Однако фюрер пока не дал понять, каковы его собственные взгляды и каким путем он желает идти. Германская общественность много говорила о «коридорном вопросе». Даже оппозиционные силы в рейхе симпатизировали той политике, которая имела целью уничтожение польского коридора. В данном отношении понимания было больше, чем насчет чешского вопроса.

Речь в рейхстаге 30 января

Весьма важное значение имела речь Гитлера в Германском рейхстаге вечером 30 января. Центр тяжести ее лежал в подведении итогов 1938 г. Фюрер открыто говорил о своем выводе из политических событий минувшего года и о том, какие последствия из сего предвидит. Неприкрыто звучала его похвала Муссолини, которого он безмерно превозносил, между тем как Чемберлену и Даладье всего лишь высказал признательность за их роль в удаче Мюнхенского соглашения. И тут же подверг критике англичан и евреев.
Англичан Гитлер обвинял в» том, что они вмешались в дело, которое их совсем не касалось. Версальский мирный договор нарушен западными демократиями, поскольку сами они не разоружились, а Германии преградили путь к государству, обладающему правом на самоопределение, и потому он себя связанным этим договором больше не чувствует. Отсюда можно было без труда уловить намек на его будущие замыслы. Евреев же фюрер пожелал предостеречь: пусть не ввергают народы снова в мировую войну. А далее он произнес свою ставшую быстро широко известной и многократно обсуждавшуюся угрозу: «Результатом будет не большевизация всего земного шара и, таким образом, не победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе».
Из круга соратников фюрера его похвалы удостоились только Геринг и Риббентроп. Перейдя к внутренней политике, он предостерег церковь, а также упрекнул консервативные буржуазию и аристократию. «Остряки-елабаки» пусть знают: «Мужество, храбрость, оптимизм и жизнерадостное стремление к принятию решений – вот те предпосылки, которые необходимы для того, чтобы занимать любой публичный пост в национал-социалистическом государстве».
Едва ли какая-либо иная речь Гитлера вызвала повсюду такое обсуждение, как эта. Самая резкая оценка ее гласила: «Вся речь – одно сплошное объявление войны». Что касается внешней политики, подобные опасения я разделял. Из его предупреждений и предостережений англичанам и евреям нетрудно было заключить, что сам он стоит перед принятием новых, далеко идущих решений. Его угрозы церкви и «реакционерам» внутри рейха, а также требование создания нового руководящего слоя следовало понимать только во взаимосвязи с новыми планами фюрера. Удручающе действовало и то, что после успешного 1938 г. от Гитлера ожидали в рейхстаге торжества по случаю победы, а получили «объявление войны». Особенно угнетали меня внешнеполитические пассажи речи.
Однако обвинения по адресу «малодушных» – моих сотоварищей по военному сословию – я, напротив, считал оправданными. В словах Гитлера однозначно звучало раздражение по поводу его конфликтов с генералами сухопутных войск.
В связи со звучавшей в те месяцы критикой в адрес фюрера мне вспоминается один спор с моими сослуживцами, которых я знал еще по пребыванию в сухопутных войсках. Мы учили в школе и в вермахте, что Фридрих Великий, являвшийся примером для Гитлера, унаследовал от своего отца, «Солдатского короля» Фридриха I, образцовую армию с первоклассным в профессиональном и волевом отношении офицерским корпусом, которая стала основой для его победоносных походов. Наполеон был обязан своими крупными успехами созданной им армии с безоговорочно преданными ему маршалами. Рискнет ли Гитлер, спрашивали мы сами себя, начать войну, имея такие сухопутные войска, о которых ему заранее известно, что командование их ему не доверяет? Мы исключали это и делали отсюда вывод: прежде чем пойти на внешнеполитический риск, фюрер создаст надежные, боеспособные сухопутные войска.

Новая структура люфтваффе

Значительное внимание привлекли к себе организационные изменения в люфтваффе, произошедшие к 1 февраля 1939 г. Геринг приказал создать командования воздушных флотов: 1-й воздушный флот (командующий «Восток» – генерал Кессельринг), 2-й воздушный флот (командующий «Север» – генерал Фельми) и 3-й воздушный флот (командующий «Запад» – генерал Шперрле). Эта структура просуществовала почти всю войну. Иначе обстояло дело с реорганизацией имперского министерства авиации. Удет, возглавлявший с 8 июня 1936 г. его Техническое управление, теперь был назначен «генералмейстером самолетостроения». К его прежним задачам (конструирование и испытание авиационной техники и вооружения) Геринг добавил теперь снабжение и обеспечение. Удет, человек скорее творческий, чем канцелярист, стал, таким образом, начальником важнейшей отрасли люфтваффе, не имея для такой трудной должности необходимых качеств. Хотя безусловно подходящим для нее являлся Мильх, он назначен не был: Геринг не терпел возможных конкурентов ни рядом с собой, ни под собой. К тому же Мильха он просто не выносил. Собственные симпатии и антипатии Геринг ставил выше интересов дела. К тому же это были разные по своей сути и характеру люди.
Вторая примечательная перестановка в имперском министерстве авиации коснулась начальника генерального штаба люфтваффе. Как и давно ожидалось, Геринг доверил этот пост полковнику Ешоннеку, которому еще не исполнилось и 40 лет. Назначение это привлекло к себе внимание всего вермахта его «молодежным» возрастом. В генеральном штабе сухопутных войск чуть ли не с насмешкой о Ешоннеке говорили как о «Гитлерюгенд-фюрере» на таком ответственном посту. Герингу же нравился этот всегда подтянутый, бодрый и решительный офицер. Одним из побудительных мотивов для него при назначении Ешоннска служило то, что тот был, в отличие от прежних начальников генштаба люфтваффе, не старше, а на шесть лет моложе его самого. Другим соображением явился общеизвестный факт: плохие отношения между Мильхом и Ешоннеком. Значит, Герингу не приходилось бояться, что в его же собственной вотчине за его спиной будут действовать против него. Гитлер же в решения Геринга не вмешивался и принял изменения и реорганизацию в люфтваффе к сведению.
С назначением Ешоннека произошла перемена и в моей судьбе. В последнее время мне лишь весьма нерегулярно удавалось посещать занятия в Военно-воздушной академии в Гатове. Слишком много времени отнимали поездки туда и обратно. Поэтому Ешоннек предложил, чтобы я теперь числился непосредственно в его штабе, так сказать, «практикантом», а следовательно, принимал участие во всех совещаниях и был в курсе важнейших событий. Это улучшило мое личное и служебное положение, а также способствовало моему дальнейшему совершенствованию в военной области, что я очень ценил.
Оценивая положение в свете политического развития, Ешоннек считался с возможностью войны с Англией. Однако Геринг, могу подтвердить это, вновь и вновь заявлял ему: Гитлер войны с Англией не желает. На это Ешоннек отвечал своей любимой поговоркой: «Черт строит из себя белочку с хвостиком!». То, что он еще в 1938 г. считал невозможным, новый начальник генштаба люфтваффе положил теперь в основу своих военных соображений. Оперативные разработки стали вестись интенсивнее. Наибольшую тревогу Ешоннеку доставляло отсутствие пригодных бомбардировщиков среднего радиуса действия. Выпуск «Ю-88» все еще не был налажен как следует. Ешоннек полностью сознавал значение техники для оперативного руководства. Он жаловался на то, что Геринг этого не понимает, а со времени смерти Вефера первостепенное значение техники недооценивается.

Спуск на воду «Бисмарка»

Спуск со стапелей «Бисмарка», крупнейшего построенного до той поры в Германии линейного корабля, был назначен на 14 февраля 1939 г. на верфи судостроительной компании «Блом унд Фосс» в Гамбурге. Гитлер сам выбрал линкору это имя. В своих застольных беседах тех дней фюрер не раз давал нам в связи с Бисмарком{143} «уроки истории», обосновывая это решение. Он характеризовал Бисмарка как государственного деятеля, проложившего путь к созданию германского военно-морского флота. Без приобретения Шлезвиг-Гольштейна в 1864 г. {144} обеспечить германское могущество на морях, тем самым положив начало всемирной торговле Германии как важному фактору силы в международном масштабе, было бы невозможно. Имя Бисмарка, вопреки всеобщему препятствованию этому, придает немецкому народу мировое значение и вызывает глубокое уважение.
Во время своей проездки на спуск линкора Гитлер посетил «Фридерикус мавзолеум» и возложил венок на гробницу Бисмарка, а также побывал в его родовом замке. Спуск со стапелей должен был явиться государственным актом. Это было большим днем для Гамбурга и для военно-морского флота. В своей речи фюрер воздал должное основателю рейха, имя которого с гордостью будет носить корабль. Главнокомандующий военно-морскими силами генерал-адмирал Редер ответил краткой речью, а фрау фон Левенфельд, внучка Бисмарка, освятила корабль.
После государственного акта Гитлер поднялся на борт военного корабля «Грилле», где состоялся завтрак с адмиралами и высшими морскими офицерами. Фюрер охотно посещал военно-морской флот, хотя, как выразился Путткамер, «море всегда казалось ему зловещим» Он был подвержен морской болезни и склонности к морским поездкам не имел.
Но что завораживало Гитлера в «кригсмарине»{145}, так это техника. Он знал крупные военные корабли всего мира не только по названиям, но и по таким их данным, как величина, скорость, броня и вооружение. На эти темы, а особенно о вооружении, Гитлер мог говорить с морскими офицерами часами. Для «Бисмарка» было предусмотрено оснащение 8 орудиями калибра 381 мм и 12 орудиями калибра 150 мм. Все остальные вопросы он предоставил решать Редеру, а тот, со своей стороны, старался не допускать вмешательства фюрера в эти дела. Между ними царили отношения взаимного доверия при точном разграничении и уважении компетенции каждого. В основных же вопросах строительства флота они были едины. Оба выступали за постройку крупных кораблей: Редер – по традиции, а Гитлер – по политическим причинам: тяжелые корабли содействовали демонстрации мощи рейха.
Перед своим отъездом из Мюнхена 12 марта, сразу же после государственного акта по случаю «Дня поминовения героев», Гитлер 10 марта принял германских атташе, аккредитованных в различных странах, а на следующий день – офицеров военных академий, т.е. будущих генштабистов. Шмундт получил от фюрера согласие на проведение таких встреч каждый год в этот самый день. Мы, адъютанты от вермахта, удивлялись тому, с какой откровенностью Гитлер при любой возможности говорил о своих политических планах. Вот и теперь он в своем выступлении упомянул «остаточную Чехию», Данциг, польский коридор и Мемель{146}. Это были те самые планы и намерения, о которых он прежде говорил только в узком кругу, да и то лишь намеками. Однако вопрос о том, какими способами он собирается решить эти проблемы, фюрер оставил открытым. Тем не менее из его высказываний было нетрудно догадаться: он рассчитывал и на использование вермахта.

Овладение «остатком Чехии»

О том, в какой мере мы находимся накануне пробы сил в политической и, вероятно, военной области, Гитлер не сказал ничего. 10 марта из Братиславы{147} , столицы Словакии, поступило известие о том, что дружественный Германии парламент этой части Чехословакии во главе с д-ром Тисо{148} отпал от ее центрального правительства в Праге. Одновременно сообщалось, что в Братиславе и некоторых других городах Словакии пражским правительством введено военно-полевое право. Причиной послужили волнения в Закарпатской Украине – составной части страны. Гитлер отреагировал на эти вести весьма спокойно, поскольку он уже вскоре после Мюнхенской конференции предвидел возможные беспорядки в этом многонациональном государстве. Фюрер с удовлетворением следил за сообщениями из Лондона и Парижа, отчетливо дававшими понять, что запланированная еще со времени Мюнхена гарантия Чехословакии ввиду ясного осознания ее распада Англией и Францией не дана и по сей день. Активность Гитлера росла. В квартире фюрера снова распространилось уже привычное «кризисное настроение». Число посетителей увеличивалось с каждым часом. Гитлер опять оказался окруженным любопытствующими слушателями, которым он открыто рассказывал о самых последних событиях, сообщениях и переговорах. Не говорил фюрер только о своих указаниях и приказах вермахту. Их он давал Кейтелю или адъютантам.
Меры, принимавшиеся пражским правительством по отношению Словакии, были Гитлеру весьма на руку. Он пригласил премьер-министра Словакии д-ра Тисо в Берлин. Лидеру словацких нацистов д-ру Туке, с которым фюрер имел беседу еще в феврале, уже была обещана германская помощь. Вечером 13 марта Тисо посетил Гитлера, а в первой половине 14-го парламент в Братиславе провозгласил независимость Словакии. Еще 12 марта фюрер дал указание немецкой печати заклеймить поведение чешского правительства в отношении национальных меньшинств, проживающих в этом государственном образовании, и «подогреть» настроение против Праги.
В тот же день, 12-го, вермахт получил приказ на вступление в Чехословакию утром 15 марта. Жребий был брошен. 10-го я спросил фюрера, желает ли он проинформировать о таком ходе событий отсутствующего Геринга. Но Гитлер не пожелал беспокоить его: ведь тот только что отправился отдыхать за границу. Он добавил, что присутствие Геринга в Сан-Ремо сможет способствовать успокоению возбужденных умов в Италии и других странах. Лишь 13-го фюрер сообщил мне о своем согласии отозвать Геринга из отпуска; тот вернулся в Берлин 14 марта.
Я очень живо вспоминаю прибытие в Берлин чешского президента д-ра Гахи{149} 14 марта. В полдень из Праги сообщили о его желании переговорить с Гитлером. Фюрер сразу дал согласие, но тут же сказал нам, военным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91