Немного успокоившись, майор заявил: «Я расскажу всё. Но сначала дайте вымыться и переодеться». А обер-лейтенант, прося о том же, не переставал удивляться: «Неужели я вышел живым из ада? Нет, это хуже ада. В преисподней наверняка чище».
До предела уставшие, грязные, в изодранной одежде, возвращались разведчики на свою «квартиру» – в обжитый ими подвал. Там их с нетерпением ожидали товарищи. Кипела вода в баках на жарко пылавшей плите. Стояли наготове две огромные бутыли с одеколоном, добытые где-то на складе аптекарских товаров. Сразу же было сброшено всё насквозь пропитанное зловонной жидкостью обмундирование. Началось усиленное мытьё.
А тем временем в штабе шёл допрос двух приведённых разведчиками «языков». Майор и обер-лейте-нант указали на карте, как на Крепостной горе расставлена артиллерия, где находятся командные пункты, укрытия. Пленные знали много. Они рассказали, какими силами в Будапеште располагает германское командование, сообщили о плане прорыва из окружения.
И когда наступил день решающего штурма Крепостной горы – последнего оплота гитлеровцев, окружённых в Будапеште, – советские пушки ударили точно по тем целям на горе, которые приметили моряки-разведчики и указали взятые ими «языки».
Шесть огней

В один из дней конца марта Калганов получил известие, очень его опечалившее. В это время он был в прифронтовом госпитале: к недолеченной ране в руке прибавилась вторая, которую он успел получить после подземного похода – на этот раз он был ранен в ногу. Как завидовал он своим разведчикам, которые были уже далеко за Будапештом! Оттуда они и прислали командиру весть, так огорчившую его: выполняя боевое задание, погиб Аркадий Малахов.
Месяца четыре всего прослужил Малахов в отряде. Но Калганов уже успел полюбить этого находчивого ленинградского парня.
Ещё мальчишкой-ремесленником, в самые первые дни войны, в родном Ленинграде показал Аркадий, на что способен. В одну из ночей он выследил в сквере шпиона, который ракетами указывал цели немецким бомбардировщикам. Вооружённый только ученическим ремнём с пряжкой, Аркадий смело бросился преследовать шпиона, не раздумывая, что тот может застрелить его, – и шпион был пойман. Неполных семнадцати лет Аркадий уже стал бойцом истребительного батальона. Потом строил оборонительные рубежи под Ленинградом. Эвакуированный из осаждённого города, вскоре стал морским пехотинцем, высаживался в десантах в Керчь и через Днестровский лиман.
Недолго пробыл Аркадий в отряде, а память о себе оставил добрую…
Все в отряде любили Аркадия, мастера на шутку и острое слово, Аркашку-художника. В кармане его матросских брюк всегда лежал блокнот, в котором накопилось уже немало зарисовок: портреты товарищей, дунайские пейзажи, улицы югославских, венгерских городов. После войны, может быть, стал бы Аркадий настоящим художником.
Калганов знал: товарищи Малахова, и первым его друг Веретеник, поклялись, что отомстят за Аркадия. Знал, что они сдержат эту клятву в новых боях. И как хотелось Калганову быть вместе с ними! Ведь корабли флотилии снова идут вверх по Дунаю, снова в наступлении…
В один из дней этого наступления командующий флотилией контр-адмирал Холостяков перед строем моряков вручал правительственные награды отличившимся в боях. Один за другим по вызову выходили награждённые из строя, и адмирал прикреплял на грудь каждому из них орден или медаль.
Вот прозвучало:
– Матрос Малахов!
– Погиб смертью храбрых! – ответили из строя.
Командующий, нахмурившись, посмотрел на новенький орден Отечественной войны II степени, который он уже держал на ладони, отложил его в сторону, распорядился:
– Отправить на хранение семье!
Но как же всё-таки был потерян Малахов?
Чтобы рассказать об этом, надо рассказать не только о нём.
…По Дунаю проплыли последние льдины. Освободились от снега венгерские поля. Подсыхающими дорогами наши войска шли уже к австрийской границе. Чувствуя свой близкий конец, враг оборонялся ожесточённо. Он ещё держал в своих руках венгерский город Эстергом на правом берегу Дуная, всего в тридцати пяти километрах северо-западнее Будапешта. Но советские войска, обойдя Эстергом, прижали близ него к Дунаю несколько эсэсовских дивизий, охватив их с трёх сторон. Нужно было ударить по этим дивизиям с четвёртой стороны – с реки, чтобы разгромить их окончательно. Для этого требовалось высадить десант на правый берег, в тыл врага, западнее Эстергома.
Это была нелёгкая задача. Возле Эстергома враг сидел на обоих берегах Дуная, держа под прицелом своей артиллерии весь фарватер. А главное, около города гитлеровцы, как они это делали на Дунае уже не раз, создали преграду для наших кораблей, взорвав железнодорожный мост. Массивные фермы, сброшенные в воду, образовали как бы стальной забор. Требовалось найти в нём хотя бы маленькую щель, шириной пять-шесть метров и глубиной не менее метра, – такую, в которую смогли бы проскользнуть бронекатера.
В ночь перед той, в которую намечалось высадить десант, Любиша Жоржевич, Василий Глоба и Алексей Чхеидзе на полуглиссере сумели незаметно проскочить мимо немцев к мосту и, прокрутившись возле него полночи, нашли и промерили проход.
На следующую ночь, которая была такой же тёмной, к мосту с приглушёнными моторами вышел бронекатер. К левому борту его были пришвартованы две небольшие шлюпки. Они предназначались для матросов отряда разведки – Коцаря и Малахова, которые находились на том же катере. Малахова сначала не хотели брать: у него ещё не совсем зажила рана на ноге, полученная в Будапеште. Но он настоял на своём и теперь был вместе с товарищами.
С Коцарем и Малаховым на том же катере вышли Веретеник, Жоржевич и ещё один разведчик – Гура. Бронекатер должен был высадить их на остров, расположенный на пути к мосту, а Коцаря и Малахова в шлюпках оставить возле прохода, найденного между фермами взорванного моста.
Ещё раньше вышел полуглиссер с небольшой шлюпкой на буксире. На нём у штурвала сидел Алексей Чхеидзе. Вместе с ним находился и Глоба.
Каждому, кроме Чхеидзе, надлежало занять назначенный пост и только при подходе кораблей включить сигнальный фонарь. Чхеидзе же, после того как все займут свои места, должен был один вернуться на полуглиссере, доложить о готовности и, пересев на головной бронекатер, за которым пойдут все остальные, провести его через проход.
Когда, дойдя до острова, шлюпку поставили на якорь и все разведчики заняли назначенное каждому место, Чхеидзе полным ходом повёл полуглиссер назад в базу. Над рекой по-прежнему лежала тишина. Противник на обоих берегах, видимо, ещё ничего не подозревал.
Шесть разведчиков были готовы выполнить свой долг. У каждого имелся сильный сигнальный фонарь, который до поры никто, конечно, не включал, все были вооружены автоматами и гранатами на случай, если придётся столкнуться с врагом. Один край прохода у торчащей из воды фермы должен был указать своим фонарём Коцарь. Малахов в другой шлюпке находился у противоположного края прохода, возле мостового устоя. Жоржевич занял пост на оконечности острова, обращенной к мосту. Веретеник и Гура расположились на острове ниже по течению, вдоль кромки берега, на некотором расстоянии один от другого. Перед островом ждал в шлюпке Глоба, первый на пути бронекатеров.
Когда послышится в ночной тиши звук моторов ожидаемых кораблей, на скрытой во тьме реке загорятся шесть фонарей. Они образуют вытянутую по фарватеру цепочку. От одного путеводного огня к другому пойдут бронекатера к мосту…
Держа наготове ещё не включённые фонари, ждали разведчики, каждый на своём посту. Напряжённо вслушивались в ночную тишину: не раздастся ли знакомый рокот моторов? Нажать пальцем на кнопку, включить фонарь. Но только тогда когда катера будут уже близко. Ни минутой раньше, чтобы враг не успел пристреляться по идущим кораблям.
…Тишина незыблемо простиралась над рекой, и только где-то далеко-далеко, выше по течению, чуть слышались глуховатые перекаты канонады. Это там, за Эстергомом. Туда на помощь нашим войскам, теснящим врага, прижатого к дунайскому берегу, должны были пройти бронекатера.
…Было начало третьего ночи, когда головной корабль, за которым следовали остальные, приближался к мосту.
Затаившийся на обоих берегах враг молчал. Темнота скрывала корабли. Приглушённый звук их моторов, вероятно, не достигал берегов. Да и едва ли противник мог подумать, что моряки рискнут в такую темь идти через разрушенный мост.
Алексей Чхеидзе стоял в командирской рубке головного катера рядом с рулевым, чтобы показывать ему направление. В узкой прорези смотровой щели впереди ничего не было видно. Но Чхеидзе уже угадывал: близок остров, за ним – мост. Где-то уже совсем недалеко впереди, скрытые мраком, ждут на своих постах Глоба, Веретеник, Гура, Жоржевич, Коцарь, Малахов. Созвездие из шести огней цепочкой, вытянутой по ходу кораблей, вспыхнет посреди чёрной реки, указывая им путь. Конечно, огни увидят не только на кораблях. Тотчас же увидит их и враг с берегов. Алексея Чхеидзе всё больше охватывала тревога за шестерых товарищей. Включив фонари, они неизбежно вызовут вражеский огонь на себя.
Впереди, чуть левее курса корабля, мрак ночи проколола крохотная белая искорка. «Фонарь Глобы!» – угадал Чхеидзе.
Там, где зажёгся фонарь, чуть повыше, тьму ночи мгновенно прочертили прямые, красноватые, быстро гаснущие огненные линии. «Трассирующими стреляют!» Сердце Алексея Чхеидзе забилось тревожно: товарищи под огнём!
А за фонарём Глобы, чуть подальше – это уже на острове, – вспыхнули один за другим, образуя редкий, вытянутый вдоль реки пунктир, ещё три огня: Веретеника, Гуры, Жоржевича. И в дальнем конце цепочки ещё два огня рядом – Коцаря и Малахова. Шесть огней указывают путь.
А багровые и белые линии, непрерывно прорезающие темноту слева и справа, мечутся, сходятся вместе, скрещиваются, словно кто-то хочет зачеркнуть ими шесть неподвижных огней, мерцающих впереди.
Ближе, ближе, прямо по носу первый огонь – фонарь Глобы. Вот уже видно – на чёрной воде колышутся желтоватые блики. Головной бронекатер берёт чуть правее – огонь Глобы теперь по левому борту. Слышно, как со зловещим свистом проносится снаряд, как взвизгивают летящие низко над водой пули.
Чхеидзе выглядывает из рубки налево, туда, где на колеблемой разрывами тёмной воде золотистыми змейками извиваются отсветы фонаря Глобы. «Вася!» – хочется крикнуть Алексею. Он видит Глобу: тот, привстав в шлюпке, качающейся на взбудораженной воде, одной рукой держится за борт, а другой высоко поднимает сигнальный фонарь. Катер проходит мимо шлюпки совсем близко – всего в шести-семи метрах. Кажется, Глоба что-то кричит… Но гул корабельных моторов, визг снарядов и пуль не дают возможности расслышать. «Не ранен ли Глоба?» Чхеидзе окликнул его. Но пляшущие на волнах желтоватые отсветы фонаря Глобы уже ушли назад. Не видно ни отсветов, ни фонаря, ни шлюпки…
Набирая ход, головной катер спешит к мосту. Слева, на смутном фоне полоски острова, светятся, один дальше другого, три огня. Катер спешит мимо них, держа направление между двумя огнями, обозначающими края прохода.
Показывая рулевому, куда следует вести корабль, Чхеидзе одновременно следит за фонарями товарищей. На них сейчас направлен огонь вражеских пулемётов и орудий с обоих берегов. Вот упал, сейчас погаснет фонарь Жоржевича. Нет, не погас, снова поднялся… Погас фонарь Малахова! Снова вспыхнул. Снова погас! Убит Аркадий? Ранен? Не видно огня Коцаря. Что с ним? Уже пройден остров.
Мост!
Бронекатер идёт точно серединой прохода. Промелькнула башня устоя, уходящая из воды высоко к беззвёздному небу, на мгновение показались угловатые контуры полузатонувшей фермы. Прошёл… Стихло клокотание воды, рвущейся между стальными балками, разбивающейся о камень.
Сзади гремят выстрелы и разрывы. Наша артиллерия, стоящая на позициях перед Эстергомом, открыла огонь по береговым батареям врага. Глухо проревели снаряды «катюш», посланные с кораблей артиллерийского сопровождения: они идут позади кораблей с десантом.
Головной бронекатер ушёл уже далеко за мост. За ним, почти в его буруне, идёт следующий. Враг, захваченный врасплох, едва ли успеет нанести какой-либо урон проходящим за мост кораблям. Но каково приходится шестерым смельчакам, стойко несущим вахту под вражеским огнём? Их фонари – великолепные ориентиры для немецких артиллеристов и пулемётчиков. Алексей Чхеидзе оглядывается: целы ли друзья? Светят ли ещё их фонари?
Фонари светили. Не все, но светили. Светили под пулемётным огнём, под разрывами снарядов и мин, летящих с берегов. Светили до тех пор, пока через разведанный в мосту проход не прошли все бронекатера.
Мужество тех, кто зажёг огни, внезапность и точность действий тех, кто шёл на кораблях, решили успех. Задача, поставленная морякам, была выполнена: десант, поддержанный огнём корабельной артиллерии, высадился в назначенном месте и в назначенный час, и это определило исход боя. Прижатые к Дунаю эсэсовские дивизии были разгромлены.
Перед рассветом один из бронекатеров, шедших обратно, подвернул к острову и взял на борт разведчиков. Их приняли на корабле как героев. Отвели в тёплый кубрик, накормили. Перевязали Жоржевичу свежую, кровоточащую рану на плече. Уложили Глобу, получившего серьёзную контузию и раненного в бедро.
Задание было выполнено, корабль вёз разведчиков обратно в базу. Но невеселы были они. Не было среди них Аркадия Малахова… В посечённой осколками, набравшей воды шлюпке, из которой сигналил фонарём Малахов, нашли его ушанку, автомат и гранаты. Не было сомнений в том, что близким разрывом Малахов был убит или тяжело ранен, сброшен в воду вместе с фонарём и, конечно, не выплыл; даже если его сбросило в Дунай живым, он не в состоянии был бы долго продержаться в леденящей воде, а оказать ему помощь, конечно, никто не мог.
А недели через две, уже после того как матери Малахова было послано извещение о его смерти и он был награждён посмертно, его друзья в отряде получили от него письмо с обратным адресом, в котором стоял почтовый номер какой-то незнакомой части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16