Она была просто счастлива, когда увидела сегодня, что он ждет ее у ворот. Ее друг!У Саманты перехватило дыхание, едва они вошли в холл. Он был в два этажа высотой, и на такую же высоту уходили резные каменные колонны и массивные готические арки. Казалось, ты вошел в большой собор.– Это самая старая и самая величественная часть дома, – сказал мистер Уэйд. – За исключением мозаичного пола, который придумал мой… дед моего хозяина. Вход почти в точности воспроизводит вход в аббатство, до того как аббатство было„конфисковано Генрихом Восьмым.– О! – воскликнула Саманта. Более умной реплики она не придумала.Мистер Уэйд сделал знак ливрейному лакею, тот подошел, взял у Саманты хлыст, жакет и шляпку. Он коротко кивнул мистеру Узйду и молча взял и его шляпу и хлыст. Саманта прикусила губу, отметив его почтительность. Как видно, слуги считают мистера Узйда тоже слугой, быть может, чуть повыше рангом, чем они сами, хотя он, несомненно, истинный джентльмен. Слуги могут быть очень невежливы. Но мистер Уэйд не сделал лакею замечания. Может, он не заметил его непочтительности?Они, наверное, целый час осматривали парадные комнаты – большую бальную залу, гостиную, столовую, зал для приемов, спальню, в которой однажды провел ночь сам Карл Второй. Саманта задерживалась перед картинами Рембрандта и Ван Дейка, долго любовалась дивным морским пейзажем Рейнолдса. В подлиннике он оказался еще прекраснее, чем она ожидала.– Представьте только, что вы здесь живете! – сказала она мистеру Уэйду, когда они проходили по бальной зале. Саманта раскинула руки и закружилась в танце – Представьте, что все это ваше!– А вам бы хотелось здесь жить? – спросил он.– Может быть, и нет. – Саманта остановилась. – Ведь роскошные покои – это еще не все, не так ли? Существуют более важные вещи. – Она засмеялась. – Но это не мешает мне вообразить, что я здесь живу!– Тогда вам нужно выйти замуж за маркиза Кэрью, – сказал он.– И правда, – со смехом согласилась она, – Он ведь, кажется, холост? Но сколько же ему лет? Он молод и красив? Или старый брюзга? Впрочем, это не имеет значения. Приводите его сюда, и я пущу в ход все свои чары.– Вот как? – Мистер Уэйд заулыбался, склонив голову к плечу.– Перед вами маркиза Кэрью, – церемонно произнесла Саманта, медленно обмахиваясь воображаемым веером. – Вас поставили в известность о моем прибытии? Полагаю, вы должны отвесить мне поклон, сэр!– Вы так полагаете? – Мистер Уэйд не отвесил поклона.– Вы будете обезглавлены за непочтительность, – вздернув подбородок и устремив на него высокомерный взгляд, сказала Саманта. – Мой муж, маркиз, распорядится об этом. Так повелевает, маркиза Хаймурская! – И она небрежным взмахом протянула ему руку для поцелуя.Он не поцеловал ее руку.– Люблю подурачиться, я уже говорила вам. Я еще ребенок в душе. – Саманта снова стала самой собой. – Но я и не подумала бы очаровывать маркиза, будь он даже сказочно красив, высок и строен, как, например, Габриэль. И на всю эту красоту я тоже не променяю свою свободу. – Саманта повела рукой в сторону бальной залы.– Вы так дорожите вашей свободой? – спросил мистер Уэйд.– Да, – ответила Саманта. – Вас не удивляет, что я, в моем возрасте, все еще не замужем? Да потому, что я приняла решение никогда не выходить замуж.– Ах вот как! – сказал он. Улыбка на сей раз спряталась где-то глубоко в го глазах. Никто бы ее, наверно, и не разглядел. – Очевидно, вы пережили какое-то тяжелое разочарование?На лице Саманты выразилось удивление. Все знакомые мужчины обычно говорили ей, что она самая веселая и счастливая девушка из всех их знакомых.– Да, вы отгадали, – ответила она. – Но это было давно. Теперь все забылось.– Если не считать, что это разрушило вашу жизнь. – О нет, это не так! – поспешила заверить его Саманта. – Какие странные вещи вы говорите!– Я приношу извинения, – сказал мистер Хартли, и улыбка более отчетливо засветилась в его глазах. – Не пройти ли нам в мой рабочий кабинет? Я попрошу подать нам туда чай. На самом деле это, конечно, кабинет маркиза, но я пользуюсь им, если я здесь, а его нет дома.Друзья понимают друг друга, подумала Саманта. Он заметил то, что еще никто не замечал. Он понял то, что даже она сама не понимала – или не хотела признать, что понимает. Что жизнь ее разрушена. И она позволила ему приобрести над ней такую власть?– Спасибо, – сказала она. – Чаю я выпью с удовольствием.
Глава 4 Он был рад, что догадался предложить ей чай в своем кабинете, а не в гостиной. Гостиная слишком холодна и безлика, если не устраивается большой прием. К тому же в кабинете он проводит больше всего времени, когда находится дома и не в своих личных покоях. Уютная комната и не такая уж маленькая, в ней много книг и его любимых вещей. И она не слишком прибрана, потому что горничным запрещено убирать с места его книги, особенно если они раскрыты на какой-то странице. Хартли усадил Саманту в удобное старинное кресло по одну сторону камина – слуги немедленно, как только он входил в дом, разжигали его – и сам сел в такое же кресло по другую сторону. Отец когда-то хотел выбросить эти кресла, посчитав, что они совершенно не соответствуют роскошной обстановке «Аббатства», а Хартли поставил их в свой кабинет и знал, что никогда с ними не расстанется.После сегодняшнего дня и подавно. Теперь он еще больше будет дорожить своим кабинетом, потому что здесь однажды пила чай она – самое дорогое для него сокровище. В большом кресле она казалась совсем маленькой и изумительно изящной. И похоже, ей было очень удобно в этом кресле.Какую он сморозил глупость, сказав, что ей стоит выйти замуж за маркиза Кэрью! Нечистый его попутал. Он рад, что Саманта обратила это в шутку, однако огорчен, что какой-то мужчина разбил ей сердце. Она, похоже, не обратила особого внимания на его слова, да и вообще она всегда весела и улыбчива, но, кажется, он не преувеличил, сказав, что кто-то разбил ей жизнь. В ее возрасте большинство женщин уже давно замужем и в детской у них уже весело шумят детишки. И такие красавицы не засиживаются в девушках… А другой такой красавицы, как она, вообще нет на свете.Они говорили о книгах – на столике рядом с ней лежали книги, которые он в последние дни читал, – о музыке, об оперном и драматическом театре. Их вкусы совпадали, хотя в отличие от него она никогда не изучала латынь и греческий и не читала пьес, которые видела на сцене. И она больше любила тенор и виолончель, в то время как он – сопрано и скрипку. Однако оба сошлись на том, что самый прекрасный музыкальный инструмент – фортепиано.Ни с одной женщиной ему не было так легко разговаривать. Правда, все его знакомые, разговаривая с ним, знали, кто он. А если бы не знали? Интересно, как бы они разговаривали с ним тогда? В бальной зале Саманта сказала, что не стала бы очаровывать маркиза, даже если бы ей представилась такая возможность. Ну а если бы она знала, что он не просто обыкновенный джентльмен, который вынужден служить парковым архитектором у богатого маркиза, а сам маркиз, – если бы она знала, что бы изменилось? Она не вела бы себя столь непринужденно? Она почувствовала бы какую-то неловкость? Сейчас она держится вполне свободно. И все же находиться им в доме вдвоем куда более предосудительно, чем гулять по парку.– Что с вами случилось? – тихо спросила она. Он понял, что они уже некоторое время сидят молча, что он, как это часто с ним бывало, задумался и разговор оборвался. Правда, в прежние их встречи это их не смущало. Он массировал ладонь правой руки большим пальцем левой и один за другим распрямлял пальцы. Она смотрела на его руки.– Какой-то несчастный случай? Или так было от рождения?.. – Саманта перевела глаза на его лицо и покраснела. – Ах, простите меня! Это ведь вовсе не мое дело. Пожалуйста, извините меня!Быть может, так утверждалась их дружба – он, фактически чужой ей человек, мог сказать ей, что несчастливая любовь, подробности которой были ему неизвестны, испортила ей жизнь, а она могла спросить, какое несчастье произошло с ним. Будь они просто знакомыми, этикет не позволил бы им заговорить на такие темы.– Несчастный случай. – Он улыбнулся ей и стал рассказывать историю, которую рассказывал всегда. Правду он никогда никому не открыл, даже своим родителям сразу после того, как случилось несчастье. Какой же смысл говорить правду сейчас? – Мне было шесть лет. Я в первый раз выехал на своем новом пони. Вместе с моим кузеном. – Его кузену было тогда десять лет. – Грума мы оставили далеко позади. Я строил из себя лихого наездника, мне надо было доказать, что я могу скакать ноздря в ноздрю со своим кузеном, который был на четыре года старше меня, продемонстрировать, как ловко я перемахну через изгородь. Но я не перемахнул через изгородь, а рухнул прямо на нее, поломав себе кости и растянув сухожилия. Каким-то чудом мой пони не очень сильно пострадал. Доктор сказал моему отцу, что мне придется ампутировать обе ноги и руку, но, к счастью, мама не позволила и мне спасли и ноги, и руку.На лице Саманты отобразился такой ужас, что он невольно улыбнулся.– Это было так давно, – продолжал он. – Врач сделал все возможное, однако последствия остались. Отцу и мне было сказано, что я никогда не смогу ступать на правую ногу и пользоваться правой рукой. Однако в чем-то я могу быть очень упорным.– Бесстрашным, – сказала она. – И решительным.– И упрямым, – засмеялся он. – Мама закричала не своим голосом, когда в первый раз увидела, как я ковыляю но комнате, и стала уверять меня, что я причиню себе непоправимый вред, а отец ограничился лишь предупреждением – сказал, что я делаю из себя посмешище.– Бедный малыш, – склонив голову к плечу, сказала Саманта. В ее голубых глазах светилось сочувствие. – Дети не должны так страдать!– Страдание может изменить человека, – сказал Хартли. – Оно может порождать добро. Рискуя показаться достаточно самодовольным, я все же смею утверждать, что меня вполне устраивает персонаж, каким я стал. И как знать, быть может, мне вовсе бы не понравился тот человек, каким бы я стал, не случись со мной несчастье. Может, он так и остался бы трусливым, подобострастным нюней.– Я проявила бестактность, – сказала Саманта. – Простите меня.– Мне не за что вас прощать, – ответил мистер Уэйд. – Друзьям свойственна чистосердечность, а мы ведь друзья, не так ли?– О да! – Теплая медленная улыбка тронула губы Саманты. – Мы друзья, мистер Уэйд.Но в ее глазах и намека не было на то, что их соединяет нечто большее. Естественно. Какая глупость с его стороны даже мечтать о чем-то большем, а уж тем более питать какие-то надежды. Но мисс Саманта Ньюман так ласково улыбается ему и без малейших колебаний согласилась назвать его своим другом – разве это не замечательно?– И как ваш друг, – сказал он, нехотя поднимаясь с кресла, – должен признать, что буду более спокоен, если мы отправимся в обратный путь в Челкотт, прежде чем все констебли графства бросятся на ваши розыски. Сказали ли вы Торнхиллу и его супруге, куда направляетесь?– Нет. – Саманта покраснела, и вид у нее был довольно виноватый. Она вскочила с кресла. – Они могли счесть такой визит предосудительным, а моя тетя, леди Брилл, решила бы, что должна меня сопровождать. Это было бы совершенно ни к чему. Конечно, мне нужна компаньонка. Но я не нахожу ничего предосудительного в моем визите сюда и не считаю, что за мной надо надзирать. Если в мои годы девушка не имеет возможности быть самостоятельной и пользоваться хотя бы малой свободой, то лучше уж просто-напросто засадить ее в клетку и там держать, – Саманта непринужденно рассмеялась.– Я провожу вас до ворот, – сказал Хартли, отворив дверь кабинета и пропуская ее вперед. – Между прочим, я еще хотел вам показать нагромождение камней, которое по моему замыслу было сооружено неподалеку от озера. А там, где ручей начинает спускаться с холма, он образует цепочку водопадов. Я хочу сделать их более живописными. Конечно же, не нарушая их природной красоты. Мне очень хотелось бы услышать ваше мнение. Не прогуляетесь ли вы со мной в те места? Ну, может быть, дня через три?Саманта с улыбкой повернулась к нему. Они уже вышли из дома.– С удовольствием, – оживилась Саманта. – Буду упорно уклоняться от всех попыток вовлечь меня в семейные прогулки или какие-то другие развлечения. И молиться, чтобы была хорошая погода.– В тот же час на том же холме? – спросил он.– Да. – Саманта рассмеялась. – К тому времени, когда я вернусь в Лондон и начнутся балы, я стану самой неутомимой партнершей в любой бальном зале. Ах, если бы он мог танцевать! И как ему всегда хотелось танцевать! Быть может, потому, что он знал – танцевать он не будет никогда. Бальные залы были не для него, и хотя он проводил в Лондоне не меньше времени, чем другие джентльмены, он редко принимал приглашения на балы, и потому свет, и в особенности женская его половина, почти не знал маркиза, хотя он и был завидным женихом.– Хотел бы и я побывать на этих балах и полюбоваться вами, – сказал он.Они отъехали от конюшни и направились к въездным воротам – они были примерно на расстоянии мили от конюшни.– Этот газон будет тянуться до самых ворот. И он идеально ровный. Так и хочется пустить лошадь в галоп. А вы любите быструю скачку?Саманта посмотрела на него и на его правую ногу. Она уже открыла рот, чтобы спросить, стоит ли ему пускаться в такую скачку – он был уверен, что именно это она сейчас скажет. Но вместо этого Саманта закусила губу, и, когда снова посмотрела на него, в глазах ее плясали озорные огоньки.– А ну-ка догоняйте! – звонко крикнула она и понеслась вскачь.Он дал ей фору, с одобрением глядя, как искусно она управляется с лошадью. Как весело она подхватила его вызов, с удовольствием отметил он, сколько в ней живости и обаяния!Еще один эпизод, который он сохранит в памяти, подумал Хартли, обогнав ее, когда до ворот оставалось всего несколько ярдов. Он обернулся и засмеялся, увидев, как она раздосадована.– Это несправедливо, – прерывистым голосом выговорила она. – Несправедливо! Габриэль дал мне хромую, лошадь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29