«А вы предпочли бы, чтоб я снова пустила к себе молодого графа?»
«Предпочел бы».
«И вы мне это советуете?»
«Без колебаний».
Госпожа де Ла Помере в высшей степени сердечно и трогательно рассказала маркизу все, что знала о семье, родине, прежнем состоянии и проигранной тяжбе обеих святош; затем добавила:
«Эти женщины отличаются исключительным благородством, особенно дочь. Согласитесь, что с ее внешностью ей было легко при желании великолепно обеспечить себя; но они предпочли честную бедность позорному богатству; их средства настолько скромны, что я, право, не знаю, чем они существуют. Они работают день и ночь. Переносить бедность, в которой родился, умеют многие, но перейти от настоящего богатства к нищенскому существованию, довольствоваться им, находить в нем радость – вот чего я не понимаю. Это последствия веры. Что бы ни говорили наши философы, а вера – прекрасная вещь».
«В особенности для несчастных».
«А кто же в той или иной мере не несчастен?»
«Готов ручаться, что вы станете святошей».
«Велика беда! Наша жизнь – такая малость по сравнению с вечностью».
«Да вы уже говорите как миссионер».
«Я говорю как убежденная женщина. Ответьте, маркиз, положа руку на сердце, – разве все наши богатства не казались бы нам жалким хламом, если бы мы больше думали о будущей жизни и больше бы опасались возмездия за гробом? Было бы величайшим безумием соблазнить молодую девушку или женщину, любящую мужа, и сознавать при этом, что можешь внезапно умереть в ее объятиях и обречь себя на вечные муки».
«Тем не менее ежедневно кого-нибудь соблазняют».
«Оттого, что нет веры; оттого, что люди стараются забыться».
«Дело в том, что наши религиозные воззрения оказывают мало влияния на наши нравы. Но уверяю вас, дорогая моя, вы полным ходом устремляетесь к исповедальне».
«Это лучшее, что я могла бы сделать».
«Какое безумие! Вам предстоит грешить с приятностью еще добрых двадцать лет; не упускайте этой возможности; а потом вы еще успеете покаяться и, если пожелаете похвастаться этим, упасть к ногам священника… Но вот поистине невеселый разговор! Вы погрузились в мрачные фантазии; таковы последствия ужасающего одиночества, на которое вы себя обрекли. Поверьте мне, призовите молодого графа; вам не будут мерещиться ни ад, ни дьявол, и вы останетесь такой же очаровательной, какой были раньше. Вы опасаетесь, что я буду упрекать вас за это, в случае если мы снова с вами соединимся. Но ведь этого может и не произойти. И вот, исходя из предположения, в большей или в меньшей степени обоснованного, вы лишаете себя сладчайшего из удовольствий. Право, честь оказаться безупречнее меня не стоит такой жертвы».
«Конечно; но не это меня удерживает…»
Они говорили еще о многом, но я всего не припомню.
Жак. Хозяйка, выпьем по стаканчику: это освежает память.
Трактирщица. Выпьем… Пройдясь несколько раз по аллеям, госпожа де Ла Помере и маркиз сели в карету. Она сказала:
«Как это меня старит! Ведь когда мы жили в Париже, она еще под стол пешком ходила».
«Вы говорите о дочери той дамы, которую вы встретили на прогулке?»
«Да, это как в саду, где свежие розы сменяют увядшие. Вы ее хорошо рассмотрели?»
«Ну конечно».
«И как вы ее находите?»
«Рафаэлевская головка мадонны на теле его же Галатеи; и к этому восхитительный голос!»
«Какая скромность во взгляде!»
«Какие прекрасные манеры!»
«Таких высоконравственных речей я не слыхала ни от одной девушки. Вот что значит воспитание!»
«Или хорошие задатки».
Маркиз довез госпожу де Ла Помере, которая поспешила сообщить нашим святошам, что они прекрасно исполнили свою роль и что она ими чрезвычайно довольна.
Жак. Если они будут продолжать как начали, то господину маркизу не отвертеться, будь он хоть самим чертом.
Хозяин. Я хотел бы знать их намерения.
Жак. А я не хотел бы: это испортило бы все дело.
Трактирщица. С того дня маркиз стал чаще навещать госпожу де Ла Помере, которая заметила это, но не подала виду. Она никогда первая не заговаривала об обеих святошах, а дожидалась, пока он сам не затронет этой темы, что он и делал с плохо скрываемым нетерпением.
Маркиз: «Виделись ли вы с вашими друзьями?»
Госпожа де Ла Помере: «Нет».
Маркиз: «Знаете, это не особенно великодушно. Вы богаты; они находятся в нужде, а вы даже не приглашаете их изредка пообедать с вами».
Госпожа де Ла Помере: «Я полагала, что господин маркиз знает меня несколько лучше. Любовь некогда приписывала мне достоинства; а теперь дружба приписывает мне недостатки. Я приглашала их раз десять, но безуспешно. Они отказываются приехать ко мне по каким-то непонятным соображениям, а когда я их навещаю, то мне приходится оставлять карету на углу и являться к ним не иначе как в простом платье, без румян и алмазов. Не приходится слишком удивляться их осторожности: достаточно одной лживой сплетни, чтобы восстановить против них некоторых благотворителей и лишить их поддержки. По-видимому, маркиз, делать добро не так-то просто».
Маркиз: «В особенности когда делаешь его святошам».
Госпожа де Ла Помере: «…Которые пользуются малейшим предлогом, чтобы его отклонить. Если б узнали, что я принимаю в них участие, то сказали бы: „Госпожа де Ла Помере им покровительствует… они ни в чем не нуждаются…“ И всем благодеяниям конец».
Маркиз: «Благодеяниям!»
Госпожа де Ла Помере: «Да, сударь, благодеяниям».
Маркиз: «Вы с ними знакомы, а они дошли до благодеяний?»
Госпожа де Ла Помере: «Еще раз, маркиз, я вижу, что вы меня не любите и что большая часть вашего уважения растаяла вместе со страстью. Кто вам сказал, что если эти женщины дошли до приходских благодеяний, то это по моей вине?»
Маркиз: «Тысяча извинений, сударыня, я не прав. Но по какой причине отказываются они от доброжелательной помощи приятельницы?»
Госпожа де Ла Помере: «Ах, маркиз, мы, светские люди, весьма далеки от щепетильных деликатностей, свойственных робким душам. Они не от всякого согласны принять помощь».
Маркиз: «Тем самым они лишают нас лучшего способа искупить безумства нашей ветреной жизни».
Госпожа де Ла Помере: «Нисколько. Предположим, что господин маркиз Дезарси умилен их несчастием, – почему бы ему не передать им своего дара через более достойные руки?»
Маркиз: «…И менее верные?»
Госпожа де Ла Помере: «Бывает».
Маркиз: «А как вы думаете, если я пошлю им двадцать луидоров, они откажутся?»
Госпожа де Ла Помере: «Уверена. Неужели этот отказ покажется вам неуместным со стороны матери, у которой прелестная дочь?»
Маркиз: «А знаете ли вы, что у меня было искушение их навестить?»
Госпожа де Ла Помере: «Охотно верю. Маркиз, маркиз, берегитесь! Вот порыв великодушия, который и очень внезапен, и очень подозрителен».
Маркиз: «Пусть так, но как по-вашему – они приняли бы меня?»
Госпожа де Ла Помере: «Конечно, нет. Одной роскоши вашего выезда, вашей одежды, ваших лакеев было бы достаточно, чтобы, в соединении с чарами этой молодой особы, вызвать сплетни соседей и соседок и погубить их».
Маркиз: «Вы меня огорчаете, так как это, конечно, не входит в мои намерения. Значит, мне нельзя будет ни помочь им, ни видеть их?»
Госпожа де Ла Помере: «Полагаю, что так».
Маркиз: «Но не мог ли бы я оказать им помощь через вас?»
Госпожа де Ла Помере: «Я не считаю ваши побуждения достаточно чистыми, чтобы принять такое поручение»…
Маркиз: «Это жестоко!»
Госпожа де Ла Помере: «Да, жестоко; вы правильно выразились».
Маркиз: «Какое предположение! Маркиза, вы надо мной смеетесь! Молодая девушка, которую я видел всего лишь раз…»
Госпожа де Ла Помере: «Но она из числа тех немногих, которых не забываешь, если увидишь».
Маркиз: «Правда, такие лица не забываются».
Госпожа де Ла Помере: «Берегитесь, маркиз: вы готовите себе огорчения, и я предпочитаю уберечь вас от них, чем утешать впоследствии. Не равняйте ее с теми, кого вы знали: она на них не похожа; таких не ослепишь, они неприступны. Она вас слушать не станет, и вы от нее ничего не добьетесь».
После этой беседы маркиз вдруг вспомнил о каком-то неотложном деле; он поспешно встал и удалился в задумчивости.
В течение довольно продолжительного времени маркиз не пропускал ни одного дня, чтоб не навестить госпожу де Ла Помере; но он приходил, усаживался и хранил молчание. Госпожа де Ла Помере говорила одна. Через четверть часа он вставал и удалялся.
Затем он сделал месячный перерыв, после которого снова явился, но грустный, подавленный чем-то, расстроенный. Посмотрев на него, маркиза сказала:
«Какой у вас вид! Откуда вы? Можно подумать, что вы провели это время в доме свиданий».
Маркиз: «Приблизительно так и было. С отчаяния я окунулся в ужасный разврат».
Госпожа де Ла Помере: «Как! С отчаяния?»
Маркиз: «Да, с отчаяния…»
Вслед за тем он принялся молча расхаживать взад и вперед; он подходил к окнам, глядел в небо, останавливался перед госпожой де Ла Помере; приближался к дверям, звал своих лакеев, которым ему было нечего сказать, отсылал их назад; возвращался в комнату, к тому месту, где работала госпожа де Ла Помере, не обращавшая на него внимания, пытался заговаривать, но не решался. Наконец госпожа де Ла Помере сжалилась над ним и сказала:
«Что с вами? Вы пропадаете на целый месяц, возвращаетесь с лицом покойника и бродите как неприкаянная душа!»
Маркиз: «Я больше не в силах сдерживаться и должен вам все сказать. Дочь вашей подруги произвела на меня глубокое впечатление; я предпринял все, решительно все, чтоб ее забыть; но чем больше я старался, тем чаще ее вспоминал. Образ этого ангельского существа неотступно преследует меня; окажите мне большую услугу».
Госпожа де Ла Помере: «Какую?»
Маркиз: «Мне необходимо снова повидаться с ней, и ваше содействие крайне меня обязало бы. Я прибег к помощи своих слуг. Они узнали, что эти дамы ходят только в церковь и обратно. Десять раз я останавливался на их пути; они меня даже не заметили. Я напрасно дежурил у их дверей. Благодаря им я стал сначала развратен, как обезьяна сапажу, затем благочестив, как ангел: за две недели я не пропустил ни одной обедни. Ах, друг мой, какое лицо! Как она прекрасна!..»
Госпоже де Ла Помере все это было известно.
«Иначе говоря, – ответила она маркизу, – после того как вы сделали все, чтоб исцелиться, вы не упустили ни одного из безумств, и в этом вы преуспели».
Маркиз: «Да, преуспел, и в такой мере, что не смогу вам описать. Неужели вы не сжалитесь надо мной и откажете мне в счастье ее повидать?»
Госпожа де Ла Помере: «Дело трудное, но я им займусь; впрочем, при одном условии: вы оставите этих несчастных в покое и перестанете им докучать. Не скрою от вас, что они горько жаловались мне на ваши преследования, и вот их письмо…»
Письмо, показанное маркизу, было составлено ими сообща. Дочь якобы написала его по приказу матери: оно было преисполнено достоинства, кротости, наивности, изящества и ума – словом, всего того, что могло вскружить голову маркизу. А потому он каждое слово сопровождал восклицанием, каждую фразу перечитывал и плакал от радости; он говорил госпоже де Ла Помере:
«Согласитесь, сударыня, что лучше написать было нельзя…»
Госпожа де Ла Помере: «Пожалуй».
Маркиз: «…И что от каждой строки проникаешься восхищением и почтением к женщинам такого склада».
Госпожа де Ла Помере: «Так оно и должно быть».
Маркиз: «Я готов дать слово, но просил бы вас не отказаться от своего».
Госпожа де Ла Помере: «Право, маркиз, я не благоразумнее вас. Должно быть, вы сохранили надо мной ужасную власть; это меня пугает».
Маркиз: «Когда я увижу ее?»
Госпожа де Ла Помере: «Не знаю. Прежде всего надо найти способ устроить это так, чтоб не возбудить подозрений. Они не могут заблуждаться насчет ваших намерений; подумайте только, какого мнения будут они о моих стараниях, если заподозрят, что я действую с вами заодно!.. Но между нами говоря, маркиз, к чему мне все эти хлопоты? Какое мне дело до того, любите вы или нет, безумствуете или нет?.. Распутывайте сами этот клубок. Роль, которую вы хотите мне навязать, носит какой-то странный характер».
Маркиз: «Друг мой, если вы меня покинете, я погиб. Не буду говорить о себе, ибо это вас обидит; но заклинаю вас теми милыми и достойными существами, которые вам так дороги; вы знаете меня; охраните их от всех тех безумств, на которые я способен. Я пойду к ним; да, я пойду, предупреждаю вас; я взломаю дверь, ворвусь против их воли, усядусь. Не знаю, что скажу, что сделаю; ибо нет ничего такого, чего бы вы не могли опасаться при том бешеном состоянии, в котором я нахожусь…»
– Заметьте, господа, – добавила хозяйка, – что с первого до последнего момента этой истории каждое слово, сказанное маркизом Дезарси, вонзалось ножом в сердце госпожи де Ла Помере. Она задыхалась от негодования и гнева, а потому ответила маркизу дрожащим и прерывающимся голосом:
«Да, вы правы. Если б меня любили так, как вы любите ее, то, быть может… Но оставим это… Не ради вас я буду хлопотать; однако надеюсь, маркиз, что вы предоставите мне достаточно времени».
Маркиз: «Как можно меньше, как можно меньше!»
Жак. Ах, хозяйка, какая чертовка! Хуже самого ада! Я просто дрожу: необходимо выпить глоток, чтобы оправиться… Неужели вы хотите, чтоб я пил один?
Трактирщица. Я ничуть не напугана… Госпожа де Ла Помере промолвила про себя: «Я страдаю, но страдаю не одна. Жестокий человек! Не знаю, как долго продлятся мои терзания, но твои я постараюсь сделать вечными…» Она промучила маркиза целый месяц ожиданием обещанной встречи, иначе говоря, предоставила ему изнывать и опьяняться, и под предлогом смягчения тяжести столь долгой отсрочки позволила ему говорить ей о своей страсти.
Хозяин. И, говоря о ней, разжигать ее.
Жак. Какая женщина! Какая чертовка! Хозяйка, мой страх удвоился.
Трактирщица. Итак, маркиз ежедневно приходил беседовать с госпожой де Ла Помере, которая ухитрилась лукавейшими речами довести его до белого каления, ожесточить и окончательно погубить. Он узнал все о месте, где они жили раньше, о их воспитании, о их доходах, о несчастьях, постигших этих женщин;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33