотя и получил страшные раны.
Рука его шевельнулась, согнулись и разогнулись пальцы. Хриплый
клокочущий вздох выгнул грудь. Страшное лицо повернулось к людям,
исказилось гримасой боли, напряглось в натуге что-то сказать, но у старика
не было языка. Никита убедился в этом окончательно.
Рука незнакомца снова шевельнулась, приподнялась, словно он искал
опору, и вдруг затвердела, перестала дрожать, повернулась ладонью вверх.
Казалось, вся жизнь чужака, еще теплившаяся в теле, сосредоточилась сейчас
в его руке. И в глазу на груди.
В центре ладони разгорелась звездочка, сияние волнами пошло от нее к
пальцам и запястью. Рука приобрела оранжево-прозрачный цвет, словно
выточенная из раскаленного стекла. Звезда в центре ладони стала бледнеть,
превратилась в облачко свечения, начала формироваться в какой-то
геометрический знак: сначала это был круг, затем в нем проявился
треугольник, круг преобразовался в" квадрат, и наконец две эти фигуры
слились в одну - пятиконечную звезду, выпуклую, светящуюся, словно лед под
луной.
Незнакомец замычал, протягивая руку Сухову. Тот нерешительно глянул
на озабоченного товарища.
- Что ему надо?
Седой снова замычал, обреченно, тоскливо, жутко. Глаз на груди его
заполнился влагой, он умолял, он просил, он требовал чего-то: то ли
принять дар, то ли помочь встать.
Никита решился, осторожно берясь за ладонь незнакомца.
И получил знакомый леденяще-электрический удар, так что свело руку и
подогнулись ноги. Вскрикнув, он выдернул руку из горячей ладони старика,
отступил на шаг, хватая воздух ртом.
Рука седого упала безвольно, погасла. Знака в виде звезды на ее
ладони уже не было. На лице незнакомца проступило нечто вроде улыбки,
затем черты его разгладились, по лицу разлилась бледность. Глаз несколько
мгновений вглядывался в людей, потом внутри него словно отключили свет -
стал пустым и бледным.
- Умер! - констатировал Такэда, озабоченно поддержал Никиту под
локоть. - Что с тобой?
- Не знаю, - прохрипел танцор. - Такое впечатление, будто меня
трахнуло током... причем уже второй раз! Эти, которые его убили, тоже
имели разрядники... копья. О господи! Башка раскалывается! И рука болит...
Он разжал кулак и взглянул на ладонь. Точно посередине линии судьбы
виднелась черная отметина в виде пятиконечной звезды, словно кожа в этом
месте была сожжена. Такэда хмыкнул, рассматривая ладонь друга.
- Любопытно. В эзотерике пятиконечная звезда - символ вечности и
совершенства. Такая звезда была эмблемой Тота и Кецалькоатля, а также
ключом Соломона. Кстати, у японцев это знак высокого положения. - Такэда
спохватился, видя, что Никита побледнел и еле стоит на ногах. - Тебе
плохо?! Пошли, пошли отсюда, отвезу тебя домой. Хорошо, что я пошел за
тобой, интуиция подсказала.
- Его... надо... в скорую.
- Поздно, ему уже никто не поможет. Позвоним от тебя в милицию.
- Он... не человек.
- Ладно, успокойся. Обопрись о плечо.
- И те... амбалы пятнистые... тоже не люди.
Такэда не ответил, выбирая дорогу и почти волоча Никиту на себе, пока
не выбрались из парка на освещенную улицу.
Сухов не помнил, как добрался домой. Перед глазами все плыло, тянуло
на рвоту, рука горела и дергала, в ладони точно застрял раскаленный
гвоздь, не помогли ни йод, ни мази, ни таблетки.
В конце концов ему стало совсем плохо и он потерял сознание, уже не
видя и не слыша, как Такэда вызывал скорую и говорил с милицией об
инциденте в парке.
Двое суток Сухов провалялся дома с высокой температурой.
Его лихорадило, бросало то в жар, то в холод, а по ночам постоянно
снились кошмары: то один, то двое, а то и целый батальон "десантников" с
белыми лицами мертвецов гонялись за ним по парку, дырявили копьями,
выжигали на груди и руках странные клейма и гудели на все лады: "Слабый!
Шагай! Умрешь!.." Снился и многоглазый старик в плаще на голое тело, тянул
к нему руки и беззвучно кричал, разевая черный безъязыкий рот:
"Возьми-и-и! Это ключ власти! Будешь повелевать миром!" Никита хватал с
руки старика странной формы ключ, но тот превращался то в громадного жука,
то в скорпиона, а однажды в гранату, осколки которой после взрыва
превратили голову больного в решето...
Первые ночи у постели танцора дежурила мама; в больницу сына
отправить она не разрешила, хотя врач скорой, вызванной Такэдой, настаивал
на госпитализации. На третий день Никите стало легче, и Толя уговорил
маму, что теперь его очередь заботиться о больном, а в случае каких-либо
осложнений он тут же вызовет ее к сыну.
К вечеру лихорадка прошла окончательно, температура спала, и Сухов
почувствовал себя значительно лучше. С аппетитом поужинав (заодно и
пообедав), он сделал подушку повыше и с интересом принялся разглядывать
свою ладонь, сняв повязку. Пятно в форме пятиконечной звезды размером с
жетон метро уже посветлело, приобрело коричневый цвет и походило теперь на
вдавленное в кожу родимое пятно. А главное, оно сдвинулось с центра ладони
к запястью. Ладонь уже не жгло, как вначале, а лишь покалывало, причем
иногда это было даже приятно. Врач, осмотрев пятно, лишь хмыкнул, когда
ему сообщили о передаче звезды с ладони на ладонь.
Однако мазать "родинку" не стал, ограничившись спиртовым
обеззараживающим тампоном. Сказал: это не рак и не СПИД, будет болеть -
выпишу УВЧ.
Допив кофе, Такэда убрал посуду и устроился возле рабочего стола
Никиты, разложив на нем какой-то старинный с виду манускрипт. Разговаривал
он мало, в отличие от матери, и Сухову это нравилось. Правда, после
случившегося его самого тянуло к разговору. Из головы не шла фраза,
произнесенная гигантом-"десантником": "Слабый. Не для Пути. Умрешь".
Интуитивно Никита чувствовал, что речь шла не о физической силе, и это
уязвляло и заставляло искать причины оценки.
- Толя, а сам ты что об этом думаешь?
- О чем? - Такэда не поднял головы от пожелтевшей страницы
манускрипта. От его спокойного и сдержанного облика тянуло прохладой, как
от колодца с ничем не замутненным зеркалом воды.
- О встрече в парке... о старике... Ты сообшил в скорую?
- И в милицию тоже.
- Ну и?..
- Рассказал, что знал. Когда приехала скорая, он уже не дышал. -
Кстати, - Такада взглянул на Сухова поверх страницы, - глаз на его теле
никаких не нашли.
- Как это не нашли? Куда же они делись?
Толя молча углубился в изучение книги. Не зная ответа, он никогда не
пожимал плечами и не делал других жестов.
Никита полежал, переваривая сказанное, потом залпом выпил стакан
холодного молока.
- Ты хочешь сказать, что нам все померещилось?
- Не померещилось.
- Так в чем же дело?
Такэда перелистнул страницу, любовно пригладив книгу, снова глянул на
лежащего поверх стола.
- Чтобы делать какие-то выводы, информации недостаточно.
Похоже, что он был человеком, вернее, человеком с какими-то
добавочными органами чувств. Как, возможно, и те-четверо, о которых ты
говоришь. Но что дальше? Мы незнаем ни их координат, ни целей появления,
ни причин ссоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94