Нам могут возразить, что в «Критике чистого разума» не упоминаются и «темные представления» (речь о них идет только в ранних и поздних работах). Тем не менее идея бессознательного, притом активного, творческого начала выражена недвусмысленно. Кант говорит о спонтанности мышления. Рассудок благодаря продуктивному воображению сам спонтанно, то есть стихийно, помимо сознательного контроля, создает свои понятия. «Способность воображения есть спонтанность». Такова одна из центральных идей «Критики чистого разума».
Но где гарантия, спросит читатель, что наше воображение родит именно искомое понятие, а не нагородит черт знает что? Это проблема истинности познания, о которой речь шла выше. К тому же, как мы уже выяснили, созидательная деятельность воображения обусловлена, во-первых, готовыми конструкциями (категориями), а во-вторых, наличным строительным материалом – эмпирическими данными. Именно поэтому воображение возводит не воздушный замок, а прочное здание науки. Продуктивное воображение но пустая фантазия. Это рабочий инструмент синтеза чувственности и рассудка.
Канту мало общей констатации факта. Он пытается уточнить сам ход этого синтеза и обнаруживает некую промежуточную фазу, среднее звено между чувственностью и абстрактным мышлением. В «Критике чистого разума» появляется новый термин – схема. Это как бы полуфабрикат продуктивного воображения, нечто совсем удивительное – с одной стороны, чувственное, с другой – интеллектуальное, «посредующее представление», «чувственное понятие». Гегель потом (в другой связи) скажет «абстрактное представление», но великого диалектика проблема синтеза интересовать не станет, от чувственности он будет ждать лишь одни неприятности; дух, по его мнению, и без чувственности своим ходом идет к истине, которая раскрывается в тождестве бытия и мышления. Кант – диалектик не столь великий, но решить пытается именно диалектическую задачу – совместить противоположность чувственного и логического.
Схему, подчеркивает Кант, следует отличать от образа. Последний всегда нагляден. Пять точек, расположенных одна за другой, – образ некоего количества, чистая схема количества – число. В основе понятий лежат не образы, а схемы. Как они возникают, сказать трудно, – это «скрытое в глубине человеческой души искусство, настоящие приемы которого нам вряд ли когда-либо удастся угадать». Кант, правда, указывает на опосредующий механизм синтеза чувственности и рассудка – время. Временной ряд одинаково присущ как созерцаниям, так и понятиям. Время лежит в основе схем.
Если взглянуть теперь снова на категории, то станет ясно, как Кант представляет себе внеопытное возникновение категорий, уже упоминавшийся нами «эпигенез чистого разума». Каждая категория имеет свою схему. Что такое схема субстанции? Постоянство реальности во времени. Схема причинности? Реальность, за которой следует другая реальность. С помощью времени наше воображение конструирует категории, те самые, что «предписывают» законы природе. Чтобы вырваться за пределы природы, надо преодолеть время. Вывод запомним; когда вернемся к Блоку, мы вспомним о нем.
Хотя природу интуиции нам он не прояснит. Пора произнести это слово. Считается, что Кант изгнал интуицию из сферы интеллекта, поместив ее целиком в сферу чувственности. На самом деле Кант изгнал только слово, понятие же он расширил и обогатил. Термином «интуиция» Декарт и Спиноза, как и их предшественники, обозначали пассивное непосредственное усмотрение истины. Кант принял такое толкование термина; по его мнению, пассивны чувства. Поскольку интеллект деятелен, в нем нет места для интуиции. Интуиция, по Канту, может быть только чувственной.
Сегодня мы иначе смотрим на интуицию. Мы видим в ней непосредственную способность к творчеству, отысканию того, что нужно. Пассивного познания вообще не существует. Как свидетельствуют новейшие психологические исследования, даже на уровне органов чувств человеческая психика активна, здесь нет автоматического фотографирования, здесь также идет весьма своеобразный творческий процесс. Деятельное начало в интеллекте, которое Кант назвал продуктивным воображением, представляет собой разновидность интуиции.
Помимо образования понятий, интуиция нужна еще в одном важном деле – в их использовании. Ученый (как и любой другой смертный) должен не только располагать набором общих правил, законов, принципов, но и уметь применять их в конкретных, единичных обстоятельствах. Кант называет это интуитивное уменье способностью суждения.«Способность суждения есть отличительная черта так называемой смекалки, и отсутствие ее нельзя восполнить никакой школой, так как школа может дать даже ограниченному рассудку, как бы вдолбить в него сколько угодно правил, заимствованных у других, но способность правильно пользоваться ими должна быть присуща даже ученику, и если нет этого естественного дара, то никакие правила, которые были бы предписаны ему с этой целью, не гарантируют его от ошибочного применения их… Отсутствие способности суждения есть, собственно, то, что называют глупостью, и против этого недостатка лекарства нет».
Под другими названиями, но основные виды интуиции в ее современном понимании Кантом описаны (дальше будет идти речь и о художественной, и о нравственной интуиции). Интуиция сопровождает познание при его движении в любом направлении – «вверх», когда возникают абстракции, и «вниз», когда эти абстракции идут в дело. В первом случае работает продуктивное воображение, во втором – способность суждения. Без них функционирование рассудка невозможно.
Итак, рассудок и интуитивная способность суждения. Кроме этих двух, Кант называет еще одну сферу интеллектуальной деятельности, высший ее этаж – разум.В широком смысле слова разум для Канта равнозначен всему логическому мышлению. Иногда, правда, Кант бывает непоследователен и употребляет в этом значении термин «рассудок». В узком смысле слова рассудок – сфера науки, здесь осуществляется познавательный синтез; разум – высшая контрольная и направляющая инстанция, это сфера философии. Аналитика – учение о рассудке, диалектика – учение о разуме.
…Именно над аналитикой он бился годами. Все остальное, три четверти книги, было написано. Не хватало начала и центрального звена. Кант не мог решить главную задачу – показать, как возникает научное знание. Он как бы стоял перед глухой стеной и пытался пальцами выковырять кирпичи. С железным упорством он делал свое дело, день за днем, месяц за месяцем. И стена рухнула. Это пришло как озарение. И осталось навеки.
* * *
Прогресс науки – освобождение от предрассудков. В том числе и от предрассудка о всемогуществе научного знания. Одна из иллюзий, порожденных ранним Просвещением: «Наука все может» – может доказать бытие бога, обосновать бессмертие души, раскрыть все тайны бытия человека. Показать беспочвенность подобных претензий – одна из задач кантовской самокритики разума.
Диалектика, по Канту, – логика видимости. Дело в том, что разум обладает способностью создавать иллюзии, принимать кажущееся за действительное. Задача критики – внести ясность. Поэтому кантовская диалектика начинается с уточнения понятия «видимость». Это не галлюцинация, не фантом, который представляет собой порождение индивидуального сознания. Видимость – иллюзия, которой «никак нельзя избежать». Нам кажется, что Солнце движется по небосводу, это видят все, но подлинным явлением природы, определяющим смену дня и ночи, служит вращение Земли вокруг своей оси; явление и видимость – различные понятия. Помимо эмпирической, может быть логическая видимость, которая возникает из нарушения логических правил. В обоих этих случаях легко устранить ошибку. Труднее дело обстоит с трансцендентальной, философской видимостью, когда высказываются суждения о вещах, лежащих за пределами возможного опыта. Например, суждение «мир должен иметь начало во времени».
Трудности разума связаны с тем, что он имеет дело не с научными понятиями (сфера рассудка), а с идеями. Идея – это такое понятие, для которого в созерцании не может быть дан адекватный предмет. Разум непосредственно направлен не на опыт, а на рассудок, подготавливая ему поле для деятельности. Разум вырабатывает основоположения, общие принципы, которые рассудок и способность суждения применяют к частным случаям. Разум выполняет направляющую функцию в познании, он направляет рассудок к определенной цели, ставит перед ним задачи. (Функция рассудка конститутивна, то есть конструктивна, он создает понятия.) Разум очищает и систематизирует знание.
Поэтому неверно считать, что Кант дискриминирует разум. При правильной дисциплине этот орган мышления может сослужить великую службу. Именно благодаря разуму теория переходит в практику, идеи регулируют не только наше познание, но и наше поведение. Из того, что человек никогда не будет поступать адекватно чистой идее добродетели, вовсе не следует, будто она химера. Всякое суждение о моральном достоинстве возможно только при посредстве такой идеи.
Платон, напоминает Кант, выдвинул идею совершенного государства. От нее нельзя отмахнуться под таким предлогом, что она неосуществима. Государственный строй, основанный на наибольшей человеческой свободе, где свобода каждого совместима со свободой всех остальных, – необходимая идея, которую следует брать за основу при составлении любого законодательства. Нет ничего более вредного и менее достойного философа, чем невежественные ссылки на якобы противоречащий опыт. И хотя, по мнению Канта, совершенного строя никогда не будет, тем не менее он считает правильной идею, которая выдвигает этот принцип в качестве прообраза, чтобы, руководствуясь им, постепенно приближать правовое общественное устройство к возможно большему совершенству.
Велика роль идей и в теоретической сфере. Разум доводит рассудочный категориальный синтез до предела, создавая максимально широкие обобщения, выходящие за границы опыта. Теоретические идеи, по Канту, образуют систему, выведенную из трех возможных вариантов отношения понятия к реальности. Во-первых, отношение к субъекту, во-вторых, – к объекту, в-третьих, – к тому и другому вместе, то есть ко всем вещам. Отсюда возникают три класса идей – о душе, о мире, о боге.
Предшествующая Канту философия с легкостью необыкновенной рассуждала о том, о другом и о третьем. Кант считает, что как раз в этой области разум нуждается в самой основательной самопроверке и самокритике. Что стоят расхожие рассуждения о душе как о субстанции и выводимое отсюда положение о бессмертии? Кант называет такие рассуждения паралогизмами – ложными по форме умозаключениями. И без труда опровергает их.
Во втором издании «Критики чистого разума» (1787) автор направил острие своей критики по более конкретному адресу. В тексте появился новый раздел – «Опровержение мендельсоновского доказательства постоянства души». Моисей Мендельсон в своем трактате «Федон» обосновывал бессмертие ссылкой на простоту, то есть неделимость души. Неделимое не может стать меньше, а следовательно, исчезнуть. Кант по этому поводу замечает, что уменьшение может происходить не только как изменение величины, то есть экстенсивно, но и как изменение степени реальности, интенсивно. Сознание не делится на атомы, но имеет различную степень реальности.
За два года до выхода в свет второго издания «Критики чистого разума» на книжном рынке Германии появилось анонимное произведение «Анти-Федон». Рассуждения ее автора (им был Карл Шпацир, преподаватель дессауского «Филантропина», литератор и философ) предвосхищали кантовскую критику Мендельсона. Шпацир отмечал, что интенсивность сознания меняется в зависимости от возраста: в молодости она возрастает, к старости падает. Трудно сказать, был ли Кант знаком с текстом «Анти-Федона».
Но Шпацир Канта знал. В своей книге он называет Канта одним из «величайших мыслителей», ссылается на «Грезы духовидца» и «Критику чистого разума». Это обстоятельство очень важно: критицизм Канта, разрушавший идеалистические догмы, сыграл свою роль в становлении материалистического миропонимания. Шпацир – материалист, правда, весьма своеобразный: он считает, что душа материальна и именно поэтому бессмертна. Такая разновидность материалистического учения была довольно широко распространена в Германии: немец хотел поспеть за наукой и не поссориться с богом. Оба эти помысла были знакомы и Канту. Только он воздерживался от скоропалительных выводов и был достаточно проницателен в отношении устоявшихся догм. Переходя к следующей группе понятий чистого разума – космологическим идеям, мы хотим предупредить читателя о значении проблемы. Подобно тому как учение о продуктивном воображении представляет собой кульминацию аналитики, так антиномии – кульминация кантовской диалектики. Перед нами второй главный узел проблем «Критики чистого разума». Вот почему об антиномиях написано так много – глубокомысленных и даже красивых вещей. За примерами не надо ходить далеко. Следующей выдержкой из книги советского литературоведа Я. Э. Голосовкера «Достоевский и Кант» мы предварим рассмотрение проблемы по существу.
«Откуда и куда бы ни шел мыслитель по философской дороге, он должен пройти через мост, название которому – Кант. И хотя этот философский мост, одно из семи чудес умозрительного конструктивизма, надежно огражден высокими насыпями человеческого опыта, леденящий ветер безнадежности пронизывает на нем мозг путника, и напрасно будет он искать в окружающем полумраке солнце жизни. И как бы осторожно и медленно, с частыми передышками ни ступал этот окоченевший мыслитель, он, еще не дойдя до середины пути, ощутит, что шаг его становится неверен, что мост под ним колеблется и качается, что идет он по подозрительно скептической дороге…
И вдруг его, мыслителя, начинает, как балаганного Петрушку, бросать из стороны в сторону;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47