Вашингтон согласился, что, раз, «Аполлоны» с «14» по «17» уже оплачены, то они пройдут, как намечено, и в течение двух с половиной лет в эти последние четыре экспедиции на Луну отправятся двенадцать астронавтов-счастливчиков.
В декабре 1972 года, когда в Тихом океане приводнился последний лунный экипаж, некоторые члены сообщества пилотов-испытателей, воспитанных программой «Аполлон», приняли решение остаться. Фрэду Хэйзу, который упустил свой шанс высадиться на Луну из-за невезения с испорченным сервисным модулем, неопределенно пообещали командование «Аполлоном-19». Когда эта экспедиция была отменена, пилот ЛЭМа участвовал в первых испытаниях прототипа корабля «Спэйс-Шаттл» и в конце 70-х перешел на работу в «Грумман». Кен Маттингли, который по счастливому стечению обстоятельств и отсутствию антител на корь не попал в команду несчастного «Аполлона-13», в конечном счете, удачно слетал на борту «Аполлона-16» и тоже применил свои летные качества в программе «Спэйс-Шаттл». Дик Слэйтон, которому в 1959-м пообещали полет в космос, а потом списали в 1961-м из-за сердечной аритмии, упорно добивался включения в отряд астронавтов. В 1975 году он, наконец, был назначен в экипаж «Аполлона», с которого стряхнули пыль ради политически бесценной, но бесполезной для науки, стыковки с космическим кораблем Советского Союза на околоземной орбите.
– Я хочу тебя предупредить, – сказал Крис Крафт в телефонном звонке своему начальнику по «НАСА» Джорджу Лоу, когда составлял список экипажа этой экспедиции, – что я собираюсь рекомендовать на этот полет Дика. Если у тебя с этим возникнут какие-нибудь проблемы, лучше скажи мне, и я сам этим займусь.
– Но почему именно Дик, Крис? – утомленно спросил Лоу, который прежде уже спорил с Крафтом на эту тему, – У тебя что, больше никого нет на этот полет?
– Хочешь знать почему? – сказал Крафт, – Потому что мы слишком долго зажимали этого парня, Джордж. Вот почему. И это достаточная причина.
Позже тем летом Слэйтон вместе с Томом Стэффордом и Вансом Брандом погрузился в кабину последнего «Аполлона» «НАСА» и, наконец, взлетел ввысь, о чем мечтал больше пятнадцати лет.
За исключением этих и некоторых других пилотов, большинство других людей, принятых в «НАСА» в первые дни лунной программы, ушли, когда Агентство сменило свои ориентиры. Джим Лоувелл покинул отряд астронавтов в 1973 году, сначала работая в морской компании, а потом в компании связи. Харрисон Шмит, пилот ЛЭМа «Аполлона-17», вернулся в Нью-Мехико и был выбран в Сенат США. Даже Джек Суиджерт, который не мыслил себя без космических полетов и не сомневался, что останется в Агентстве, решил больше не испытывать свою небесную судьбу и вернулся в Колорадо, где он тоже занялся политикой.
Как и Шмит, Суиджерт сначала баллотировался в Сенат. Но, в отличие от Шмита, он проиграл выборы. В 1982 году бывший астронавт снова выдвинул свою кандидатуру, теперь уже в палату представителей, и на этот раз победил. Однако за месяц до его ноябрьских выборов Суиджерту поставили диагноз особо тяжелого случая лейкемии. Он умер в январе, за три дня до намеченной инаугурации. «Бедный Джек», – часто думал Лоувелл, – «Все для тебя начиналось так хорошо, но всегда заканчивалось плохо».
Конечно, весной 1970 года, когда Суиджерт, Лоувелл и Хэйз вернулись из лунного полета, все трое были по-настоящему счастливыми. В 12:07 дня по хьюстонскому времени командный модуль «Одиссей» опустился в Тихий океан, страна вздохнула с облегчением, а эта новость стала самой громкой и продолжительной после возвращения Джона Гленна из первого американского орбитального полета восемь лет назад. «Астронавты совершили мягкую посадку точно в цель, невредимыми после их четырехдневного испытания», – восклицала «Нью-Йорк Таймс», – «Посадку капсулы приветствовали аплодисментами, сигаретами и шампанским».
После того, как космический корабль коснулся воды, Лоувеллу, Суиджерту и Хэйзу помогли перебраться в спасательный плот – сначала пилоту ЛЭМа, потом пилоту командного модуля, а затем командиру – и подняли в парящий вертолет. Приземлившись на палубе «Айво-Джима», покачиваясь, с бледными улыбками они вышли из вертолета под приветственное «Ура!» моряков и их спустили вниз. Потом подвергли послеполетным обследованиям, которые не выявили ничего удивительного, кроме почти хорошего здоровья. В дополнение к инфекции и лихорадке Хэйза, все трое испытали обезвоживание. У всех троих обнаружились типичные для усталости симптомы: легкое головокружение и нарушение ориентации. Все трое значительно убавили в весе. Весивший 77 кг перед полетом Лоувелл потерял больше всех: шесть с половиной килограммов за шесть дней.
После обследований Лоувелла и Суиджерта перевели в гостевые номера, а Хэйза поместили в изолятор. В этот же вечер оба ходячих астронавта отобедали вместе с офицерами «Айво-Джима»: салат с креветками, жареные ребрышки и лобстеры, безалкогольное шампанское. Кто-то сделал копию того меню, в котором есть и такие экзотические десерты, как «Лунный фрукт Мельба» и «Печенье Аполлон». В целом, эта еда, возможно, и не соответствовала мировым стандартам, но казалась божественной для двух человек, которые почти всю неделю питались холодными пайками из пластиковых пакетов.
На следующий день все трое астронавтов, одетые в свежее выглаженные синие костюмы летчиков с эмблемой «Аполлон-13» на левом рукаве, вылетели на вертолете в Американское Самоа, где они пересели на борт транспортного самолета «Си-141» для короткого перелета на Гавайи. Как им сказали, там их будет ждать борт номер один (ПРИМ.ПЕРЕВ. – «борт номер один» (Air Force One) – радио-позывной самолета Президента США).
Сдержав свое слово, Президент Никсон рано утром вылетел в Хьюстон, а оттуда вместе с Мэрилин Лоувелл, Мэри Хэйз, доктором Леонардом Суиджертом с женой – родителями Джека – отправился в Гонолулу встречать возвращающийся экипаж. В соответствии с протоколом Президент со своим окружением должен приземлиться первым, чтобы лично поприветствовать героев. Однако, когда «Си-141» приблизился к Гавайям, борт номер один нигде не был виден, и люди, которым пришлось провести последнюю неделю в полете на Луну, тратили воскресенье, кружа над Гонолулу и ожидая прибытия Президента. «Си-141» приземлился лишь, когда самолет Президента остановился на взлетно-посадочной полосе и вышли сопровождающие его лица. И тут Никсон неожиданно изменил протоколу.
– Почему бы вам не выйти вперед? – спросил он у членов семей, – Ведь это будет очень личная встреча.
Мэрилин Лоувелл, Мэри Хэйз и Суиджерты побежали через полосу к изумленным астронавтам.
Тем не менее, сентиментальность Никсона длилась недолго: остаток дня и весь следующий день были очень далеки от личной жизни. Все сорок восемь часов пребывания экипажа в южной части Тихого океана пресса неотступно следовала за ними, освещая торжественный прием на весь мир. Их репортажи были однообразно позитивными, чуть ли не раболепными. И только когда астронавты вернулись в Хьюстон, пресса стала потихоньку язвить. На 6:30 вечера понедельника, через неделю после инцидента на борту, «НАСА» назначило пресс-конференцию, на которой астронавты впервые после запуска предстанут перед журналистами. После вступительного слова офицера пресс-службы один журналист задал вопрос, которого боялись и Лоувелл и «НАСА»:
– Капитан Лоувелл, – спросили из толпы, – что вы имели в виду, когда во время экспедиции сделали такое замечание: «Боюсь, это может оказаться последней лунной экспедицией на долгие годы»?
Лоувелл немного помолчал. На пути с Гавайев он уже пытался подготовить ответ на этот трудный, но неизбежный вопрос. С одной стороны, это значило именно то, что он тогда и произнес. Когда почти без воздуха, энергии и шансов возвращения на Землю несешься к обратной стороне Луны, это не внушает уверенности в перспективах будущих полетов. И сомнения Лоувелла были глубоки и искренни. Но рассказать такое можно лишь друзьям, жене и своему экипажу, а не полному залу репортеров. Нужно было взвешивать каждое слово, прежде чем им отвечать, и Лоувелл, запинаясь, начал говорить.
– Хороший вопрос, – польстил журналисту Лоувелл, – Прежде всего, вы должны представлять наше положение в тот момент. Мы облетали Луну, мы не знали, что с нашим кораблем, и пытались успеть сделать фотографии, пока не понесемся в обратном направлении. В тот момент, я, возможно, думал, что надо сделать побольше снимков, так как наш полет к Луне мог оказаться последним на годы вперед. Но, оглядываясь назад и вспоминая, как «НАСА» спасало нас, я больше так не считаю. Думаю, мы должны разобраться в возникших проблемах, и предвижу, что мы их преодолеем и пойдем дальше. Это временное затруднение не должно нас пугать.
Лоувелл замолк и осмотрел зал. Это был не лучший ответ. Будь у него время подумать, он бы сказал по-другому. Но он понимал, что сказал истинную правду, и надеялся, что кто-нибудь быстрее задал очередной вопрос.
Теперь ему удружил другой репортер:
– Джим, возвращаясь к той же теме, к полетам. Вы сказали нам, что это ваш последний полет. Но перед стартом вы собирались ступить на Луну. Что вы теперь думаете по этому поводу? Собираетесь ли вы вернуться и попытать счастья на «Аполлоне-14», «15», «16», или, если Мэрилин…
Репортер осекся, и слово Мэрилин» повисло в воздухе. Народ это оценил: по всему залу захихикали. Лоувелл рассмеялся вместе с ними и подождал, когда наступит тишина.
– Ну, сказал он, – как и Фред с Джеком, я очень расстроен, что нам не удалось завершить экспедицию. Несомненно, мы хотим высадиться на Луну. Мы считаем, что Фра-Мауро того стоит. Но для меня это был уже четвертый полет, а многие в нашей организации не летали ни разу, хотя, безусловно, талантливы и заслужили это. Они имеют право на полет. Если «НАСА» посчитает нужным, чтобы наш экипаж вернулся на Фра-Мауро, я, конечно, соглашусь. В противном случае, я считаю, это могут сделать и другие.
В отличие от предыдущего ответа, Лоувеллу не пришлось много думать. Но, произнося эти слова вслух, он понимал, что и внутри себя тоже так думает. Четыре полета – это достаточно. Это больше того, о чем может мечтать любой другой из двадцати пилотов. Как и намекал тот репортер, это был вопрос к Мэрилин. После Пакс-Ривер и «Океании», «Джемини-7» и «Джемини-12», «Аполлона-8» и «Аполлона-13» жена человека, налетавшего в космосе больше часов, чем любой другой американец, имела право надеяться, что этот список больше не продолжится. Джим Лоувелл был пилотом от природы, тренированным и опытным, но не собирался обманывать ее ожидания.

Однако путь на Луну был закрыт лишь для командира «Аполлона-13» но не для «НАСА». На заводах «Грумман» и «Норт Америкэн Роквелл» и в сборочных корпусах Космического Центра все еще стояли стрелы ускорителей «Сатурн-5», и флотилия «Аполлонов» была готова к запуску. Но прежде, чем «Агентство» начнет даже думать об отправке в космическую пустоту очередного экипажа, необходимо установить причину последнего инцидента, чуть не погубившего последний экипаж.
Было несколько мыслей по этому поводу. После изучения изображений, переданных на Землю экипажем «Аполлона-13», «НАСА» заключило, что корабль разрушил не метеорит и не другое подобное тело. Было ясно, что повреждение корпуса «Одиссея» не имеет ничего общего с ударом каменной глыбы, пробившей борт корабля и разрушившей по пути кислородный бак, а связано с каким-то взрывом внутри самого бака, который вырвал оболочку корабля изнутри. 17 апреля, всего через несколько часов после спуска командного модуля в океан, руководитель «НАСА» Томас Пэйн создал Комиссию по расследованию причин случившегося.
По решению Пэйна ее возглавил Эдгар Кортрайт, директор Исследовательского Центра Агентства в Лэнгли, штат Вирджиния. Вместе с Кортрайтом работали еще четырнадцать человек: по-прежнему знаменитый Нейл Армстронг, двенадцать инженеров и официальных лиц «НАСА» и, что более важно, независимый наблюдатель не из Агентства. В «НАСА» понимали, что Конгресс, по-прежнему, помнит, как расследовали пожар на «Аполлоне-1», не вынося сор из избы, и захочет иметь в Комиссии такого наблюдателя. Продолжая получать окрики из Вашингтона после того секретного расследования, «НАСА» было готово к сотрудничеству.
Комиссия Кортрайта быстро приступила к работе. Хотя никто из ее участников и не знал, какую причину взрыва «Аполлона-13» они обнаружат, но они понимали, чего они точно не обнаружат – одиночную причину. Еще со времен деревянно-брезентовых бипланов летчики и пилоты-испытатели знали, что катастрофа самолета почти никогда не бывает вызвана одной фатальной неполадкой оборудования: неизбежно случается целая серия отдельных мелких поломок, каждая из которых в отдельности не способна причинить ощутимого вреда. Но со всеми вместе взятыми не справится даже самый опытный пилот. Члены комиссии догадывались, что «Аполлон-13» почти наверняка стал жертвой вереницы подобных мини-неисправностей.
Первым шагом Комиссии стало изучение всей длинной производственной цепочки кислородного бака номер два. Каждый из главных компонентов корабля «Аполлон» от гироскопов и радио, до компьютеров и криогенных баков тщательно отслеживался инспекторами по контролю за качеством, начиная с создания рабочего эскиза и заканчивая моментом отрыва корабля от стартовой площадки. Любая выявленная аномалия в производстве или испытаниях записывалась и архивировалась. Как правило, чем толще был файл к какой-нибудь детали, тем большую головную боль она вызывала. Кислородный бак номер два имел целое досье.
Проблемы с этим баком начались еще в 1965-м, когда Джим Лоувелл и Фрэнк Борман занимались тренировками для полета на «Джемини-7», а «Норт Америкэн Авиэйшн» создавала командно-сервисный модуль «Аполлона», который постепенно должен был заменить двухпилотный корабль. Как и любой подрядчик, взявшийся за такую огромную инженерную разработку, «Норт Америкэн» не пыталась самостоятельно выполнить всю работу целиком, а передоверила отдельные части проекта субподрядчикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66