Лунного света, который проникал сквозь трещину, было достаточно для кошачьих глаз Конана.
Едва он достиг поворота, как за ним послышался шорох шагов. Едва он скрылся за куском скалы, отколовшимся от стены, как вошел часовой. Он неторопливо прохаживался, небрежно относясь к своей задаче, уверенный в своей безопасности. Это был приземистый кхитаец с лицом похожим на медную маску. Он шел широко и вразвалку, как человек привыкший к седлу, волоча за собой копье.
Когда он поровнялся с укрытием Конана, какой-то инстинкт заставил его обернуться, сверкнув зубами в испуганном крике и поднимая копье для броска или удара. До того, как он успел повернуться, Конан был уже над ним, мгновенно напрягши свои стальные мышцы. Когда копье отскочило на пол, кривая сабля опустилась вниз. Кхитаец рухнул, словно поверженный бык. Его круглый череп раскололся, как спелая дыня.
Конан неподвижно замер, вглядываясь вдоль прохода. Не услышав ни одного звука, говорившего о присутствии других часовых, он рискнул тихонько свистнуть Тубалу, чтобы тот шел к трещине. Шемит ухмыльнулся при виде мертвого человека.
Конан склонился и оттопырил верхнюю губу кхитайца, обнажив клык с подпиленным концом.
— Еще один сын Эрлика, Желтого Бога Смерти. Трудно сказать, сколько их окажется в этом ущелье. Давай затащим его за эти скалы.
За поворотом, в длинном глубоком проходе до следующей петли было пусто. Когда они и дальше не встретили никакого сопротивления, Конан убедился, что кхитаец был единственным часовым у трещины.
Лунный свет в узком просвете над ними перешел в предрассветные сумерки, когда они выбрались наконец на открытое место. Здесь проход переходил в хаос разбитых скал. Единственное ущелье разделилось на полдюжины, петлявшими между отдельными скалами и разбитыми валунами, словно река разделялась на несколько потоков в дельте. Разрушающиеся вершины и башни из черного камня стояли словно мрачные призраки в бледном предрассветном свете.
Петляя между этих угрюмых часовых, искатели приключений смотрели на ровный, усыпанный камнями пол, растянувшийся на триста шагов до подножия утеса. След, по которому они шли, состоял из отпечатков многих ног в выветрившемся камне, пересекал поверхность и петлял извилистым путем вверх к вершине утеса. Но что было там наверху, они не знали. Справа и слева извивались твердые стены, нависая с боков разбитыми вершинами.
— Что теперь, Конан? — в сером свете шемит походил на горного гоблина, удивленного что свет проник в его пещеру.
— Я думаю, нам нужно быть ближе друг к другу… Послушай!
Над утесами прокатился отраженный эхом звук труб, который они слышали предыдущей ночью, но сейчас намного ближе: резкий крик гигантской трубы.
— Нас не заметили? — обеспокоился Тубал, сжимая свой нож.
Конан пожал плечами.
— Видно нас или нет, но нам нужно сами осмотреть что там на утесе, перед тем как карабкаться на него.
Он указал на выветрившуюся скалу, которая возвышалась словно башня между более низкими собратьями. Друзья быстро взобрались на нее так, чтобы ее масса была между ними и противоположными утесами. Она была выше, чем утесы. Затем они легли за острыми шпилями скалы, наблюдая сквозь розовый туман набиравшего силу рассвета.
— Птеор! — выругался Тубал.
С этой точки была видна настоящая природа противоположных утесов. Они представляли собой сторону гигантского горного блока, который поднимался отвесно над окружающим его уровнем на четыреста или пятьсот футов. Его вертикальные бока казались неприступными, если не считать тропы, проложенной в камне. С востока, севера и запада он был опоясан разрушившимися утесами, отделенными от плато ровной поверхностью каньона, ширина которого менялась от трехсот шагов до полумили. На юге плато примыкало к гигантской голой горе, чьи мрачные пики возвышались над окружающими вершинами.
Но наблюдатели обращали мало внимания на эти топографические особенности. Конан ожидал что-нибудь обнаружить в конце кровавого следа: группу навесов для лошадей, пещеру, может даже грязную деревушку, приютившуюся на склоне холма. Вместо этого они увидели город, сверкающий куполами и башнями в розовом рассвете, словно волшебный город магов, взятый из какой-то сказочной земли и перенесенный в это дикое место.
— Город демонов! — крикнул Тубал. — Это колдовство и магия! — Он щелкнул пальцами, чтобы защитить себя от злых заклятий.
Плато было овальным, около полутора мили в длину с севера на юг и чуть меньше мили с востока на запад. Город был расположен ближе к южному краю, словно выгравированный из темной горы, стоявшей за ним. Большое сооружение, чей багряный купол переливался золотом, блестело в рассветном свете. Оно возвышалось над каменными домами с плоскими крышами и группками деревьев.
Киммерийская кровь в жилах Конана забурлила от представшей ему удивительной сцены, контраста темных утесов, серой массы и света яркого города. Город пробуждал зловещие предчувствия. Блеск его пурпурных, позолоченных куполов был какой-то мрачный. Черные, разрушившиеся утесы очень подходили к нему. Это выглядело так, будто город древней, демонической магии поднимался зловещим блеском посреди руин и разрушения.
— Это должно быть крепость Прячущихся, — прошептал Конан. — Кому придет в голову искать подобный город в необитаемой стране?
— Но даже мы не можем сражаться против целого города, — проворчал Тубал.
Конан замолчал, изучая открывшийся вид. Город был не таким большим, как показалось на первый взгляд. Он был компактным и не был обнесен стеной. Парапет по краям плато — вот и вся его защита. Двух— и трехэтажные дома стояли между удивительных рощиц и садов — удивительные, потому что плато выглядело как твердая скала и не имело почвы для растительности. Наконец, он принял решение и сказал:
— Тубал, возвращайся обратно в наш лагерь в ущелье Призраков. Возьми лошадей и скачи в Кушаф. Скажи Балашу, что мне нужны все его мечи, пройди с казаками и кушафцами через трещину и спрячьтесь в этих ущельях, пока не получите сигнал от меня или не узнаете, что я мертв.
— Да чтоб Птеор сожрал Балаша! А как же ты?
— Я иду в город.
— Ты с ума сошел!
— Не беспокойся, мой друг. Это единственный путь освободить Нанайю живой. Затем мы можем придумать план атаки на город. Если я останусь жив и свободен, я встречусь с вами здесь; в противном случае ты с Балашем поступайте по своему собственному усмотрению.
— Что ты собираешься сделать с этим гнездом дьяволов?
Конан прищурил глаза.
— Мне нужна база для империи. Мы не можем ни оставаться в Иранистане, ни возвращаться в Туран. Почему бы мне не обосноваться в этом неприступном месте? А теперь иди.
— Балаш не любит меня. Он плюнет мне в бороду и я убью его, а его собаки убьют меня.
— Он так не сделает.
— Он не придет.
— Он пройдет и сквозь Ад, если я пошлю за ним.
— Его люди не пойдут; они боятся дьяволов.
— Они пойдут, когда ты скажешь, что эти дьяволы — это обыкновенные смертные.
Тубал подергал свою бороду и наконец сказал настоящую причину, почему он не хотел оставлять Конана.
— В этом городе с тебя живьем сдерут кожу!
— Нет, я противопоставлю обман обману. Я представлюсь беглецом от гнева короля, разбойником, ищущим убежища.
Тубал исчерпал свои аргументы. Ворча себе в бороду, толстошеий шемит стал карабкаться вниз и исчез в ущелье. Когда он исчез из виду, Конан тоже спустился и пошел по направлению к утесам.

3. ПРЯЧУЩИЕСЯ

Конан достиг подножия утесов и начал подниматься по крутой дороге, не обнаружив ни одного человека. Тропа петляла между череды уклонов с низкими, массивными, циклопическими стенами вдоль внешнего края. Это была работа не иллбарских горцев; она выглядела прочной и древней, как сами горы.
На последних тридцати футах скат переходил в крутые ступеньки, вырезанные в скале. До сих пор никто еще не окликнул Конана. Он прошел сквозь полосу низких укреплений вдоль края плато и наткнулся на семерых человек, увлеченных игрой.
От шороха обуви Конана по гравию семерка вскочила на ноги дико оглядываясь по сторонам. Это были зуагирцы, пустынники шемиты, стройные ястребоносые воины с развевающимися каффиями на головах и рукоятками кинжалов и кривых сабель, высовывающимися из-за поясов. Они подхватили лежавшие перед ними дротики и приготовились к броску.
Конан не показал никакого удивления, остановившись и спокойно за ними наблюдая. Зуагирцы, подозрительные, как загнанные в угол дикие кошки, недоверчиво смотрели на него.
— Конан! — воскликнул самый высокий из зуагирцев, его глаза загорелись страхом и подозрением. — Что ты здесь делаешь?
Конан поднял свои глаза и ответил:
— Я ищу вашего господина.
Не было видно, чтобы они поверили ему. Они пошептались между собой, держа дротики наизготовку. Над всеми возвышался голос зуагирца:
— Вы галдите как вороны! Это же очевидно: мы играли и не видели, как он пришел. Мы не справились со своей обязанностью. Если это станет известно, последует наказание. Давайте убьем его и сбросим с утеса.
— Давайте, — согласился Конан. — Попробуйте это сделать. А когда ваш господин спросит: «Где же Конан, который принес мне важные новости?», скажите: «Да вот, ты не предупредил нас об этом человеке, и мы убили его, чтобы преподать тебе урок!»
Они вздрогнули от его иронии. Один проворчал:
— Убейте его копьем; никто не узнает.
— Нет! Если первый бросок не достигнет цели, он окажется среди нас, как волк среди ягнят.
— Схватить его и перерезать ему горло! — предложил самый молодой из группы. Другие так убийственно на него посмотрели, что он отступил назад в смущении.
— Да, перережьте мне горло, — сказал с издевкой Конан подтянув свою саблю так, чтобы рукоятка оказалась под рукой.
— Ножи молчат, — прошептал самый молодой. Он был награжден пинком копья в живот и согнулся, с трудом дыша. Видя, как была поубавлена злоба у некоторых из их невежливых товарищей, зуагирцы стали поспокойнее. Высокий спросил Конана:
— Тебя здесь ждут?
— Зачем бы я иначе пришел? Разве ягненок полезет без приглашения в утробу к льву?
— Ягненок! — зуагирец крякнул. — Ты больше похож на серого волка с окровавленными клыками.
— Если на них и есть немного свежей крови, то это кровь тех глупцов, которые не выполняют приказы своих начальников. Последней ночью, в ущелье Призраков…
— Ради Ханумана! Так это с тобой дрались эти глупые сабатинцы? Они говорили, что убили вендийского купца и его слуг в ущелье.
Так вот почему часовые были так беспечны! Из каких-то соображений сабатинцы солгали об исходе битвы и Часовые на Дороге не ожидали преследования.
— Никого из вас не было там? — спросил Конан.
— Разве кто-то из нас хромает? Кто-то окровавлен? Кто-то изнемогает от ран? Нет, мы не дрались, Конан!
— Тогда будьте мудрее и не повторяйте их ошибки. Вы поведете меня к тому, кто ждет меня, или хотите испачкать свои бороды в дерьме, проигнорировав его команды?
— Да хранят нас от этого боги! — сказал высокий зуагирец.
— Не было ни одного приказа, который бы соответствовал тому, что ты говоришь. Но если это ложь, наш господин увидит твою смерть, а если не ложь, то к нам не будет претензий. Дай нам свое оружие и мы отведем тебя к нему.
Конан отдал свое оружие. Обычно он дрался до конца, не позволяя себя разоружить. Но сейчас ставка в игре была слишком высока. Старший ударил молодого зуагирца пинком под зад, сказав ему стеречь Лестницу так, будто от этого зависела его жизнь; потом дал приказы остальным.
Когда они сомкнулись вокруг невооруженного киммерийца, Конан знал, что их руки чешутся от непреодолимого желания всадить ему нож в спину. Но он посеял семена сомнения в их примитивные мозги, так что они не посмеют ударить.
Они отправились по широкой дороге, ведущей к городу. Конан спросил небрежно:
— Сабатинцы пришли в город как раз перед рассветом?
— Да, — последовал короткий ответ.
— Они не могли двигаться быстро, — рассуждал Конан. — У них были раненые и взятая в плен девушка, которую они тянули с собой.
Один начал отвечать:
— Почему, что касается девушки…
Высокий начальник рявкнул на него, заставив замолчать и со злостью посмотрел на Конана.
— Не отвечайте ему. Если будет насмехаться над вами, не огрызайтесь. Змея и та менее коварна. Если мы заговорим с ним, он обведет нас вокруг пальца еще до того, как мы достигнем Янаидара.
Конан отметил, что название города соответствует легенде, рассказанной Балашем.
— Почему вы мне не доверяете? Разве я не пришел с открытыми руками?
— Да! — зуагирец невесело рассмеялся. — Однажды я видел, как ты пришел к гирканским вельможам Корузуна с открытыми руками, но когда ты закрыл свои руки, улицы стали красными. Нет, Конан, я давно тебя знаю, еще с тех времен, когда ты водил своих разбойников по степям Турана. Мой разум не может тягаться с твоим, но я могу держать свой язык за зубами. Ты не обманешь и не ослепишь меня словами. Я не буду разговаривать с тобой, а если кто-то из моих людей будет отвечать тебе, я разобью ему голову.
— Мне кажется, я знаю тебя, — сказал Конан. — Ты Антар, сын Ади. Ты был отважным воином.
Покрытое шрамами лицо зуагирца засветилось от похвалы. Затем он опомнился, нахмурился, выругал одного из своих ни в чем не повинного человека и чопорно зашагал впереди отряда.
Конан шел с видом человека, сопровождаемого почетным эскортом, и его спокойствие повлияло на воинов. Когда группа приблизилась к городу, они уже не держали свои дротики наизготовку, а несли их на плечах.
Когда они подошли к Янаидару, стал ясен секрет растительности. Плодородная почва, доставленная из удаленных равнин, заполняла углубления, сделанные в плато.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13