Но их кожа была светлее и ростом они были выше лапонов. Видимо, не зная, что делать, они отступили к своим домам – на берегу сделалось тесно от викингов. Люди переговаривались, и Оттар понял несколько слов. Ярл не случайно вспомнил лапонов: речь этих людей походила на лапонскую. Тем лучше…
Оттар приказал охватить поселок. Жители бросились к домам, и викинги вломились за ними. Собаки кидались на чужаков и падали под ударами – первые жертвы каждого набега. Люди пробовали защититься, их сопротивление было быстро подавлено. Викинги вытащили к ярлу живых и тех раненых, которые могли ходить. Вместе с пойманными загонщиками набралось около девяноста мужчин, женщин и детей.
Глазом человека, привыкшего разбираться в толпе пленников, Оттар выбрал того, кто показался наиболее значительным, и спросил его по-лапонски:
– Как твое имя?
Вопрос был понят, и Расту назвал себя выходцу из моря.
– Как называется твой народ?
– Мы – биармы, дети богини воды Йомалы.
– Это хорошо, биарм, сын Йомалы, что ты разумен и понимаешь меня. Ведь ты понимаешь мои слова?
– Да.
– И я тебя понимаю. Теперь ты скажешь мне, сколько вас, биармов, где города биармов, какие реки текут по земле биармов. И какие народы живут по соседству с биармами. Ты скажешь мне все это. Ты понял меня?
– Да, я тебя понял.
– Отвечай.
– Нет! – выкрикнул Расту. – Ты – убийца. Я не буду говорить с тобой. Я не хочу!
– Но я хочу, – возразил Оттар. – Я – повелитель всех биармов, и все биармы должны об этом узнать.
…Пылали костры, калились щипцы и крючья, страшно и гнусно пахло паленым мясом. Море услышало крики, каких никогда не слыхало, лес увидел то, чего никогда не видал.
Сын Вотана, ярл Оттар, узнал, что биармов много и они живут на дни и дни пути по берегам моря. Узнал о реке Вин-о, текущей из глубины земли, в устье которой живут и биармы, и железные люди, пришедшие издалека.
Эти люди научили биармов обрабатывать железо. Ярл узнал о богатстве биармов пушным и морским зверем и рыбой.
Узнав все нужное, Оттар позволил желанной смерти-избавительнице прийти к Расту и к тем четырем биармам, которые под раскаленным железом подтверждали правду слов Расту-кузнеца, первого ученика Одинца.
Из числа пленников Оттар отобрал десять мужчин и приказал заклеймить их знаком Нидароса, руной R – ридер. Траллсы нового Нидароса будут носить клеймо старого гнезда. Чтобы внушить новым траллсам благодетельный страх, а также сознание удачного сохранения жизни, ярл позволил Галлю и Свавильду потешиться над остальными биармами-мужчинами.
Новые траллсы смотрели, понимали, запоминали… Головы замученных были воткнуты на колья заборов. Отныне этот поселок будет надолго указывать биармам на необходимость послушания ярлу и судьба непослушного Расту послужит примером для всех.
Оттар сказал клейменым траллсам, что он, их господин, не хочет гибели всех биармов. Он, господин и повелитель, навеки остается здесь, биармы должны слушаться и платить такую дань, какую он назначит, и исполнять работы по его приказу. Тогда он позволит биармам жить. А всех непослушных он перебьет.
Ярл приказал клейменым известить всех биармов о воле господина.
Траллсы-биармины взялись за весла. Растерзанные каленым железом лбы заставляли пылать мозг. Они не чувствовали боли, их сердца окаменели. Они быстро махали веслами, два раза справа, два – слева, и опять справа, и опять слева… Дурные вести летят.
Оттар объявил трехдневный отдых. Отныне время работало для него, и страх разрушал сердца биармов. Викинги разложили длинные дымные костры для защиты от мошки и комаров. В домах нашлись пушнина, моржовые клыки, кожа, рыба и другие ценности. Отряды, загонявшие биармов, заметили домашних оленей и отправились за свежим мясом.
По нелепой случайности и небрежности викингов ярл потерял трех воинов во время короткой схватки. Он размышлял о будущих действиях. Быть может, он предпочел бы общую попытку к сопротивлению всех биармов сразу. Тогда одним ударом он прочно закрепит за собой новые владения. Не продлить ли отдых сверх трех дней? Пусть биармы соберутся с силами.
Женщины и дети перебитых и замученных биарминов уходили лесом от страшного места. Оттар пощадил их, они выживут и дадут новых данников. В лесу было тихо – большое горе молчаливо.

Глава четвертая
1
На тучных донных пастбищах пасутся несчитанные стада мирной трески. Головастый окунь, разинув зубастую пасть, гоняется за добычей и тупо пучит сразу в обе стороны безжалостные круглые глаза. Распластавшись на песке, камбала поднимает на пестрой коже жесткие шипастые шишки.
Ерш, сводный братец водяного, заклинился меж двух скользких камней, загнул хвост и притворяется, что и сам он – только камень.
Киты цедят костяной решеткой соленую воду, для собственной потехи один за одним кувыркаются морские скоморохи.
На подводных полях и в подводных лесах растет много деревьев и трав. Море щедро выбрасывает на берег листья и сено: зелено-желтую лапугу, похожую на узенькую ленточку-косоплетку или на ремешок, вшитый для украшения в кафтан биармина; и бурые туры, подобные пухло-пузырным пальчикам-щупальцам; и медового цвета пучочки морника; и резной морской лопух, и широколиственную морскую капусту.
Волна выносит много жестких раковинок, лодочек, береговичков, гребешков, морских желудей, которые хороши для девичьих ожерелий. В раковинках живут не раки, а белые, мягко-хрящеватые и твердо-студенистые живые жители, безногие, безглазые, безрукие, а дышат!
И море дышит, подойдет к берегу, накатит вал и отступит. И опять накатит. Серый морской ил мутит мелкую прибрежную воду.
Шумит, плещет, гремит и шуршит бледное море, катает камень, точит его, круглит. Море качает на себе стволы и сучья, вынесенные реками из неведомых лесов, трет, дерет корье, мочалит древесину. Море машет древесными корнями, как змеями, громоздит плавник, плюет на него пеной, выкатит на сухое место и вновь заберет к себе для игры. Так и мучает, так и терзает, пока не надоест ему, морю, показывать свою силу.
Солнышко западает на короткое время и поднимается, повязывая зарю с зарей. Летний дождик набежит, Солнышко умоется.
Так всегда бывало добрым морским летом, и все бывало хорошо. И в один миг все сгибло, ничего не осталось от прежней жизни.
Вдоль берега гребли клейменые нурманнские траллсы, в кожаных лодках везли страх и смерть. Траллсы выходили на берег, и люди замирали, слушая их речь.
Бежать, бежать от страшных рогатых голов, бежать, бежать от страшных морских убийц! Бежать куда глаза глядят, бросить все достояние и забиться в лесные дебри! Но спасешься ли от злых? Как спастись?
А братья со страшно изуродованными лицами говорят:
– Пришлые убийцы требуют от биармов дань. Кто даст, тому оставят жизнь, того не убьют.
Никому и никогда биармы не платили дань. С плачем они спрашивали гонцов:
– Быть как? Делать что? А вы, безликие, куда вы спешите, несчастные?
– На Двину. К братьям железным людям. Мы больше не биармы, у нас нет лица, нас не узнает Йомала. Нам нет жизни. Мы спешим за железным оружием. Убийцы так же смертны, как мы. Мы знаем.
Клейменые смело бросаются в море через прибойные волны и так бьют веслами, будто хотят пробить море до дна. И на берег сквозь плеск прибоя доносится:
– Убийцы смертные, как мы. Нужно убить убийц!
Они гребли, а им навстречу торопились другие посыльные. И встретились клейменые гонцы нурманнов с вольными гонцами старшины Одинца.
2
От горестного дальнего стойбища, где погиб мученической смертью Одинцов друг и выученик Расту со своими родовичами, до протоков двинского устья люди встрепенулись и заметались.
Сдирают кожи с чумов, табунят оленей, грузят их добром, нагружаются сами и пробиваются в леса, куда и ворон пути не знает, куда нет ни дорог, ни троп – одни приметы. Спешат спрятаться, пока не примчались злобные убийцы на многовесельных лодьях-чудовищах.
В бегстве люди разделялись. Малые, женщины и старики уходили в лесные тайники: пришло их время принять заботы о роде. Они утешали мужчин:
– Мы-то спрячемся, о нас не думайте. А вам спешить к старшине Одинцу, что-то с вами будет!
Слез, горя – не расскажешь…

Там, где с биарминами жил новгородский насельник поморянин, его провожали, поглаживая по спине и рукам, жидкобородые строгие старики и заплаканные круглолицые биарминки:
– Твоя жена – наша, твои дети – наши. Все добро вместе, дичина пополам, каждая рыба поровну на две части.
Ох, спешить надо, спешить, пока еще не видно на море черных нурманнских лодей!
Лодки отходили от брошенного становища.
– Стой, чтоб вас разорвало! Греби назад!
Отеня не дождался и выбросился за борт в мелкую воду. Поморянин выскочил на берег с волной и побежал, как бешеный. В своем дворе он подхватил охапку дров и вскочил в избу.
Жилье уже нежилое! Зашипев, от хозяина дико метнулась забытая кошка. В печи еще тлели горячие угли. Отеня размахнулся поленом, выбил боковину очага и уголье рассыпалось.
Он сгреб рдяные угольки к бревенчатой стене, всунул бересту и дунул всей злостью широкой груди. Смолистая кора покорежилась, пустила чад и, полыхнув, опалила рыжую Отенину бороду.
Он выкатился во двор, будто его кольнули рогатиной, и замер, схватившись за голову.
И дом, и клети, и хлев, и погреб, и банька! Погибнет все добро. С минуту он внимательно смотрел, не отрываясь, на угол избы, заботливо и прочно связанный в кривую новгородскую лапу. Рядом Рубцов двор, жилье дорогого соседа, срубленное по новгородскому укладу.
«Что сотворил, хозяин, бездомным сделался? Беги стопчи огонь!» – будто кто-то кричит в ухо Отене.
Да пропади оно пропадом! Море бы зажечь под нурманнами, да его огонь не берет, чтоб ему быть пусту!
3
Флотилия Оттара покинула мертвое стойбище Расту лишь на шестой день, после хорошего отдыха. Драккары шли на восток, к устью реки Вин-о, не спеша прокладывая путь для многих предстоящих плаваний. Кормчие изучали берег, запоминали характерные особенности – приметы, промеряли глубины моря. Для оценки силы и направления течений иногда драккары прекращали греблю и отдавались морю.
Темная пелена хвойных лесов подходила почти к черте прибоя и удалялась, оставляя широкие пространства, где над сочной травой торчали бесформенные спины валунов.
Бесподобные леса очаровывали викингов. В домах биармов нашлись даже шкурки черных соболей, оцениваемые на вес золота. Такие соболя бывали лишь у новгородских купцов, теперь будут и у викингов. Эти леса настоящая сокровищница. Над болотами вились ястребы, верный признак обилия дичи.
Море было несравненно богаче кашалотами, чем воды Гологаланда. Нерасчетливой торговлей можно сбить цены. Для извлечения полной выгоды придется самим возить к грекам кашалотовый воск.
В устьях ручьев и речек все чаще встречались остовы чумов и бревенчатые дома. Были заметны следы свежих пожарищ. Берег же был безлюдным.
Здесь проплыли первые траллсы-биармы, и Оттар не удивлялся отсутствию людей: страх наносил полезные удары по воображению биармов. Сначала бегство, быть может, попытка к сопротивлению, потом наступит время постоянного повиновения.
Зимой в старом Нидаросе будут построены баржи, и на следующее лето начнется переселение в Новый Нидарос. Сам Оттар проведет в Скирингссале последнюю зиму.
Пришла пора заставить работать все богатства, собранные Гундером, Рекином и самим Оттаром. Он закажет шесть новых драккаров, четыре таких же, как «Дракон», и еще две «Акулы». И, вероятно, подарит Новому Нидаросу великолепную «Гильдис». Он сумеет отнять своей щедростью у других ярлов не меньше двух тысяч викингов за одну зиму. Викинги, викинги, еще викинги…
Он чувствовал себя открывателем новых морей – первым из племени фиордов, кто смог победить страх перед Утгардом и сделаться господином новых земель. Итак, он, Оттар, одним прыжком сумел наверстать те десять лет, на которые его опередил Черный Гальфдан. Пусть же король бондэров и тинг давят свободных ярлов, для викингов всегда найдется место в Новом Нидаросе! И чем больше будет в стране фиордов изгнанников, объявленных вне закона, тем лучше для Оттара.
И до установления власти Гальфдана находилось много изгнанников, отверженных законами племени Вотана. Викинги и другие смелые, необузданные люди, виновные в насилии над женщиной, в похищении людей, в злоупотреблении доверием, в грабежах, поджогах и убийствах, прятались в лесистых горах и жили, как дикари, охотой, рыбной ловлей в горных озерах, нападениями на путешественников и дома бондэров.
Нидаросские ярлы пользовались отдаленностью Гологаланда. Сегодня в городе и на драккарах находилось больше ста викингов, приговоренных, подобно Галлю и Свавильду, к изгнанию и смерти. Их верность ярлу была безупречной.
Иногда Оттар получал от выборных тинга требование выдать изгнанников и легко приносил требуемую законом клятву, что таких нет в Нидаросе: у тинга не было силы для проверки слова свободного ярла. Но кто в дальнейшем осмелится что-либо требовать от короля, чьи владения не находятся на земле фиордов!
Перед отплытием из Скирингссала Оттар поручил нескольким ловким викингам вербовку объявленных вне закона. Он приказал им бродить все лето, а к осени выйти к пустынным фиордам севернее мыса Хиллдур. Они, несомненно, соберут несколько сот викингов.
Оттару понравились биармы. Хотя их язык похож на лапонский, но они гораздо сильнее, выше ростом, с более крепкими мускулами. Расту и четверо умерших под раскаленным железом были стойкими, мощными мужчинами и могли бы вертеть весло драккара. Люди низких рас недостойны сесть на румы, но биармы будут способны выполнять тяжелые работы. Оттару нужно много траллсов для постройки домов и укреплений первого горда. Уже на эту зиму он оставит здесь викингов для сбора дани.
В поселке Расту нашлись не одни железные изделия, но и настоящая кузница с мехами, инструментами, запасом сырого железа. Гологаландские лапоны-гвенны не умеют обрабатывать железо. А биармы смогут платить и большую и разнообразную дань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62