https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/Italy/
Его расстреляли как заложника после нападения на немецких военных.
«В те дни я часто говорила себе: если это когда-нибудь закончится, я никогда больше не буду ворчать и капризничать, я буду всем довольна», - вспоминала Одри.
И она сдержала слово. К той спокойной невозмутимости, с помощью которой защищалась от жизненных проблем и которую она сформировала в себе еще ребенком среди родительских ссор, присоединилось усвоенное во время войны осознание того, что кому-то где-то живется намного хуже, чем ей.
К сентябрю 1944 года стало ясно, что союзники выигрывают войну. Немцев вытеснили из Франции, и им пришлось отступать к своим бункерам на востоке. Эйзенхауэр и Монтгомери планировали большое наступление, которое приблизит конец войны. С этой целью предполагалось высадить 35 000 солдат на планерах и парашютах. Они должны были захватить и удержать переправу через Рейн у Арнема, позволив союзным армиям прорваться в самое сердце Рура. Однако этот блистательный план полностью провалился, что сопровождалось страшными потерями: 17 тысяч убитых и раненых солдат и офицеров и 5 тысяч убитых жителей Арнема. Месть со стороны немцев не заставила себя ждать и была поистине ужасна. В ту ночь все уцелевшие жители города, мужчины, женщины и дети - и Одри среди них, вместе с матерью, сводным братом и друзьями, которые с ними прятались в подвале во время бомбардировки, - должны были по приказу немецкого командования покинуть Арнем к 8 часам утра. Те, кто отказывался это сделать (или просто опоздал), подлежали расстрелу.
Одри помогала набивать вещами чемоданы, рюкзаки и все остальное, во что могли уместиться предметы первой необходимости. После этого они влились в длинную колонну, где было примерно 100 000 беженцев из города - здоровых и больных, еще крепких и уже совсем ослабевших. Их выбросили на произвол судьбы в опустошенные и разграбленные деревни. По меньшей мере, 3 000 умерли от истощения, болезней и физических перегрузок.
Но семейству ван Хеемстра вновь посчастливилось. Они нашли убежище в Вельпе, деревушке неподалеку от Арнема, в особняке, принадлежавшем деду Одри. Вскоре дом оказался забит до отказа беженцами. «Не было вообще никакой еды», - вспоминала Одри. Вместе с другими юными изгнанниками из Арнема она ходила в поле и выкапывала из промерзлой земли оставшуюся репу. Они съедали даже попадавшиеся им под руку цветочные луковицы. Несколько лет спустя, когда Одри смотрела в Лондоне «Унесенные ветром», она инстинктивно прижала к себе мать, увидев на экране, как Вивьен Ли в роли Скарлетт голыми руками раскапывает когда-то плодородную землю разграбленного поместья в поисках чего-либо съедобного для себя и своей семьи. Эта сцена напоминала Одри те дни отчаяния, когда она сама почти умирала от голода.
Должно быть, в это время, в самые последние месяцы войны, ее едва не схватили немецкие солдаты, сгонявшие всех мужчин, мальчишек, работоспособных женщин и девушек на строительство укреплений, которые поспешно готовились в надежде сдержать наступление союзников. Одри вернулась в Арнем в поисках еды и заметила патруль. Она сразу же юркнула в подвал разрушенного дома. Среди мифов о Хепберн есть и такой, который гласит, что она пряталась там целый месяц. И все же Одри скрывалась довольно долго, и ее мать думала, что девушку схватили немцы. Радость, вызванная ее возвращением, мгновенно испарилась, когда родные увидели, в каком состоянии Одри. За время, проведенное в укрытии, к отекам и малокровию присоединилась еще и желтуха. И если бы не кончилась война, то скорее всего пришел бы конец Одри Хепберн.
«ТАНЦУЙТЕ, МАЛЕНЬКАЯ ЛЕДИ»
Близким другом Эллы ван Хеемстра в предвоенные годы был молодой англичанин по имени Майкл Берн. «Как только разразилась война, с ними была утрачена всякая связь», - говорит Берн.
Майкл Берн, служивший в армии, был захвачен в плен во время рейда морских десантников у Сент-Назера в конце марта 1942 года и отправлен в концентрационный лагерь. Однажды Берну, к его несказанному удивлению, вручили посылку от Красного Креста. Отправитель не был указан. До репатриации в конце войны ему ничего не было известно о том, что Элла ван Хеемстра, будучи в Гарлеме, пошла в кино, где внезапно, когда показывали немецкую хронику, на экране появился Берн, которого среди других пленных гнали по улицам, подталкивая штыком в спину. "Руки я поднял вверх в форме буквы «V» («victory» - «победа») специально для британской разведки. Элла узнала меня и от волнения схватила за руку сидевшего рядом с ней зрителя, немецкого офицера, и воскликнула по-английски: «Это - Мики». Баронесса была знакома с еврейкой - хозяйкой кинотеатра. В полночь они вдвоем проскользнули в здание, реквизированное оккупантскими властями, вновь просмотрели хронику, вырезали из нее кадры с Берном и снова склеили пленку. Имея на руках фотографию Берна, Элла связалась с Красным Крестом, и он получил ту самую посылку с продуктами.
Но вернемся к временам освобождения. Одри серьезно больна. Берна репатриировали. «Элла в отчаянии написала мне, что ей нужно новое чудодейственное лекарство - пенициллин, но его невозможно найти в Нидерландах, разве только за огромные деньги, которых у нее, естественно, не было. Не могу ли я ей прислать несколько пачек сигарет? (Цена за которые поднялась на черном рынке невероятно высоко.) И я посылал ей сотни и тысячи сигарет». Элла продавала их на черном рынке в Амстердаме, где Одри лежала в больнице и где в маленькой квартирке жила и сама баронесса. Позднее она писала Берну, что пенициллин, купленный на деньги, вырученные от продажи сигарет, спас Одри жизнь.
И когда ее спрашивали о войне, Одри иногда говорила, что у дней освобождения от оккупации был «запах английских сигарет». Обычно Одри имела в виду солдат союзных армий, которых она встречала на улицах своего родного города. Может быть, и так. Но за английские сигареты, присылаемые Майклом Берном, для нее было приобретено более важное освобождение. Каким-то образом этот случай стал звеном в цепи событий, через много десятилетий приведших ее к миссии доброй воли. У Одри с этими несчастными голодными детьми общим было одно: подобно им, она хорошо знала, что значит стоять у самых врат смерти.
Выздоровлению Одри помогли и посылки с продуктами и лекарствами от Отдела ООН по оказанию гуманитарной помощи.
Отец Одри встретил день мира в весьма дурном настроении. Еще в начале войны рассматривался вопрос о том, чтобы переправить его на остров Святой Елены в Южную Атлантику, где предполагалось устроить лагерь для участников «Пятой колонны» - так называли в Англии интернированных лиц. Но Хепберн-Растона отправили в лагерь Певерил около Пиля вместе с сотнями других заключенных. (Женщин и иностранцев содержали в лагере в Порт-Эрине.) Жизнь там была не слишком тяжела. Заключенные жили в нескольких больших зданиях у дамбы и в домах, расположенных террасами. Все они были обнесены колючей проволокой. Со временем в лагере стали проводиться спортивные и просветительные мероприятия, а так как многие из узников имели хорошее образование, а некоторые были даже известными учеными, то в этом направлении были достигнуты немалые успехи. Солагерники вспоминают, что Хепберн-Растон отличался крайней необщительностью и держался особняком. Именно здесь он получил свое прозвище «Яванский Джо». Кроме того, по словам одного из заключенных, он «вел себя так, словно привык вертеть крупными денежными суммами, а теперь вдруг лишился почти всего». Много времени Хепберн-Растон проводил за чтением книг, при этом в нем вызревала все более ощутимая ненависть к Британии и британцам.
Хепберн-Растон не участвовал в ежевечернем ритуале, когда исполняли «Боже, храни короля». Некоторые из заключенных сопровождали пение фашистским приветствием. Его имени нет и в сохранившихся с той поры книгах с бодряческими записями типа «Смирение есть проявление слабости», «Во время войны благоразумие есть преступление» или «Сила правит миром». Питался он в тюремной столовой, ел молча рядом с оборванными и небритыми сотрапезниками, которым, несмотря на то, что они сидели за столами, сколоченными из простых досок, ели из оловянных мисок и пили чай из банок из-под сухого молока, служивших им вместо кружек, удавалось поддерживать атмосферу буржуазной благопристойности и даже - в особых случаях - стиль торжественного официального обеда. На почетном месте стоял пустой стул для «утраченного вождя», сэра Освальда Мосли, сидевшего в тюрьме.
Хепберн-Растон был в заключении до апреля 1945 года. Это весьма длительный срок. Он оказался одним из тридцати девяти заключенных - все они были яростными сторонниками нацизма, - освобожденных всего лишь за месяц до завершения второй мировой войны.
Полин Эвертс вспоминает, какие торжества устраивались в Арнеме в честь освобождения. «Мать Одри очень любила проводить время с английскими офицерами. Одри это тоже очень нравилось. Помнится, в лесу был клуб под названием „Медная шляпа“, и нас приглашали туда на танцы. Приглашали и Одри. Элла разрешала ей ходить туда, а я ее сопровождала. В это время ей было пятнадцать или шестнадцать лет. Те продукты, которыми ее снабжали английские офицеры, очень помогли выздоровлению девушки».
Денег не хватало. Элла ван Хеемстра воспользовалась своим именем и связями, чтобы получить работу в Амстердаме. Вначале она занималась закупкой рыночных продуктов для ресторанов, которые начали открываться после войны, затем она стала поставщиком провизии для иностранных фирм, возобновлявших свою деятельность. Деньги, которые зарабатывала баронесса, шли на покупку лекарств для Одри, а когда здоровье девушки улучшилось, на оплату уроков танца.
«Кроме того, она находила и другие мелкие подработки, чтобы скопить денег для себя и Одри, - вспоминает миссис Эвертс. - Одна моя знакомая в Амстердаме, портниха, как-то решила показать свои изделия и пригласила меня на роль манекенщицы. Одри же демонстрировала детскую одежду. Помимо этого мы устраивали „показы мод“ в Арнеме. Я вспомнила об этом много лет спустя, когда Одри уже прославилась и жила неподалеку от Лозанны. Моя собственная дочь в это время училась в расположенной поблизости школе и частенько наведывалась к Одри, у которой всегда было великолепное, сшитое на заказ платье или что-то в этом роде, что она могла подарить девочке, и та появлялась в школе в таком шикарном туалете».
Одри занималась балетом у Сони Гаскелл, ведущей преподавательницы танца в Амстердаме. Ее авангардистская методика соединяла джазовые ритмы с классикой. Очень скоро мышцы Одри обрели былую силу и гибкость. У нее появилось то особое изящество движений, которое стало для нее второй натурой.
Но способностями к танцу не ограничивалась одаренность девушки. Нужда военного времени сделала из нее мастера на все руки. Как-то Одри согласилась прокатиться со своим знакомым на старом мотоцикле, у которого вышла из строя маслоподающая трубка. Одри сбегала в ближайшее кафе, попросила там соломинку для коктейлей и, воспользовавшись ею и своей лентой для волос, там же, у обочины, сделала некое приспособление, которое позволило доехать до ремонтной мастерской. Много лет спустя, когда она уже стала звездой мирового кино, Одри опять пришлось заняться импровизированным ремонтом автомобиля, принадлежавшего фотографу, который делал подборку рекламных фотографий актрисы на Лазурном берегу.
Тогда же главное внимание Одри уделяла балету. Ее наставница полагала, что девушка так усердна после прикосновения смерти, которое показало истинную цену жизни. Но корни этого упорства гораздо глубже. Ее кальвинистское воспитание приучило трудиться упорно и целеустремленно. Христианская наука убеждала, что возможно все, если этого желает разум (и Господь Бог). Единственное, на что не могла повлиять сила воли, был ее рост. При 5 футах 7 дюймах роста (170 см) Одри была слишком высока для балета. Партнеры должны были превосходить ее по росту хотя бы на один дюйм (2,5 см), чтобы такая пара хорошо смотрелась.
Уроки танца для Одри прекратились, когда муниципальные субсидии школе были сокращены до минимума, и Соня Гаскелл решила переехать в Париж. Баронесса отказалась последовать за ней, так как понимала, что не сможет содержать семью в стране, где не было ни родственников, ни знакомых. Благоразумнее было воспользоваться британским гражданством, которое она получила благодаря замужеству, и отвезти Одри в Лондон, где девушка смогла бы продолжить свое обучение. Одри рекомендовали пойти в «Балле Рамбер», известную балетную школу. Амстердамская преподавательница Одри была хорошо знакома с Мари Рамбер, основательницей школы и бывшей танцовщицей. Мадам Рамбер сочувствовала девушке, которая была слишком высока для балета. Ее собственным мечтам стать прима-балериной не суждено было сбыться из-за тех же, что и у Одри, лишних дюймов роста.
Но незадолго до отъезда из Голландии Одри посчастливилось попробовать себя в совершенно ином деле. Национальная компания «KLM» в целях рекламы туризма выделила деньги на съемки сорокаминутного документального фильма. Нужна была девушка на роль стюардессы, которая одинаково хорошо владела бы голландским и английским. Баронесса воспользовалась своими связями: она знала директора «KLM». И Одри получила свою первую роль и возможность обратить на себя внимание публики, «Она была весела, очаровательна, мила… она светила, как яркое солнышко» - так, по свидетельству очевидцев, охарактеризовал ее один из постановщиков фильма X. М. Иозефсон. Не сохранилось ни одной копии этого фильма, но в них нет и особой нужды, ведь в словах Иозефсона схвачены главные качества Одри Хепберн. У многих возникло ощущение радостного открытия, когда они замечали ее, слышали ее голос, который невозможно спутать ни с чьим другим. В момент «открытия» Одри как актрисы ее уверенность в себе была еще очень и очень хрупкой, и она останется таковой и после нескольких фильмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
«В те дни я часто говорила себе: если это когда-нибудь закончится, я никогда больше не буду ворчать и капризничать, я буду всем довольна», - вспоминала Одри.
И она сдержала слово. К той спокойной невозмутимости, с помощью которой защищалась от жизненных проблем и которую она сформировала в себе еще ребенком среди родительских ссор, присоединилось усвоенное во время войны осознание того, что кому-то где-то живется намного хуже, чем ей.
К сентябрю 1944 года стало ясно, что союзники выигрывают войну. Немцев вытеснили из Франции, и им пришлось отступать к своим бункерам на востоке. Эйзенхауэр и Монтгомери планировали большое наступление, которое приблизит конец войны. С этой целью предполагалось высадить 35 000 солдат на планерах и парашютах. Они должны были захватить и удержать переправу через Рейн у Арнема, позволив союзным армиям прорваться в самое сердце Рура. Однако этот блистательный план полностью провалился, что сопровождалось страшными потерями: 17 тысяч убитых и раненых солдат и офицеров и 5 тысяч убитых жителей Арнема. Месть со стороны немцев не заставила себя ждать и была поистине ужасна. В ту ночь все уцелевшие жители города, мужчины, женщины и дети - и Одри среди них, вместе с матерью, сводным братом и друзьями, которые с ними прятались в подвале во время бомбардировки, - должны были по приказу немецкого командования покинуть Арнем к 8 часам утра. Те, кто отказывался это сделать (или просто опоздал), подлежали расстрелу.
Одри помогала набивать вещами чемоданы, рюкзаки и все остальное, во что могли уместиться предметы первой необходимости. После этого они влились в длинную колонну, где было примерно 100 000 беженцев из города - здоровых и больных, еще крепких и уже совсем ослабевших. Их выбросили на произвол судьбы в опустошенные и разграбленные деревни. По меньшей мере, 3 000 умерли от истощения, болезней и физических перегрузок.
Но семейству ван Хеемстра вновь посчастливилось. Они нашли убежище в Вельпе, деревушке неподалеку от Арнема, в особняке, принадлежавшем деду Одри. Вскоре дом оказался забит до отказа беженцами. «Не было вообще никакой еды», - вспоминала Одри. Вместе с другими юными изгнанниками из Арнема она ходила в поле и выкапывала из промерзлой земли оставшуюся репу. Они съедали даже попадавшиеся им под руку цветочные луковицы. Несколько лет спустя, когда Одри смотрела в Лондоне «Унесенные ветром», она инстинктивно прижала к себе мать, увидев на экране, как Вивьен Ли в роли Скарлетт голыми руками раскапывает когда-то плодородную землю разграбленного поместья в поисках чего-либо съедобного для себя и своей семьи. Эта сцена напоминала Одри те дни отчаяния, когда она сама почти умирала от голода.
Должно быть, в это время, в самые последние месяцы войны, ее едва не схватили немецкие солдаты, сгонявшие всех мужчин, мальчишек, работоспособных женщин и девушек на строительство укреплений, которые поспешно готовились в надежде сдержать наступление союзников. Одри вернулась в Арнем в поисках еды и заметила патруль. Она сразу же юркнула в подвал разрушенного дома. Среди мифов о Хепберн есть и такой, который гласит, что она пряталась там целый месяц. И все же Одри скрывалась довольно долго, и ее мать думала, что девушку схватили немцы. Радость, вызванная ее возвращением, мгновенно испарилась, когда родные увидели, в каком состоянии Одри. За время, проведенное в укрытии, к отекам и малокровию присоединилась еще и желтуха. И если бы не кончилась война, то скорее всего пришел бы конец Одри Хепберн.
«ТАНЦУЙТЕ, МАЛЕНЬКАЯ ЛЕДИ»
Близким другом Эллы ван Хеемстра в предвоенные годы был молодой англичанин по имени Майкл Берн. «Как только разразилась война, с ними была утрачена всякая связь», - говорит Берн.
Майкл Берн, служивший в армии, был захвачен в плен во время рейда морских десантников у Сент-Назера в конце марта 1942 года и отправлен в концентрационный лагерь. Однажды Берну, к его несказанному удивлению, вручили посылку от Красного Креста. Отправитель не был указан. До репатриации в конце войны ему ничего не было известно о том, что Элла ван Хеемстра, будучи в Гарлеме, пошла в кино, где внезапно, когда показывали немецкую хронику, на экране появился Берн, которого среди других пленных гнали по улицам, подталкивая штыком в спину. "Руки я поднял вверх в форме буквы «V» («victory» - «победа») специально для британской разведки. Элла узнала меня и от волнения схватила за руку сидевшего рядом с ней зрителя, немецкого офицера, и воскликнула по-английски: «Это - Мики». Баронесса была знакома с еврейкой - хозяйкой кинотеатра. В полночь они вдвоем проскользнули в здание, реквизированное оккупантскими властями, вновь просмотрели хронику, вырезали из нее кадры с Берном и снова склеили пленку. Имея на руках фотографию Берна, Элла связалась с Красным Крестом, и он получил ту самую посылку с продуктами.
Но вернемся к временам освобождения. Одри серьезно больна. Берна репатриировали. «Элла в отчаянии написала мне, что ей нужно новое чудодейственное лекарство - пенициллин, но его невозможно найти в Нидерландах, разве только за огромные деньги, которых у нее, естественно, не было. Не могу ли я ей прислать несколько пачек сигарет? (Цена за которые поднялась на черном рынке невероятно высоко.) И я посылал ей сотни и тысячи сигарет». Элла продавала их на черном рынке в Амстердаме, где Одри лежала в больнице и где в маленькой квартирке жила и сама баронесса. Позднее она писала Берну, что пенициллин, купленный на деньги, вырученные от продажи сигарет, спас Одри жизнь.
И когда ее спрашивали о войне, Одри иногда говорила, что у дней освобождения от оккупации был «запах английских сигарет». Обычно Одри имела в виду солдат союзных армий, которых она встречала на улицах своего родного города. Может быть, и так. Но за английские сигареты, присылаемые Майклом Берном, для нее было приобретено более важное освобождение. Каким-то образом этот случай стал звеном в цепи событий, через много десятилетий приведших ее к миссии доброй воли. У Одри с этими несчастными голодными детьми общим было одно: подобно им, она хорошо знала, что значит стоять у самых врат смерти.
Выздоровлению Одри помогли и посылки с продуктами и лекарствами от Отдела ООН по оказанию гуманитарной помощи.
Отец Одри встретил день мира в весьма дурном настроении. Еще в начале войны рассматривался вопрос о том, чтобы переправить его на остров Святой Елены в Южную Атлантику, где предполагалось устроить лагерь для участников «Пятой колонны» - так называли в Англии интернированных лиц. Но Хепберн-Растона отправили в лагерь Певерил около Пиля вместе с сотнями других заключенных. (Женщин и иностранцев содержали в лагере в Порт-Эрине.) Жизнь там была не слишком тяжела. Заключенные жили в нескольких больших зданиях у дамбы и в домах, расположенных террасами. Все они были обнесены колючей проволокой. Со временем в лагере стали проводиться спортивные и просветительные мероприятия, а так как многие из узников имели хорошее образование, а некоторые были даже известными учеными, то в этом направлении были достигнуты немалые успехи. Солагерники вспоминают, что Хепберн-Растон отличался крайней необщительностью и держался особняком. Именно здесь он получил свое прозвище «Яванский Джо». Кроме того, по словам одного из заключенных, он «вел себя так, словно привык вертеть крупными денежными суммами, а теперь вдруг лишился почти всего». Много времени Хепберн-Растон проводил за чтением книг, при этом в нем вызревала все более ощутимая ненависть к Британии и британцам.
Хепберн-Растон не участвовал в ежевечернем ритуале, когда исполняли «Боже, храни короля». Некоторые из заключенных сопровождали пение фашистским приветствием. Его имени нет и в сохранившихся с той поры книгах с бодряческими записями типа «Смирение есть проявление слабости», «Во время войны благоразумие есть преступление» или «Сила правит миром». Питался он в тюремной столовой, ел молча рядом с оборванными и небритыми сотрапезниками, которым, несмотря на то, что они сидели за столами, сколоченными из простых досок, ели из оловянных мисок и пили чай из банок из-под сухого молока, служивших им вместо кружек, удавалось поддерживать атмосферу буржуазной благопристойности и даже - в особых случаях - стиль торжественного официального обеда. На почетном месте стоял пустой стул для «утраченного вождя», сэра Освальда Мосли, сидевшего в тюрьме.
Хепберн-Растон был в заключении до апреля 1945 года. Это весьма длительный срок. Он оказался одним из тридцати девяти заключенных - все они были яростными сторонниками нацизма, - освобожденных всего лишь за месяц до завершения второй мировой войны.
Полин Эвертс вспоминает, какие торжества устраивались в Арнеме в честь освобождения. «Мать Одри очень любила проводить время с английскими офицерами. Одри это тоже очень нравилось. Помнится, в лесу был клуб под названием „Медная шляпа“, и нас приглашали туда на танцы. Приглашали и Одри. Элла разрешала ей ходить туда, а я ее сопровождала. В это время ей было пятнадцать или шестнадцать лет. Те продукты, которыми ее снабжали английские офицеры, очень помогли выздоровлению девушки».
Денег не хватало. Элла ван Хеемстра воспользовалась своим именем и связями, чтобы получить работу в Амстердаме. Вначале она занималась закупкой рыночных продуктов для ресторанов, которые начали открываться после войны, затем она стала поставщиком провизии для иностранных фирм, возобновлявших свою деятельность. Деньги, которые зарабатывала баронесса, шли на покупку лекарств для Одри, а когда здоровье девушки улучшилось, на оплату уроков танца.
«Кроме того, она находила и другие мелкие подработки, чтобы скопить денег для себя и Одри, - вспоминает миссис Эвертс. - Одна моя знакомая в Амстердаме, портниха, как-то решила показать свои изделия и пригласила меня на роль манекенщицы. Одри же демонстрировала детскую одежду. Помимо этого мы устраивали „показы мод“ в Арнеме. Я вспомнила об этом много лет спустя, когда Одри уже прославилась и жила неподалеку от Лозанны. Моя собственная дочь в это время училась в расположенной поблизости школе и частенько наведывалась к Одри, у которой всегда было великолепное, сшитое на заказ платье или что-то в этом роде, что она могла подарить девочке, и та появлялась в школе в таком шикарном туалете».
Одри занималась балетом у Сони Гаскелл, ведущей преподавательницы танца в Амстердаме. Ее авангардистская методика соединяла джазовые ритмы с классикой. Очень скоро мышцы Одри обрели былую силу и гибкость. У нее появилось то особое изящество движений, которое стало для нее второй натурой.
Но способностями к танцу не ограничивалась одаренность девушки. Нужда военного времени сделала из нее мастера на все руки. Как-то Одри согласилась прокатиться со своим знакомым на старом мотоцикле, у которого вышла из строя маслоподающая трубка. Одри сбегала в ближайшее кафе, попросила там соломинку для коктейлей и, воспользовавшись ею и своей лентой для волос, там же, у обочины, сделала некое приспособление, которое позволило доехать до ремонтной мастерской. Много лет спустя, когда она уже стала звездой мирового кино, Одри опять пришлось заняться импровизированным ремонтом автомобиля, принадлежавшего фотографу, который делал подборку рекламных фотографий актрисы на Лазурном берегу.
Тогда же главное внимание Одри уделяла балету. Ее наставница полагала, что девушка так усердна после прикосновения смерти, которое показало истинную цену жизни. Но корни этого упорства гораздо глубже. Ее кальвинистское воспитание приучило трудиться упорно и целеустремленно. Христианская наука убеждала, что возможно все, если этого желает разум (и Господь Бог). Единственное, на что не могла повлиять сила воли, был ее рост. При 5 футах 7 дюймах роста (170 см) Одри была слишком высока для балета. Партнеры должны были превосходить ее по росту хотя бы на один дюйм (2,5 см), чтобы такая пара хорошо смотрелась.
Уроки танца для Одри прекратились, когда муниципальные субсидии школе были сокращены до минимума, и Соня Гаскелл решила переехать в Париж. Баронесса отказалась последовать за ней, так как понимала, что не сможет содержать семью в стране, где не было ни родственников, ни знакомых. Благоразумнее было воспользоваться британским гражданством, которое она получила благодаря замужеству, и отвезти Одри в Лондон, где девушка смогла бы продолжить свое обучение. Одри рекомендовали пойти в «Балле Рамбер», известную балетную школу. Амстердамская преподавательница Одри была хорошо знакома с Мари Рамбер, основательницей школы и бывшей танцовщицей. Мадам Рамбер сочувствовала девушке, которая была слишком высока для балета. Ее собственным мечтам стать прима-балериной не суждено было сбыться из-за тех же, что и у Одри, лишних дюймов роста.
Но незадолго до отъезда из Голландии Одри посчастливилось попробовать себя в совершенно ином деле. Национальная компания «KLM» в целях рекламы туризма выделила деньги на съемки сорокаминутного документального фильма. Нужна была девушка на роль стюардессы, которая одинаково хорошо владела бы голландским и английским. Баронесса воспользовалась своими связями: она знала директора «KLM». И Одри получила свою первую роль и возможность обратить на себя внимание публики, «Она была весела, очаровательна, мила… она светила, как яркое солнышко» - так, по свидетельству очевидцев, охарактеризовал ее один из постановщиков фильма X. М. Иозефсон. Не сохранилось ни одной копии этого фильма, но в них нет и особой нужды, ведь в словах Иозефсона схвачены главные качества Одри Хепберн. У многих возникло ощущение радостного открытия, когда они замечали ее, слышали ее голос, который невозможно спутать ни с чьим другим. В момент «открытия» Одри как актрисы ее уверенность в себе была еще очень и очень хрупкой, и она останется таковой и после нескольких фильмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46