https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-funkciey-bide/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Тьер был рад убедиться в том, что спаситель Мари питает так мало интереса к спасенной, хотя и оскорбился за нее: такая дама заслуживала большего внимания! Но рассказывать все это Алену было совершенно бесполезно, потому что в этот момент тот был готов слушать только то, что имело отношение к его собственному горю.
– Хоэл предпочел бы, чтобы верный ему человек при женитьбе приобрел новые владения, – только и сказал он. – Тиарнан в любой момент мог бы попросить себе в жены какую-нибудь наследницу. Но конечно, герцогу не хотелось оскорблять Тиарнана или Эрве и у него не было оснований им препятствовать, так что он дал свое благословение. Свадьба состоится в Реннском соборе в Иванов день.
То, что свадьбу будет устраивать двор и что она пройдет в соборе, было показателем уважения, которое герцог питал к Тиарнану: мелкий аристократ обычно женился дома.
Ален только заморгал, услышав о новом знаке милости к своему сопернику. Он поставил вино на стол и уронил голову на руки.
«Господи, он просто с головой ушел в это!» – подумал Тьер.
– Я очень рад, что ты вернулся невредимым, – сказал он. – Я не знал, что мне говорить твоему отцу. Боже, дружище, ты вел себя как глупец! Элин не могла бы выйти за тебя замуж по закону, даже если бы хотела: ведь она находится под опекой отца! А Эрве был вправе сделать с тобой все, что ему заблагорассудится, если бы обнаружил тебя в своем в доме, – и к тому же в спальне дочери! Что до Тиарнана, то он последний, с кем бы мне захотелось сразиться. Тебе повезло, что ты так легко отделался.
– Повезло? – горько откликнулся Ален. – Потерять мою возлюбленную, а потом ползти к герцогу на брюхе, извиняясь за то, что я пытался ее вернуть? Я счел бы везением только одно – если бы Тиарнан сломал себе шею!
Тьер поднял брови. Великодушие Тиарнана было растрачено понапрасну. Однако, наверное, великодушие для того и существует, чтобы его понапрасну растрачивать.
– На этом свете есть и другие дамы, слава Богу, – заметил он спокойно.
– Ни одна из них не сравнится с Элин красотой, – ответил Ален.
Тьер пожал плечами:
– Не знаю. Говорят, что в темноте они все прелестны. Но есть и такие, которых я предпочту Элин даже при ясном свете дня.
При этих словах Ален поднял голову с нескрываемым изумлением и недоверием. «Я богохульствую, – подумал Тьер. – Даже Богородицу Марию нельзя предпочесть Элин».
– Например, есть леди Мари, – проговорил он, не удержавшись от желания подразнить родича.
– Она! – с отвращением воскликнул Ален. – Как ты можешь сравнить ее с Элин? Это все равно что сравнить лебедя с... с вороватой сорокой!
– Сорока – отважная птица, кузен. Ты убедишься в том, что весь двор единодушен в своих похвалах в ее адрес. Когда она приехала сюда, то прямо объявила, что не выйдет замуж за вассала врага своего отца и что скорее предпочтет умереть, защищая свою честь, чем жить без нее. Она выглядела такой же доблестной, как граф Роланд, защищавший перевал, – только гораздо красивее. И теперь герцог Хоэл сказал, что она может выходить замуж за любого из его рыцарей – при условии, что бы он был благородного происхождения, верен ему и желал на ней жениться. И конечно, мы все объявили о своем огромном желании, а у некоторых вид был такой, будто им хотелось оказаться неженатыми. Но она отказала нам всем и заявила всему свету, что Тиарнан стал гарантом того, что никто не станет ее принуждать – хотя от него ей не нужна была защита, конечно. Печальное свидетельство о том, что творится в Нормандии: ведь она считала, будто наш герцог позволил бы кому-то принуждать ее силой. Герцогиня Авуаз сделала ее своей фрейлиной. Конечно, между ними есть какое-то родство.
Ален не испытывал никакого интереса к фамильному древу Пантьевров. Он допил вино и бросил чашу на стол.
– Двор может восхищаться любой глупой сорокой сколько захочет, – презрительно сказал он. – А я не стану.
– Отлично! – отозвался Тьер. – Тем больше надежд у нас, остальных.
Ален воззрился на него.
– Да ты действительно восхищаешься этой девицей Пантевр! – изумленно воскликнул он.
– О да! – с жаром подтвердил Тьер. – Но без надежды, кузен, без малейшей надежды. Однако я намерен получать наслаждение от своего восхищения. Это – отличное развлечение. Иди извиняться перед герцогом. Если твое вооружение привезут, я о нем позабочусь.
Глава 4
Июнь начался дождями. К Иванову дню ров, окружавший замок в Ренне уже не был сухой канавой: он превратился в скользкий откос, спускавшийся к луже, наполненной мусором и размокшей травой. По улицам города бежали ручьи, смывая отбросы в коричневую набухшую реку Вилен.
Свадебный кортеж из Компера выехал на рассвете девятнадцатого дня и проделал отвратительный путь ко двору. Дороги были покрыты глубоким слоем грязи, и повозка с поклажей застревала двенадцать раз, так что ее приходилось вытаскивать, подкладывая под колеса ветки. Когда они наконец добрались в Ренн в середине дня, лорд Эрве оставил слуг в конюшнях замка, чтобы они позаботились об измученных лошадях, и поспешно повел свою не менее измученную дочь через грязный двор к каменным ступеням, ведущим в центральную часть замка. Там они узнали, что герцог Хоэл ушел на псарню осматривать гончих. Коротко переговорив с начальником стражи, Эрве отправился приветствовать своего сеньора, предоставив дворецкому герцога отвести Элин к герцогине Авуаз, которая сидела со своими дамами в солнечной галерее – комнате над большим залом.
Герцогиня и ее дамы ткали, пряли, вышивали одежду и, конечно, разговаривали. Мари, которой так часто приходилось сидеть и слушать их, казалось, что в Ренне никто никогда не замолкал. Двор был утомительным и волнующим лабиринтом голосов: каждый вечер она ложилась спать, устало думая, будто сумела ухватить один из его секретов. И каждое утро, просыпаясь, обнаруживала, что рисунок лабиринта переменился: к нему прибавился новый голос, новый поворот. Родственники и служащие герцога, слуги и около тридцати замковых рыцарей оставались при дворе постоянно, но остальные лица менялись с головокружительной скоростью: рыцари являлись к своему сюзерену, чтобы нести положенную им в течение года военную службу – приезжали, приветствовали, уезжали на назначенные им посты или оставались при гарнизоне; арендаторы и управляющие герцогских владений прибывали с докладами и уезжали, получив указания; бароны добивались расположения или жаловались на грабеж соседей; епископы и аббаты вели переговоры о бенефициях. У Мари, привыкшей к монастырской жизни, где появление незнакомца становилось событием, просто захватывало дух. И все эти люди непрестанно говорили. Даже язык, на котором они разговаривали, постоянно менялся: разговор мог начаться по-бретонски, закончиться по-французски, а в середине идти на латыни. Почти все владели обоими местными языками, а большинство должностных лиц свободно говорили и на ученом языке. Герцог был родом из Кимпера, из глубины западной Бретани, и предпочитал говорить на бретонском, поэтому большинство рыцарей делали то же. Мари попросила одну издам герцогини обучить ее этому языку. Однако она вполне могла бы обходиться и своим французским: герцогиня, родившаяся и выросшая в Ренне, предпочитала французский, и ее приближенные, естественно, следовали примеру своей госпожи.
Когда Элин вошла на галерею, она была полна напевных французских разговоров относительно – вполне понятно – дождя. Появление девушки, закутанной в промокший плащ, только добавило в огонь разговора пищи.
– Клянусь святой Анной, дитя, ты же промокла до нитки! – воскликнула герцогиня.
Мари попыталась относиться к Авуаз с неприязнью, но у нее абсолютно ничего не получилось. Герцогиня оказалась волевой, властной, но добродушной, чувствительной, хитрой и на удивление грубоватой. У нее были больные ноги, слабый желудок, жадный интерес ко всем окружающим и удивительный вкус к жизни. А еще она была доброй: Мари не скоро забудет припарку из листьев огуречника в свой первый вечер в Ренне и то, как герцогиня хлопотала, чтобы найти ей новые платья, негодующе заявив, что Мари просто глупо было бояться – никто не посмеет сделать что-то плохое ее собственной кузине. Даже отказаться от платьев оказалось невозможно: «Дитя, ты не можешь, никак не можешь носить при дворе это черное безобразие». Поскольку, помимо «черного безобразия», у Мари были только старые платья из Шаландри, которые уже ей не годились, пришлось принять благотворительность герцогини, хотя из предложенных ей платьев она выбрала только самые простые. Под воздействием твердости и доброты своих новых опекунов она и не заметила, как дала герцогине клятву не делать новой попытки убежать из своего мягкого плена, если ее не начнут принуждать к браку.
– Сними свой мокрый плащ! – сказала тем временем герцогиня, обращаясь к Элин. – Сибилла, пойди принеси девочке одеяло. Не припомню другого такого отвратительного июня.
– Если погода не изменится, – сказала Сибилла, которая была женой главного конюха герцога, – им придется отменить открытие сезона охоты на оленей. Господи, что люди тогда скажут!.. Здесь в сундуке нет одеял, моя госпожа.
– Тогда пойди и возьми с какой-нибудь постели! – приказала Авуаз. – А ты, Корентин, – обратилась она к дворецкому, – скажи, чтобы для гостьи прислали горячего вина. И... почему бы нет?., для нас всех тоже.
Он поклонился и ушел.
– Я принесу одеяло, – предложила Мари.
Когда она принесла одеяло, Элин уже усадили на место Сибиллы рядом с герцогиней, а Сибилла сидела на сундуке, рядом с мокрым плащом и головной повязкой Элин. Элин поджала под себя замерзшие ноги, оставив испачканные в грязи туфельки на сухом камыше. Залитая дождем, хрупкая, светлая и сияющая, она светилась в сумрачной галерее, словно белые фиалки в темном лесу. Мари посмотрела на нее с облегчением. Она надеялась на то, что Элин окажется удивительно красивой. Ее сердце еще упорно сжималось при мысли о Тиарнане, несмотря на все ее попытки указать ему на нелепость такого поведения. Если Элин окажется удивительной, то ей не надо будет стыдиться себя. Мари бережно закутала одеялом хрупкие плечи Элин, и та посмотрела на нее с милой улыбкой благодарности.
– Надеюсь, что солнце выглянет ради вашей свадьбы, леди Элин, – сказала герцогиня. – Но тем временем мы тебе рады. Боюсь, что сейчас в замке много народа, так что тебе до свадьбы придется делить с кем-нибудь постель.
– И после свадьбы тоже, – лукаво вставила Сибилла. Несомненно, герцогиня предвидела такую шутку, но все равно от души посмеялась. Элин порозовела.
В любом замке гостям приходилось делить постели, но в Ренне такое случалось особенно часто. В спальнях постоянно не хватало мебели. Двор Бретани, как и большинство правящих дворов Европы, не оставался на одном месте, а кочевал между резиденциями герцога: Нантом, Рейном, Компером, Плоэрмелем и еще несколькими замками поменьше. Это помогало распределять обузу снабжения двора между различными поместьями, и кроме того, замки оставались свежими. (После нескольких месяцев пребывания всего двора перегруженные канавы и свалки вокруг всех построек начинали невыносимо вонять, поскольку настоящей канализации не существовало.) Когда двор уезжал, спасаясь от запаха, то часть мебели увозили на багажных повозках, но большую часть оставляли в пустых помещениях под охраной постоянного гарнизона замка. Ренн был настолько новым, что собственной мебели еще не успел накопить. Даже камни в его постройках были еще остроугольными и сверкающими, даже свод большого зала еще был светлым, не закопченным десятилетиями дыма. Внутренние стены были по большей части голыми: лишь немногочисленные гобелены и занавеси украшали камень. Ширмы для разгораживания комнат были рассчитаны на помещения меньшего размера и не доставали до стен. Отправляясь на галерею, надо было не забывать захватить с собой табурет, иначе приходилось сидеть на полу или на сундуке, как Сибилла.
– Леди Элин может поселиться со мной, – предложила Мари, – если захочет.
Элин снова ей улыбнулась, на этот раз немного смущенно:
– Мы знакомы, леди?..
– Мари. Нет, мы не знакомы. Но твой будущий муж оказал мне огромную услугу, так что мне хотелось бы отплатить за нее, чем я могу.
– О! – воскликнула Элин, вскакивая на ноги. – Так это ты Мари Пантьевр! Я столько о тебе слышала.
Она втайне тоже почувствовала облегчение. Она невольно испытывала ревность и тревогу из-за беглянки-наследницы, которую спас Тиарнан, – особенно когда один из ее братьев сказал ей, что весь двор влюбился в эту незнакомку. Но тревожиться было незачем. Мари оказалась всего лишь миловидной, на ней было простое голубовато-серое платье, и она была слишком стара для незамужней девицы. Элин понравилось, как она сказала «твой будущий муж» – так открыто и дружелюбно. С этой стороны никакой опасности не было.
– Я буду очень рада жить с тобой, – сказала она.
– Значит, решено, – заявила довольная герцогиня. – У нас двоих будет самая завидная постель в замке.
Ей не пришлось долго ждать предсказуемого отклика.
– Потому что, – тут же откликнулась Сибилла, – все молодые люди Ренна будут мечтать о возможности разделить ее с одной из них!
Герцогиня рассмеялась, остальные дамы захихикали, а Элин снова порозовела. Мари только улыбнулась и заняла вое место у большого ткацкого станка, подняв с пола челок. Подобные шутки поначалу ее смущали, но теперь она уже к ним привыкла. Хоэл сказал, что она может выйти замуж за любого преданного ему рыцаря, который захочет на ней жениться, и преданные ему рыцари восприняли это как вызов, как великолепный турнир за ее сердце и поместье Шаландри. Они постоянно окружали ее куртуазной любовью, шутливым, красноречивым, пышным празднеством моды, пришедшей с юга. Это была новая игра с четко распределенными ролями: возлюбленная может иметь больше одного кавалера, но кавалер – только одну возлюбленную. Кавалерам положено было трепетать и бледнеть при появлении возлюбленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49


А-П

П-Я