Они словно клевали её и отскакивали. Варька стояла бесстрашно, не прятала лицо, не сгибалась. Она поворачивалась в нужный момент и… сверху вниз по затылку – р-раз! И ещё. В отличие от мальчишек, Варька молчала. Из носа у неё текла кровь.
Славка подходил медленно, ноги его увязали в песке. Заметив его, Варька бровью не повела. И, конечно, не позвала его на помощь, словно он был посторонний зритель.
Славка сжался, поднёс руку ко рту.
– Что же вы делаете?.. – зашептал он. – Зачем вы её бьёте?..
Ноги у Славки стали слабые. Задрожали пальцы.
Один из мальчишек сбил Варьку на землю.
– Ой! – вскрикнул Славка. – Перестаньте!
Мальчишка прыгнул на Варьку. Варька выставила руки, и не успел Славка крикнуть ещё раз, как она изогнулась дугой и, свалив мальчишку, навалилась ему на грудь.
– Ура! – хотел крикнуть Славка. Почему-то он вдруг подумал о Ваське, на один только миг подумал о нём, как о спасении, и тут же забыл.
Другой мальчишка с криком: «Куда ты, дура!» – бросился на Варьку сзади. Он схватил её за волосы и оттянул её голову на спину. Шея у Варьки напряглась.
Славке стало невыносимо тоскливо – такое чувство, будто тошнит. Он зажмурил глаза, и вдруг у него внутри что-то лопнуло, тесное и неудобное. Он закричал пронзительно:
– Я ж тебя сейчас застрелю, гайдамак паршивый!
И бросился на врага.
Славка свалил верхнего мальчишку на землю. Он бил его по лицу. Царапал. Он укусил его даже в плечо.
Глаза у мальчишки стали круглыми, белыми от испуга. Он отползал от Славки, пятясь спиной. Он даже не сопротивлялся. Потом вскочил, отбежал в сторону и закричал:
– Не подходи ко мне, сумасшедший!
У Славки тряслись руки. Он схватил с земли круглый камень, готовый бить всех, кто бросится на него и на Варьку. Но бить было некого. Варька стояла и удивлённо смотрела на него. Её враг отряхивался в сторонке.
Варька утёрла ладонью разбитый нос.
– Ещё поддать? Или хватит?
Мальчишки переглянулись.
– Ты убери этого психа, – сказал исцарапанный Славкой.
Славка сощурился, сжал в руке круглый камень. За спиной кто-то весело засмеялся. Славка повернулся круто. Позади них стоял Васька. Почти голый, в одних узких трусиках.
– Я хотел вам помочь, – сказал он. – Но это хорошо, что я опоздал.
– Чего же тут хорошего? – спросил Славка.
– Хорошо, что вы сами справились… – Васька наклонился, поднял затоптанную в песок косынку и подал Варьке.
Варька вырвала косынку из его рук.
– И тебя, если нужно, отлупим, – сказала она.
Славка знал, что этого Ваську они отлупить не смогли бы. Потому даже, что он не позволил бы себе драться с ними. Но всё-таки крикнул воинственно:
– Проваливай к своему деду! Мы тут без всех обойдемся. Вдвоём!
– Ладно, – сказал Васька доброжелательно, – справляйтесь, – и убежал в затон.
Славка заметил, что весь он перепачкан в мазуте. Даже волосы, даже щёки в лиловых мазутных пятнах. Васькино доброжелательство и эти мазутные пятна разозлили Славку до слёз.
– Отлупим! – закричал он. – Вот увидишь, отлупим!
Когда они с Варькой брели по мелкой воде к сваям, он спросил:
– Ты за что их?..
Варька вздохнула, потёрла ушибленный нос и заговорила, как с равным:
– Так они ж меня с этой сваи спихнули. Курортники окаянные.
И только тут Славка заметил, что Варька мокрая с головы до ног.
– Ты сними одежду и повесь сушить, – сказал он.
Варька повела плечом.
– Ты не стесняйся, я отвернусь, – простодушно предложил Славка.
– Да нешто я тебя застесняюсь. Просто не люблю я в голом виде сидеть. У меня на плечах пузыри бывают от солнца.
Варька все же разделась. Разложила сушить свои брюки и кофту. А косынку выстирала. В трусах она совсем была похожа на мальчишку. Только щёки у неё более плавно сходили к подбородку да толстая коса на спине.
– Ты чего такой, каждый день как мочёный? – спросила она.
– У меня мать уехала, – сказал Славка. – Насовсем…
Варька уставилась на поплавок. Лицо у неё стало строгим.
Славка разглядел, что ресницы у неё мохнатые и от них по глазам тень.
Варькин поплавок то и дело тонул. Она дёргала бычков и ершей с громадными ртами, сажала их на кукан и молчала.
– А ты не вникай, – вдруг сказала она. – Пусть они сами в своём разбираются. Ты им не судья, и тебя ихнее дело не должно касаться.
Варька посмотрела поверх Славкиной головы. Тряхнула косой, словно прогоняя неприятную думу.
– Кто их там разберёт, – пробормотала она. – Они же чисто дети малые. По каждому пустяку у них раздражение. Даже смешно, до чего у них жизнь нервная…
– А у тебя спокойная? – спросил Славка.
Варька ответила уклончиво:
– Мне одно нужно. Чтобы не мешали. А дальше я сама разберусь. Закончу образование… Я знаю, кем стану…
Домой они шли через весь город. Несли вдвоём ведро рыбы.
Варькиной бабушкой оказалась та самая злая старуха Ольга. Она долго разглядывала Славку и что-то ворчала.
Славка думал: как странно, несколько дней назад не было для него на земле человека злее старухи Ольги, а сейчас он глядит на неё и пытается улыбнуться ей. И не потому, что старуха стала добрее и лучше, а потому лишь, что Варька – старухина внучка.

КОГДА НАЧИНАЕТСЯ БИОГРАФИЯ

Вечером, дождавшись отца, Славка похвастал:
– Сегодня я дрался.
– Заслуга какая, – ответил отец. – В твоём возрасте я каждый день дрался…
Беседовать на эту тему дальше Славке не захотелось. После ужина, когда Славка помогал бабке Марии мыть возле хаты посуду, он услышал разговор отца с дедом Власенко. Он не видел их, но слышал голоса из окна:
– Нешто тебе, парень, мальчонку не жаль? Он же один среди всех. Какая у него биография – всю жизнь как зерно между жерновов. И трёте вы его, и трёте. Так человека в муку растереть можно.
– Какая там биография. Нет у него ещё биографии. Биография начинается с поступка, а не с факта рождения.
– Ему же годов, что тому куренку…
– Я в его возрасте в немецкую полковую кухню дохлых крыс кидал. Постромки у лошадей ножиком резал. А годом старше – грузовик со снарядами сжёг. И в том же году я с простреленным животом по земле полз…
– Ты не равняй, парень…
– А чего ж не равнять?.. Я, дед, знаю и таких тоже, которые в тридцать лет женятся, и это в их жизни единственный поступок, больше до смерти и вспомнить нечего.
– Он ещё не заиграл от солнца, не почувствовал силы, – раздумчиво сказал дед. – Он стоит, как тот малёк, и не знает, что из него вырастет и что ему придется кушать. Он ещё всех боится…
Бабка Мария захлопнула окно.
– Не вникай, – сказала она.
Бабка Мария обтирала тарелки. Славка заметил на её глазах слезы! Наверно, вспомнила она своих сыновей и мужа, которые ушли из жизни до срока.

СЪЕДОБНАЯ ЗЕМЛЯ

Утром в окно постучала Варька.
– Пойдём, что ли, – сказала она. – Я тебе, смотри, удочку наладила, чтобы ты так зазря не сидел, не глядел в воду.
На сваях Славка сказал ей:
– Давай из затона катер угоним.
– Не гляди в воду, – пробурчала Варька. – В воду глядеть опасно.
Славка смотрит.
Море набегает на него с трёх сторон, громадное. Тихонько качает его, приподняв, и летит Славка, окружённый стремительным блеском. Славка думает о красоте. Есть на земле такая красота, что, глядя на неё, хочется плакать нестыдными слезами. Он думает: вот бы жизнь так прожить, чтобы, когда умер, все плакали – и знакомые и незнакомые люди. Весь мир. Вся земля.
Славка смотрит на Варьку.
– Давай убежим на Азорские острова.
– Смешно, – говорит Варька.
– Не так уж смешно. На Азорских островах есть съедобная земля.
– А тебе что, котлет не хватает?
Славке хватает котлет и компота, ватрушек и жареной рыбы.
– Опять смотришь в воду, – говорит ему Варька.
На следующий день она принесла из дома широкополую шляпу-бриль.
– Надень. Тебе нельзя на солнце без шляпы, у тебя голова слабая.

МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

Несколько дней подряд Славка дрался. Ходил по улицам и воевал с каждым встречным мальчишкой. Приходил домой битым, но сильным.
Бабка Мария ставила ему кислые примочки, дотошно смазывала царапины йодом. Говорила:
– Дюже красиво ты себя. Славка, разрисовал. Красивее, чем вчера, – и смеялась.
И Славка смеялся.
Он прыгнул в воду с самой высокой вышки на городском пляже. Когда он вынырнул, к нему подошла лодка-каюк. Три рыбака смотрели на Славку.
– Живой? – спросил один.
– Так и пропасть не долго, – сказал другой.
– Лихой парнишка, – сказал третий.
Пересиливая боль – горело всё: руки, ноги, плечи, живот, – Славка поплыл к берегу.
– Ничего, – бормотал он, – я ещё не с такой вышки спрыгну.
Почти каждый день Славка встречал Ваську. Проходил мимо него, задрав подбородок, ведь, как ни кинь, отношения между людьми определяются положением подбородка. Васька смеялся при встрече и говорил:
– Жми, Славка.
– А тебя не касается, – отвечал ему гордый Славка, но чем дальше, тем больше чувствовал, что не перебороть ему Ваську такими приёмами. С самой высокой вышки на пляже Васька прыгал как хочешь: и спиной вперёд, и ласточкой, и вертел сальто. Прыгнет и уплывёт в море. Вылезет на берег где-нибудь в дальнем месте и спокойно уйдёт по своим делам.
К Варьке Васька подходил тоже без церемоний. Подойдёт, постоит рядом. Скажет что-нибудь и уйдёт, не дожидаясь ответа. Он принёс ей ведро хорошей плавневой рыбы. Сказал:
– Отдай бабушке. Мне не нужна, я в столовой питаюсь. Жалко, если пропадет рыба.
Варька не взяла. Прогнала. Васька ушёл, но рыбу оставил. Варька и Славка не стерпели, чтобы завяла такая прекрасная рыба. Они продали её на базаре.
Иногда Васька появлялся у них дома, и Славка начинал громко ходить, разговаривал, как оглохший. Пел. Его отец любил беседовать с Васькой,
Из-за этого Васьки Славка чуть окончательно не поссорился со стариком. Он залез в затон, чтобы поймать Варьке толстых непуганых бычков и ершей. Старик подошёл к нему и ещё не успел открыть рта, как Славка уже закричал, подгоняемый жаждой справедливого возмущения.
– А что! – кричал Славка. – Вашему Ваське можно, а мне нельзя! И Варьке нельзя. И никому нельзя. Это не по-советски.
Старик смотрел, жалея его глазами. Потом сказал;
– Славка, Славка… Васька сюда не для баловства ходит. Он с Голощёкиным, с машинистом, старый движок оживляет. Людей же ведь мало, чтобы старым движком заниматься. – И ушёл к себе в проходную. Только ушёл старик, Славка прыгнул в воду и уплыл на сваи. Варька спросила:
– Прогнал?
– Нет, – сказал Славка. – Я сам. Скучно мне стало. Я там один был.
Мама прислала ему из Москвы письмо. И ещё две открытки.
Из них было понятно, что ей хорошо, даже как-то слишком уж хорошо.
Отец к маминым письмам не притрагивался. Он спрашивал у Славки:
– Ну, что мама?
– Здорова, – отвечал Славка,
– А ты?
– Я тоже здоров.
– Вот и славно, – говорил отец. – Очень радостно слышать.
Один раз Славка спросил у него:
– Ну, а ты как?
– Я тоже здоров, – ответил отец, усмехнувшись. – Здоров и весел.
Отец всегда был здоров, по крайней мере он всегда утверждал это. Ну, а насчет веселья, на этот предмет у всех своя точка зрения. Отец, например, пел песни только тогда, когда ему было плохо. Тогда он ходил и пел без конца. И всем действовал на нервы. Особенно маме. Смеялся он, когда читал книжки. Он так и говорил:
– Посмеяться охота, – и принимался читать.
Смеялся хрипло. Бормотал:
– Ох, умора, – и размахивал книгой.
Мама сердилась. Говорила:
– Ну кто так смеётся?
– Я, – отвечал отец.
Ещё чаще отец смеялся над теми книжками, которые мама называла модными и современными. Тогда он просто хохотал.
Мама в таких случаях возмущённо доказывала ему, что он примитивен.
– Ох-хо – хо, – отвечал ей отец.
А Славка не знал, не мог понять, весело ему в такие минуты или, наоборот, грустно.
Мама переходила на крик. Сыпала словами: мещанство, протест, интеллектуальный герой, пошлость.
Отец барабанил пальцами по столу:
– Да, да. Как же, как же…
– С тобой невозможно разговаривать!
Мама хлопала дверями и убегала.
– Постыдно! Убого! – бормотала она, словно отец совершил преступление.
Славка спрашивал у отца:
– Что с мамой?
– Ничего страшного, – не меняя позы, отвечал отец. – У мамы растут зубы мудрости.
Славка никогда не мог разобраться, кого он любит больше, отца или маму. И любит ли их вообще. Ему казалось, что они все трое живут порознь, каждый сам по себе. Но когда отец уезжал на новое место, Славка начинал скучать и думать о нём. Когда уезжала мама, Славка вдруг замечал, что она ему очень нужна.
Когда Славка кого-нибудь провожал или уезжал сам, ему казалось, что вся жизнь склеена из сплошных потерь, что он вечно теряет кого-то. Когда Славка встречал новых людей, приезжал в новые города, ему начинало казаться, что он всё время находит.
Работа на элеваторе у отца шла полным ходом. Рядом с восемнадцатью башнями уже вырастали восемнадцать новых.
От стариков Власенко Славка узнал, что элеватор старинный, много раз перестроенный. Элеватор взрывали и строили заново. Строили его и англичане, и румыны, и немцы. Они же взрывали, когда им спешно приходилось удирать с этой земли.
Славкин отец не только расширял элеватор. Он делал его автоматом.
Четыре человека будут обслуживать всю громадину.
И когда заработают механизмы, отец поедет в другое место, где нужно построить какое-нибудь новое, уникальное сооружение из бетона.
Отец всегда приходил поздно. Иногда он останавливался возле дивана, на котором спал Славка, простаивал там по нескольку минут. Славка ёжился под простынёй. Славка начал думать, что он отцу в тягость. Что он для отца обуза. Славка даже написал маме письмо: мол, хочу в Москву, забирай меня побыстрее. Письмо прочитал отец. Случайно.
Он сел к столу. Но не надолго. Вскочил и принялся ходить, и запел.
Бабка Мария позвала отца на кухню.
– Хочешь, я на картах раскину? – сказала бабка. – Расскажу, как она там в Москве живёт.
– Кто? – спросил отец.
Бабка раскинула карты.
– Живёт она худо, – сказала бабка. – Ты бы ей, парень, денег послал…
Отец сел возле бабки, опустил голову.
– Не возьмёт, – сказал он.
– А ты подумай, – сказала бабка. – Может, и придумаешь, как это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16