И тут он понял, что нисколько не страшится близости с Луизой; он совсем не боится разочароваться в любви, испортить свои поэтические грезы банальной прозой жизни, потому что настоящая любовь прекраснее любой мечты...
– Сколько тебе лет, дорогая? – спросил Филипп.
– Пятнадцать.
– А мне только четырнадцать... Но это не беда, правда?
Луиза погладила его по щеке, затем нежно прикоснулась губами к его губам. Глаза ее сияли от восторга.
– Это не имеет значения, милый. Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Луиза. – Филипп бережно опустил ее на траву. – Знаешь, – произнес он с таким виноватым видом, будто признавался в каком-то неблаговидном поступке, – у меня еще не было женщин. Ты моя первая, моя единственная...
Луиза вдруг всхлипнула и задрожала.
– Господи! – прошептала она, поняв, что сейчас произойдет. – Господи...
– Что с тобой, родная? – всполошился Филипп. – Почему ты плачешь?
Луиза рывком прижалась к его груди.
– Я знаю, мы не должны...
– Почему? Разве ты не любишь меня?
– Люблю, но...
– Ты боишься разочароваться во мне?
Луиза немного отстранилась и удивленно посмотрела на него. Взгляд ее выражал непонимание – то самое непонимание, которое неотступно следовало за ними всю их недолгую супружескую жизнь.
– Я не боюсь разочароваться в тебе, – мягко сказала она. – Ведь мне не с кем тебя сравнивать. Да, я боюсь... но боюсь не чего-то конкретного, а просто потому, что мне страшно. Страшно и все тут, ведь это так естественно. – Луиза перевела дыхание, набираясь храбрости. – И, пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Лучше поцелуй меня.
Филипп заглянул вглубь ее прекрасных карих глаз и будто растворился в них целиком. В этот момент весь окружающий мир перестал существовать для него. На всем белом свете были только он, Луиза и любовь, соединившая их неразлучными узами. Любовь, которую Филипп так долго ждал и которая, наконец, пришла.
Он познавал любовь. Ему еще предстояло испить эту чашу до дна – радость и горечь, муку и наслаждение, боль и блаженство, надежду и отчаяние...


ГЛАВА V. МУЖЧИНА

Солнце клонилось к закату. Филипп лежал, растянувшись на траве, и бездумно глядел в небо. На его груди покоилась голова Луизы, ее волосы щекотали ему шею и подбородок, но он не убирал их – щекотка была приятной. И вообще, все связанное с Луизой было ему приятным. Филиппу казалось, что он не лежит на земле, а парит в воздухе. Все его тело охватывала сладкая истома, мысли в голове путались, порой устремляясь в самых неожиданных направлениях, но над всем этим доминировало всепоглощающее чувство спокойного и безмятежного счастья.
Наконец Луиза пошевелилась и подняла голову.
– Кажется, я задремала, – сказала она, сонно моргая глазами. – Я долго спала?
– Нет, дорогая, – ласково ответил Филипп. – Не больше получаса.
Луиза вздохнула и крепко прижалась к нему.
– Что случилось? – спросил Филипп. – Почему ты вздыхаешь?
– Да так, ничего. Просто... просто я думаю...
– О чем?
– Ну как ты не понимаешь?! Я думаю о том, что произошло.
– А-а!.. Но чем ты встревожена?
Она немного помолчала, прежде чем ответить.
– Мне очень неловко, милый. Что подумает мой кузен? Что подумают отец с мамой?.. Вчера Эрнан рассказывал о тебе и вполне серьезно заявил, что боится знакомить нас. Ему-де стыдно будет перед моими родителями, если ты соблазнишь меня.
Филипп поднялся и сел на траве.
– Так вот ты о чем! Вот что тебя беспокоит!
– Ну да, – в смятении кивнула Луиза. – Только не подумай, что я сожалею, нет. Но...
Филипп наклонился к ней и поцеловал ее в губы.
– Глупышка ты моя! Как плохо ты обо мне думаешь. Ведь я люблю тебя и хочу на тебе жениться.
Она недоверчиво поглядела на него.
– Жениться? Ты не шутишь?
– Никаких шуток! Завтра падре Антонио обвенчает нас, и мы станем мужем и женой. Ты согласна?
– О Боже! – в растерянности прошептала Луиза. – Это так неожиданно...
– А ты думала, я просто хотел поразвлечься с тобой?
– Ну... Вообще-то я думала, что между нами такая разница...
– Это несущественно, милочка, – заявил Филипп с такой безаппеляционностью, как будто сам был не до конца в этом уверен и страстно желал убедить себя в собственной правоте. – Все это предрассудки. Раньше я разделял их... пока не встретил тебя. Теперь я понимаю, что грош им цена в базарный день. Теперь я понимаю Эрнана и его отца... Да что и говорить! Я уже не смогу без тебя жить. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
– А твой отец? Неужели он согласится?
Филипп нахмурился.
– Отцу моя судьба безразлична. Для него было бы лучше, если бы я вовсе не родился. Думаю, ему будет все равно, на ком я женюсь. Но даже если он воспротивится... В конце концов, мне уже четырнадцать лет, я совершеннолетний и могу сам распоряжаться своим будущим, не спрашивая ни у кого позволения.
– Даже у папы Римского?
– Даже у папы. – Тут Филипп усмехнулся (не без грусти, надо сказать). – Мой титул первого принца принимают всерьез только гасконцы, это тешит их самолюбие. А так никто не сомневается, что у короля Робера будут дети – ведь ему еще нет двадцати, а королеве Марии и того меньше. Галльский престол мне не светит, и у святейшего отца нет причин вмешиваться в мою личную жизнь... Или почти нет, – добавил он, подумав о своих претензиях на родовой майорат. – Но, в любом случае, наш осторожнейший папа Павел сто раз подумает, прежде чем объявить недействительным уже свершившийся брак. А мы обвенчаемся завтра же. Жаль, конечно, что я не смогу пригласить всех своих друзей, но и медлить со свадьбой не хочу.
– Почему?
Филипп помедлил, затем откровенно признался:
– Из-за тех же друзей. Не все из них будут в восторге, что я женюсь на тебе. Эрнан, конечно, не станет возражать, да и Симон де Бигор будет рад – ведь он влюблен в Амелину. А вот остальные, особенно Гастон... В общем, они будут против.
– Понятно, – хмуро произнесла Луиза. – Что ж, скоро ты столкнешься с их всеобщим негодованием. Может, уже сегодня. К твоему сведению, твои друзья гостят сейчас в Кастель-Фьеро.
– Да ну! А кто именно?
– Их очень много. Человек шестьдесят, не меньше.
– Ничегошеньки! А я об этом не знал. Странно, странно... И когда они приехали?
– Большинство вчера вечером, некоторые днем раньше, да и сегодня утром заявилось еще несколько гостей.
– Ну и дела! Эрнан определенно что-то затевает. А если в это замешан и Гастон...
– Граф д’Альбре? Он тоже в Кастель-Фьеро. Вчера кузен познакомил нас.
Филипп озадаченно хмыкнул.
– Очень интересно. Что же замышляют Эрнан с Гастоном?
– Я догадываюсь. Но тебе не скажу.
– Почему?
– Насколько я понимаю, твои друзья готовят тебе весьма необычный подарок ко дню рождения. Это должно стать для тебя сюрпризом... Ой! – вдруг всполошилась Луиза. – Ведь Эрнан знает, где ты!
– Конечно, знает, – подтвердил Филипп. – Каждый свой день рождения я провожу здесь до самого вечера. К тому же Жакомо, безусловно, доложил Эрнану, что оставил тебя со мной.
– Значит, вскоре он должен приехать. – Луиза встала, подобрала с травы свое платье и встревожено огляделась вокруг, будто высматривая затаившегося в траве Эрнана. – А мне еще хотелось искупаться...
– Так иди купайся, – сказал Филипп. – Тебе нужно искупаться. А потом мы отправимся к Эрнану.
После некоторых колебаний Луиза согласно кивнула:
– Пожалуй, так я и сделаю.
Немного смущаясь, она принялась снимать с себя оставшуюся одежду. Филипп с восхищением глядел на нее и самодовольно улыбался. Он уже мужчина, мужчина с того самого мгновения, когда над озером раздался крик девушки, ставшей женщиной. И она довольна им как мужчиной. Еще бы...
Луиза разделась догола и вбежала в озеро. Она барахталась в воде, поднимая вокруг себя тучи брызг, охая и повизгивая от удовольствия.
Наблюдая за ней, Филипп не сразу заметил троих всадников, которые въехали на поляну и спешились в нескольких шагах от него. Это были Эрнан де Шатофьер, Гастон д’Альбре и еще один его друг – пятнадцатилетний Симон де Бигор, старший сын виконта де Бигора, одного из самых влиятельных гасконских вельмож, коннетабля Аквитании.
– Так, – мрачно произнес Эрнан, глядя то на Филиппа, то на спрятавшуюся по шею в воде Луизу. – Чуяло мое сердце, ничем хорошим это не кончится... Ну что ж, друг, прими мои поздравления... гм... с днем твоего рождения.
– И мои, – с ухмылкой добавил д’Альбре.
– Я тоже поздравляю тебя, – простодушно сказал Симон, не уловивший двусмысленности в словах Эрнана и Гастона.
– Благодарю вас, друзья, – смущенно пробормотал Филипп, а затем в полной растерянности ляпнул: – Ну, вот вы и приехали.
– Да, – кивнул Эрнан. – Приехали. И увидели.
Филипп еще больше смутился.
– Послушай, дружище, мне, право, неловко... Я очень сожалею...
– Ах, ты сожалеешь! – с неожиданной яростью рявкнул Шатофьер. – Он, видите ли, сожалеет! Как жаль, сказал волк, скушав овечку, и уронил скупую слезу над ее останками... Черт тебя подери, Филипп! Сестра моей покойной матери доверила мне свою дочь, и что же – на четвертый день ее соблазняет мой лучший друг, человек, который для меня как брат, чьей чести я без колебаний вверил бы невинность родной сестры... – Тут он осекся и искоса глянул на Гастона. – М-да, насчет невинности сестры я маленько загнул. И все же тебе следовало бы сперва подумать, как я к этому отнесусь – с циничным безразличием Гастона, которому глубоко наплевать, с кем спит Амелина, или...
– Прекрати, Эрнан! – резко оборвал его Филипп. – Прошу тебя, не горячись. Я признаю, что несколько поспешил, но пойми – я просто не мог ждать.
Эрнан недоуменно моргнул.
– Чего ждать?
– Свадьбы, разумеется.
В ответ на это заявление три пары глаз – голубые Гастона, кремнево-серые Эрнана и темно-карие Симона – в молчаливом изумлении уставились на него.
– Ну-ка повтори, что ты сказал, – сипло проговорил Эрнан.
– Я собираюсь жениться на твоей кузине, – невозмутимо ответил Филипп.
Эрнан не выдержал и зашелся громким кашлем.
– Друзья мои, – продолжал Филипп, почувствовав себя хозяином положения. – Боюсь, мы заставляем Луизу ждать. Давайте отойдем в сторонку и позволим ей выбраться из воды и одеться.
Не дожидаясь ответа, он подошел к берегу, где лежали его вещи, извлек из сумки полотенце, помахал им Луизе, затем положил его на груду ее одежды и вновь повернулся к друзьям.
– Пойдем, скорее!
Все четверо углубились в лес и шли до тех пор, пока поляна и озеро не скрылись за деревьями. Оказавшись на небольшой прогалине, Филипп присел на траву. Его примеру последовали остальные.
– Братишка, – первым заговорил Гастон. – Ты это серьезно?
– Да.
– Послушай, не глупи. Разве ты не понимаешь...
– Я все понимаю, Гастон. Я знаю, что делаю.
– Ты валяешь дурака, вот что ты делаешь! Это же курам на смех, черт возьми! Да и не только курам... Пойми, наконец, что она тебе не ровня. Не спорю, она чертовски хороша, с ней приятно позабавиться, но нельзя же из-за этого терять голову и забывать о своем предназначении. И о своем достоинстве.
Эрнан побагровел и заскрежетал зубами.
– Ну-ну, дружище, – произнес он, гневно сверкая глазами. – Полегче! Потрудись-ка выбирать выражения, когда говоришь о моей родне. Я не потерплю...
– Ой, прекрати, – отмахнулся Гастон. – Я, конечно, прошу прощения за излишнюю резкость, у меня даже в мыслях не было оскорблять твои родственные чувства, но ведь ты сам прекрасно понимаешь, что Филипп – не ты и не твой отец, и то, что позволено было вам, для него непростительно. Он не принадлежит самому себе, от его поступков зависит будущее многих людей, и он не вправе ставить его под угрозу из-за своих детских капризов.
– А теперь ты послушай меня, Гастон, – заговорил Филипп с металлом в голосе, сознавая, однако, что кузен совершенно прав, и оттого еще пуще злясь. – Сегодня тридцать первое мая, день моего совершеннолетия. Отныне я самостоятельный человек; твоя опека надо мной закончена. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Ты всегда был и навсегда останешься моим другом и старшим братом. Я по-прежнему буду прислушиваться к твоим советам, но не позволю тебе помыкать мной. Я решил жениться на Луизе и женюсь. Мне очень жаль, что ты так решительно настроен против этого брака, я хотел бы ощущать поддержку с твоей стороны, но это не изменит моих планов. Надеюсь, я ясно выражаюсь?
Гастон обреченно вздохнул:
– Да уж, куда более... А что будет с Амелиной? Вдруг она беременна?
– Это исключено!
– Так-таки исключено? – не унимался кузен. – А если нет? Почто тебе знать?
Симон дернул его за рукав.
– Гастон, отдай за меня Амелину. Мои родители согласны.
Д’Альбре поморщился. Он слышал это предложение не раз и не дважды. Симон был просто помешан на Амелине, и это обстоятельство привносило в его дружбу с Филиппом элемент соперничества.
– Ну, и что мне с тобой делать? – произнес Гастон. – Видно, Сатана наконец прислушался к твоим молитвам... А вдруг окажется, что Амелина ждет ребенка?
Симон метнул на Филиппа торжествующий взгляд и в припадке столь свойственного ему благодушия заявил:
– Я назову его своим!
– Браво! – с притворным воодушевлением воскликнул Гастон, похлопывая его по плечу. – Ты всегда был самым лучшим из нас, хотя далеко не самым умным. Что ж, ладно, если тебе удастся уболтать Амелину, я возражать не стану. А теперь, малыш, будь так любезен, поменяйся с Филиппом одеждой.
– Зачем? – спросили Филипп и Симон почти одновременно.
– Потому что после брачных игр твой наряд стал несколько непрезентабельным, – объяснил Филиппу Гастон. – А когда мы приедем в Кастель-Фьеро, ты должен выглядеть надлежащим образом.
– Ага... Кстати, что вы замышляете?
Переглянувшись с Шатофьером, Гастон ответил:
– Всему свое время, братишка. Потерпи еще немного.
Филипп пожал плечами и взял из рук Симона его камзол.
– Скоро ты поймешь, – угрюмо отозвался Эрнан, – почему я медлил с вызовом Гийома на дуэль. Сначала он должен быть уничтожен морально, а лишь потом – физически.
Филипп уже начинал подозревать, что к чему.
– Похоже, сегодня день сюрпризов, – заметил он.
– Это уж точно, – сказал д’
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81