Он спустился вниз по лестнице и позвал Антара и других зуагирцев.
— Мы идем драться.
— Семеро против семисот? — спросил Антар. — Я не трус, но…
В нескольких словах Конан обрисовал ему то, что увидел с крыши.
— Если, когда Ольгерд захлопнет западню, мы сможем напасть на езмитов с тыла, то будем в состоянии изменить ход событий. Мы ничего не теряем, так как если Ольгерд уничтожит моих друзей, он вернется сюда и покончит с нами.
— Но как мы будем отличаться от собак Ольгерда? — настаивал зуагирец.
— Твои разбойники разрубят нас вместе с остальными, а потом начнут задавать вопросы.
— Идите сюда, — сказал Конан. В арсенале он вручил им покрытые серебром кольчуги и бронзовые шлемы старого образца с высокими гребнями лошадиных волос, непохожие на те, которые носили в Янаидаре. — Оденьте вот это. Держитесь вместе и кричите «Конан!» как свой боевой клич и все будет в порядке. — Один из шлемов он одел сам.
Зуагирцы заворчали под весом снаряжения и стали объяснять, что они полуослеплены шлемами, чьи пластины над щеками закрывали большую часть их лиц.
— Оденьте их! — закричал Конан. — Это ближний бой, а не набег пустынных шакалов по правилу ударил-и-беги. А теперь ждите здесь, пока я не позову вас.
Он опять взобрался на верх башни. Свободные Компаньоны и кушафцы двигались по дороге тесным строем. Затем они остановились. Балаш был слишком хитрым старым волком, чтобы нестись сразу в город, о котором он ничего не знал. Несколько человек отделились и поехали к городу на разведку. Они исчезли за домами, потом появились вновь, несясь назад к главным силам. Их преследовало около сотни езмитов, бегущей шумной толпой.
Нападающие растянулись в боевую линию. Солнце блестело от массы стрел, летающих между двумя группами. Несколько езмитов упали до того, как остальные приблизились к кушафцам и казакам. На мгновение все скрылось в пыли и были видны только искры мелькающей стали. Затем езмиты были сломлены и побежали обратно к домам. Как и боялся Конан, нападавшие стали их преследовать, ревя как обезумевшие от крови демоны. Конан знал, что эта сотня была послана для того, чтобы заманить его людей в ловушку. Иначе Ольгерд не послал бы такие слабые силы против нападающих.
Они выбежали с обеих сторон на дорогу. Там, хотя Балаш и не мог их безудержный поток, он по крайней мере выровнял их ряды и направил более компактным строем, когда они нахлынули к концу улицы.
До того, как они достигли ее, отставая не более пятидесяти шагов от последнего езмита, Конан бросился вниз по лестнице.
— Идем! — крикнул он. — Нанайя, закрой за нами дверь на засов и оставайся здесь!
Они понеслись вниз по лестнице, выскочили в дверь, миновали покинутую осадную башню и брешь в стене. Никто не встретился им на пути. Ольгерду пришлось забрать из дворца каждого человека, способного держать в руках оружие.
Антар провел их через дворец к главному входу. Когда они там появились, оглушительным ревом бронзовых труб в руках гирканцев Ольгерда езмитам был дан сигнал к атаке. Когда они добрались до улицы, ловушка захлопнулась. Конан увидел спины массы езмитов, которые сражались с нападавшими, заполнив улицу от края до края, в то время как лучники засыпали стрелами их толпу с крыш домов на другой стороне.
Молчащим напором Конан повел свою маленькую группу прямо в тыл езмитам. Последние из тех ничего не заметили, пока копья зуагирцев не проткнули им спины. Когда упали первые жертвы, пустынники шемиты вытянули свои копья и ударили снова и снова, в то время как в центре строя Конан махал своим топором, раскалывая черепа и отрубая руки до самых плеч. Когда копья поломались или застряли в телах езмитов, зуагирцы бросили их и взялись за свои мечи.
Атака Конана была такой бешено яростной, что он и его маленький отряд уничтожил в три раза больше врагов, чем было их самих до того, как заметили, что их атакуют с тыла. Когда они обернулись, незнакомые доспехи и искромсанные тела заставили их броситься назад с криками страха. В их воображении семеро отчаянно сражающихся людей превратились в целую армию.
— Конан! Конан! — ревели зуагирцы.
С этими криками пойманные в ловушку войска воодушевились. Между Конаном и его силами было только два человека. Одного пронзил казак, столкнувшись с ним. Конан опустил свой топор на другого с такой силой, что расколол не только шлем и голову, но и ручку топора.
В мгновенном затишье, когда Конан и зуагирцы оказались лицом к лицу с казаками и никто из тех не мог определить, на чьей стороне они сражаются, Конан снял свой шлем так, чтобы было видно его лицо.
— Ко мне! — проревел он над грохотом битвы. — Разбейте их, собачьи братья!
— Это Конан! — крикнул ближайший Свободный Компаньон и его крик был подхвачен толпой.
— Десять тысяч золотых монет за голову киммерийца! — послышался острый голос Ольгерда Владислава.
Звон оружия усилился. Он смешался с хором криков, проклятий, угроз, воплей и стонов. Битва распалась на сотни единоборств и стычек маленьких групп. Они носились взад и вперед по улице, перепрыгивая через мертвых и раненых; они хлынули в дома, крушили мебель, с грохотом бегали вверх и вниз по лестницам, вылились на крыши, где кушафцы и казаки быстро справились с размещенными там лучниками.
После этого исчезла всякая видимость порядка или плана, не было ни возможности выполнять команды, ни времени их отдавать. Это была слепая, задыхающаяся, потеющая бойня, рука к руке, с напряженными ногами, шлепающими по лужам крови. Окончательно смешавшись, масса дерущихся крутилась в водовороте вверх и вниз по главной улице Янаидара и выплеснулась в аллеи и сады. По численности сражавшиеся стороны мало отличались друг от друга. Исход битвы качался на весах и ни один человек не знал, как в целом протекает сражение; каждый слишком был занят тем, что убивал и старался не быть убитым, чтобы смотреть, что происходит вокруг него.
Конан не стал напрягать дыхание, пытаясь командовать в этом хаосе. Хитрость и стратегия остались на доске; исход драки решался только мышцами и свирепостью. Он был окружен воющими безумцами и ему ничего не оставалось делать кроме как расколоть столько голов и распотрошить столько кишок, сколько он мог, и позволить богам решить исход сражения.
Затем битва стала распадаться, запутанная масса разделялась на группки и на отдельных людей, как туман рассеивается под порывами ветра. Конан знал, что одна сторона или другая не выдержит и люди побегут. Дрогнули езмиты. Яростное безумство, вызванное наркотиками, полученными от своих начальников, стало проходить.
Затем Конан увидел Ольгерда Владислава. Шлем и кираса запоросканца были помяты и заляпаны кровью, одежда висела лохмотьями, тугие мышцы напрягались узлами с молниеносной скоростью играя саблей. Его серые глаза горели, а на губах была дерзкая улыбка. У его ног лежало трое мертвых кушафцев, а его сабля, словно играючи, отбивалась еще от полудюжины лезвий сразу. Справа и слева от него гирканцы в латах и узкоглазые кхитайцы в покрытой лаком коже лицом к лицу дрались со свирепыми кушафцами.
Конан также увидел Тубала, продирающегося сквозь круговорот боя, словно чернобородый бизон, с бешеностью дикого животного наносящего по сторонам сокрушительные удары. Он увидел и покрытого кровью Балаша, крутящегося в битве. Конан начал прокладывать себе путь к Ольгерду.
Ольгерд засмеялся с диким блеском в глазах, увидев приближающегося к нему киммерийца. Кровь стекала вниз по кольчуге Конана образуя крошечные ручейки на его массивных загорелых руках. Его нож был по рукоятку в крови.
— Подойди и умри, Конан! — крикнул Ольгерд.
Конан приблизился по казацки, горя от нетерпения. Ольгерд прыгнул ему навстречу, и они начали драться как дерутся казаки, делая ложные выпады, нанося удар за ударом так быстро, что глаз не успевал за ними уследить.
В круге вокруг них тяжело дышащие, выпачкавшиеся в крови воины прекратили свою резню и стали наблюдать за двумя лидерами, которые решали судьбу Янаидара.
— Ай! — вскрикнула сотня глоток, когда Конан споткнулся, утратив контакт с лезвием запоросканца.
Ольгерд звонко крикнул и замахнулся мечом. Но до того как он успел ударить или хотя бы понять, что киммериец перехитрил его, длинный нож, направляемый железными мускулами Конана, пробил его нагрудник и пронзил чуть ниже сердца. Он умер еще до того, как упал на землю, вырвав из раны из раны лезвие при падении.
Когда Конан выпрямился, оглядываясь по сторонам, до него донесся крик, непохожий на тот, что он ожидал услышать от своих людей, разбивающих езмитов. Он посмотрел наверх и увидел новую силу вооруженных людей, которые грохотали вниз по улице плотной, дисциплинированной группой, круша и сметая со своего пути группки дерущихся. Когда они приблизились ближе, Конан смог различить позолоченную кольчугу и раскачивающие перья иранистанской королевской гвардии. Впереди всех бушевал могучий Готарза, нанося удары своей кривой саблей и по езмитам и по казакам.
В мгновение ока ход битвы полностью переменился. Некоторые езмиты стали удирать. Конан закричал: «Ко мне, казаки!», и его банда начала собираться вокруг него, смешавшись с кушафцами и некоторыми езмитами. Последние поняли, что Конан оказался единственным действенным лидером, который может противостоять их общему врагу. Они объединились с людьми, с которыми только что сцеплялись в смертельной хватке, а в это время между двумя массами продолжали сверкать мечи и падать люди.
Конан оказался лицом к лицу с Готарзой, разметающим все на своем пути ударами, которые могли свалить небольшие дубки. Зазубрившееся лезвие Конана звенело и сверкало быстрее, чем глаз мог уследить, но иранистанец не уступал ему. Кровь из царапины на лбу текла по щеке Готарзы; кровь из раненого плеча Конана темнела на его кольчуге. Но лезвия все крутились и лязгали, не находя брешей в защите соперника.
Вдруг шум битвы перерос в крики отчаянного ужаса. Со всех сторон люди бросили сражение и побежали по дороге к Лестнице. Паническая толпа вплотную прижала Конана к Готарзе. Они напрягались и боролись грудь к груди. Конан открыл свой рот, чтобы крикнуть, но туда набилась длинная черная борода Готарзы. Он выплюнул ее и прокричал:
— Какого черта, что здесь творится, дворцовая болонка?
— Истинные владельцы Янаидара вернулись, — ответил Готарза. — Посмотри, свинья!
Конан рискнул мельком осмотреться по сторонам. Со всех сторон приближались орды серых теней с немигающими, бездушными глазами и искаженными собачьими челюстями, цепляющихся за каждого человека, встретившегося им на пути, хватаясь за что попало своими когтистыми человекообразными руками и начиная разрывать его на куски и пожирая на месте. Люди отбивались от них маниакальным ужасом, но их мертвенная кожа казалось почти неуязвима для оружия. Там, где падал один, трое других занимали его место.
— Вампиры Янаидара! — закричал Готарза. — Нам нужно бежать. Пообещай мне не бить меня в спину, пока мы не выберемся отсюда, а я не буду трогать тебя. Мы можем свести наши счеты позже.
Поток беглецов сбил обоих с ног. Конан почувствовал, как чьи то ноги бегут по его спине. С невероятным усилием он встал сначала на колени, а потом на ноги, работая кулаками и локтями освобождая место, чтобы можно было дышать.
Беспорядочная толпа потекла на север по дороге к Лестнице, езмиты, казаки, кушафцы и иранистанские гвардейцы, все смешались вместе забыв о трехсторонней битве перед лицом этой нечеловеческой угрозы. Женщины и дети перемешались с воинами. По бокам этого беспорядочного потока вампиры, похожие на больших серых вшей, хватались за людей, выдергивая их из толпы. Толчками беглецов Конана вынесло к краю потока и он увидел Готарзу, сражающегося сразу с четырьмя вампирами. Тот потерял свой меч, но схватил двоих за глотки, каждого одной рукой, в то время, как один вцепился ему в ноги, а четвертый обвился вокруг, пытаясь дотянуться челюстями до горла.
Сильный удар меча Конана разрезал одного вампира пополам; второй остался без головы от второго удара. Готарза перебросил остальных через себя и они вцепились в Конана, кусая и царапаясь когтями и клыками. На мгновение они почти повалили его. Он смутно осознал, что Готарза оттянул одного из них, бросил его на землю и растоптал хрустящие прутья ребра. Конан поломал свой нож о другого и раскроил череп рукояткой третьему.
Потом они снова побежали с остальными. Они пронеслись сквозь ворота в циклопической стене, по Лестнице, по уклону, через ущелье. Вампиры преследовали их до ворот, вытаскивая из толпы человека за человеком. Когда последние беглецы толпясь миновали ворота, вампиры повернули обратно, суетясь вдоль дороги и в фруктовых садах, и облепили огрызаясь тела людей, образуя уже свои свалки и драки.
В ущелье люди валились с ног от усталости и ложились прямо на камень, не обращая внимания на близость своих недавних врагов, или садились, прислонившись спинами к утесам и валунам. Большинство было ранено. Все были запачканы кровью, растрепаны, в оборванной одежде, с разбитым и помятым вооружением. Глаза у всех налились кровью. Многие потеряли свое оружие. Из сотен воинов, которые собрались на сражение в Янаидаре на рассвете, меньше половины выбралось из города. Некоторое время было слышно только тяжелое дыхание, стоны раненых, треск разрываемой одежды, когда люди делали из нее примитивные повязки, да случайное звяканье оружия о камень.
Хотя он дрался, бегал и карабкался почти все время со вчерашнего дня, Конан одним из первых поднялся на ноги. Он зевал и потягивался, морщась от боли своих ран, а потом начал собирать вместе своих людей. Из своего отряда зуагирцев он смог найти только троих, включая Антара. Нашел он и Тубала, а Кодруса найти не удалось.
На другой стороне ущелья Балаш, сидя с перебинтованными ногами, слабым голосом отдавал приказы кушафцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13