вас, должно быть, с самого детства любили.
Тиэко тронула девушку за рукав:
– Мы здесь уже долго стоим, не будем привлекать к себе внимание.
– Да-да.
Она обернулась к ковчегу и стала вновь самозабвенно молиться. Тиэко поспешно последовала ее примеру.
– Прощайте,– в третий раз произнесла Наэко.
– Прощайте,– ответила Тиэко.
– Я о многом хотела с вами поговорить. Наведайтесь когда-нибудь в нашу деревню. Мы пойдем в рощу, там нас никто не услышит.
– Спасибо.
Но почему-то обе пошли в одном направлении – к мосту у Четвертого проспекта.
Община храма Ясака велика. Она продолжает праздновать Гион и после процессии ковчегов семнадцатого июля. Двери всех лавок открыты настежь. На всеобщее обозрение выставляются чудесные расписные ширмы и многое другое. В прежние времена там можно было увидеть гравюры укиёэ – из самых ранних! – и картины школы Кано, яматоэ, парные ширмы в стиле Сотацу. Ширмы были украшены и оригинальными картинами в стиле укиёэ, на которых изображались
«южные варвары». Жители Киото издавна с размахом отмечали свой любимый праздник Гион.
Отголоски этого теперь можно увидеть во время процессии ковчегов. Их украшают китайской парчой, гобеленами, камчатыми и золототкаными материями, узорчатыми вышивками. В былые времена многие известные художники участвовали в украшении ковчегов. Пышность, присущая эпохе Момояма, соседствует здесь с заморскими редкостями – из стран, с которыми торговала Япония.
На некоторых ковчегах даже устанавливали мачты с кораблей, имевших лицензию на торговлю с заморскими странами.
Музыка во время праздника Гион только на первый взгляд кажется примитивной. На самом же деле существует более двадцати шести способов ее исполнения. Причем в ней находят много общего с музыкальным сопровождением в пьесах мибу кёгэн и с музыкой гагаку.
Вечером в канун праздника ковчеги украшаются гирляндами фонариков, громко играют музыканты.
Хотя процессия ковчегов не проходит через районы Киото, расположенные к востоку от моста Четвертого проспекта, но и там повсюду царит веселье, не говоря уж об окрестностях храма Ясака.
У моста толпа оттеснила Тиэко, и она немного отстала от Наэко.
Она все никак не могла решить: расстаться ли с Наэко здесь или дойти с ней до дома? И вдруг ощутила, как в душе поднимается теплое чувство к этой девушке…
– Барышня, госпожа Тиэко! – Это Хидэо у самого входа на мост окликнул Наэко.– Ходили гулять в канун праздника? Одна?..
Наэко остановилась в растерянности. Но не оглянулась, не стала искать глазами Тиэко.
Тиэко поспешно юркнула в толпу.
– Прекрасная погода, не правда ли? – обратился юноша к Наэко.– Похоже, и завтра она не переменится – взгляните, какие звезды…
Наэко поглядела на небо, стараясь выиграть время. Само собой, она видела Хидэо впервые.
– Недавно я допустил ужасную бестактность в отношении вашего батюшки. Скажите, вам пояс в самом деле понравился?
– М-м…
– А ваш батюшка не сердился после моего ухода?
– М-м…– Наэко не знала, что ответить, как себя вести с этим незнакомым юношей. И все же она не пыталась искать помощи у Тиэко.
Наэко была в растерянности. Ведь если бы Тиэко хотела встретиться с этим юношей, она бы подошла сейчас к нему.
Юноша был большеголовый, широкоплечий, глаза смотрели внимательно. Человек, кажется, неплохой, подумала Наэко. Наверное, он из Нисидзина, коли заговорил о поясе, да и спина чуть сутулая, как у ткача, привыкшего работать за станком, решила она.
– Я по молодости наговорил лишнего о рисунке вашего батюшки, ночь потом не спал и все же осмелился выткать по его рисунку пояс.
– …
– Вы хоть раз надевали его?
– М-м…– смущенно промычала она.
– Вам в самом деле понравился пояс?
Мост был освещен хуже, чем улицы, да и толпа то и дело их разделяла… И все же Наэко показалось странным, что юноша этот мог так обознаться.
Близнецов трудно различить, когда они воспитываются вместе, в одной семье, но Тиэко и Наэко жили порознь и росли в совершенно непохожих условиях. Может, он просто близорукий, подумала она.
– Барышня, разрешите мне по собственному рисунку выткать для вас пояс к вашему двадцатилетию.
– Благодарю вас,– запинаясь, ответила Наэко.
– Сами боги, позволившие нам встретиться в канун праздника Гион, помогут мне в этом.
Наэко оставалось предположить одно: Тиэко не желает, чтобы этот юноша догадался, что они двойняшки, поэтому и не подходит к нему.
– До свидания,– сказала она.
– Уже уходите? Как жаль…– Хидэо был несколько обескуражен.– А пояс я все же вытку… К осени, когда листья кленов станут красными,– настойчиво повторил он перед тем, как проститься.
Наэко поискала глазами Тиэко, но той нигде не было видно.
Собственно, ее нисколько не заинтересовал разговор юноши о поясе. Душа Наэко ликовала от встречи с Тиэко, которая, как она считала, произошла по воле богов. Склонившись к парапету моста, она некоторое время любовалась отражавшимися в воде огоньками.
Потом медленно пошла вдоль перил в сторону Четвертого проспекта, намереваясь помолиться в храме Ясака.
Дойдя до середины моста, она увидала Тиэко, беседовавшую с двумя молодыми людьми.
Она чуть не вскрикнула от неожиданности, но не подошла.
Некоторое время Наэко исподтишка наблюдала за ними.
О чем они разговаривают? – думала Тиэко, глядя на Наэко и Хидэо. Она сразу же догадалась, что Хидэо обознался, но как поведет себя эта девушка, оказавшись в столь щекотливом положении?
Может, следует подойти к ним? Но она сразу же отказалась от этой мысли. Мало того, услышав, как Хидэо обращается к девушке, произнося ее имя, Тиэко тотчас постаралась скрыться от них в толпе.
Почему она так поступила?
Душевное смятение, какое она испытала, встретившись с этой девушкой перед ликом божества у священного ковчега, оказалось более глубоким, чем волнение Наэко. Та хоть знала, что у нее есть сестра-двойняшка, и разыскивала свою сестру – младшую или старшую. А Тиэко такого и представить себе не могла. Все случилось чересчур неожиданно, и она не успела еще разобраться в себе, не успела почувствовать откровенную радость, какую испытала Наэко, отыскав сестру.
Сегодня она впервые узнала от Наэко, что ее родной отец разбился насмерть, упав с криптомерии, а мать вскоре тоже ушла вслед за ним в мир иной. Горечь потери болью отозвалась в ее душе.
Иногда ей случайно удавалось услышать шепоток соседей, будто она подкидыш. Но Тиэко старалась не думать о том, кто ее настоящий отец, где он сейчас. Сколько ни думай – все равно не узнаешь. Да и стоило ли терзаться, если Такитиро и Сигэ так самозабвенно любили ее.
То, что нынче вечером в канун праздника поведала ей Наэко, не принесло Тиэко радости. Но она ощутила, как в ее душе зарождается теплое чувство к сестре.
«Она чище меня душой и простодушней, трудолюбива и крепка физически,– рассуждала про себя Тиэко.– Когда-нибудь, может статься, она будет моей опорой…»
Вот какие мысли мелькали у Тиэко в голове, когда она рассеянно брела по мосту Четвертого проспекта.
– Госпожа Тиэко, госпожа Тиэко! – неожиданно донесся до нее голос Синъити.– Куда это вы идете одна? Вы так бледны. Что-нибудь случилось?
– А, это вы, Синъити? – Тиэко не сразу отозвалась, словно была где-то далеко-далеко.– Я часто вспоминаю: вы были так милы тогда в праздник Гион в наряде послушника.
– Ох, это было ужасно! Но теперь остались только приятные воспоминания.
Синъити был не один.
– Мой старший брат, учится в аспирантуре,– отрекомендовал он своего спутника.
Внешностью старший брат был похож на Синъити, но его поклон показался Тиэко несколько бесцеремонным.
– Синъити в детстве был слабенький, симпатичный мальчуган и такой красавчик, ну прямо девочка! К тому же и глуповат – наверное, поэтому его выбрали на роль послушника в праздник Гион.– Он громко расхохотался.
Они подошли к середине моста. Тиэко тайком поглядывала на брата Синъити.
– Тиэко, вы сегодня и вправду плохо выглядите – такая бледная и печальная,– встревожился Синъити.
– Просто здесь такой свет на мосту,– отозвалась Тиэко.– А потом, взгляните, сколько народу, и все веселятся, вот одинокая девушка и кажется вам печальной. Не беспокойтесь, мне хорошо.
– Нет, здесь что-то не то.– Синъити подвел Тиэко к парапету.– Обопритесь о перила.
– Благодарю вас.
– Тут посвежее, хотя ветра с реки почти нет. Тиэко прижала ладони ко лбу и закрыла глаза.
– Синъити, а сколько вам было лет, когда в праздник Гион вас нарядили послушником и усадили на ковчег?
– Дайте подумать… Наверное, лет семь. Помнится, это было за год до того, как я в школу пошел…
Тиэко молча кивнула. Она сунула руку за пазуху, чтобы достать платок – лицо и шея у нее были в холодном поту,– и обнаружила платочек, принадлежавший Наэко.
– Ах,– не сдержала она возгласа удивления и ощутила, что он еще влажен от слез Наэко. Держа платочек в руке, Тиэко не решалась его вытащить. Потом она сжала его в комок, вытерла лоб и поспешно сунула обратно. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.
Синъити глядел на Тиэко с недоумением. Он знал: не в ее манере грубо сминать платок и в таком виде класть его за пазуху.
– Тиэко, вам определенно нездоровится: наверное, жар или озноб. Возвращайтесь-ка поскорее домой – мы вас проводим, не так ли, брат?
Тот молча кивнул. Он все время не спускал глаз с Тиэко.
– Стоит ли? Мой дом совсем рядом.
– Тем более нам не составит труда проводить вас,– решительно сказал брат Синъити.
Они покинули мост и направились к дому Тизко.
– Синъити, а вы знали, что я шла за вашим ковчегом? – спросила Тиэко.
– Помню, конечно, помню,– откликнулся Синъити.
– Мы тогда были совсем несмышлеными детишками.
– Да уж! Я знал: послушнику не пристало глазеть по сторонам, но все же заметил, как маленькая девчушка все время следует за ковчегом. Наверное, ног под собой не чуяли от усталости, но все же не отставали…
– Ах, детство ушло безвозвратно,– прошептала Тиэко.
– Зачем вы так говорите? – с легким укором сказал Синъити, удивленно глядя на девушку. Нынче вечером она была явно не в себе.
Они подошли к дому. Старший брат вежливо поклонился вышедшей их встретить Сигэ. Синъити скромно стоял за его спиной.
В дальней комнате Такитиро пил праздничное сакэ с гостем. Не столько пил сам, сколько потчевал гостя. Сигэ то выходила на кухню, то садилась сбоку, прислуживая им.
– Вот и я,– сказала Тиэко, входя в комнату и вежливо кланяясь гостю.
– Что-то ты сегодня рановато…– сказала Сигэ и внимательно посмотрела на дочь.
– Напротив, матушка, извините, что опоздала и не смогла вам помочь.
– Я преспокойно управилась одна,– ответила мать, незаметно делая ей знак глазами. Они вышли на кухню, где в бутылочках грелось сакэ.– Девочка, ты чем-то расстроена? Тебя не обидели провожатые?
– Нет, Синъити и его старший брат вели себя безупречно.
– У тебя нездоровый вид… Да ты вся дрожишь! – Сигэ пощупала ей лоб.– Жара вроде бы нет, но почему ты такая грустная? Гость останется у нас на ночь. Будешь спать со мною.– Сигэ легонько обняла се за плечи.
Тиэко с трудом сдерживала слезы.
– Пойди-ка наверх и ложись в постель. Я одна управлюсь.
– Спасибо, матушка.– Тиэко была тронута ее сочувствием, у нее отлегло от сердца.
– Отец тоже загрустил: до того мало сегодня гостей пожаловало. Человек пять или шесть заглянули во время ужина, а остался только один…
И все же Тиэко взяла у матери бутылочку сакэ и внесла в комнату.
– Благодарю вас, мы уже столько выпили,– сказал гость.
Наливая гостю сакэ, Тиэко почувствовала, как дрожит ее правая рука, и поддержала ее левой. И все же сакэ лилось в чашечку неровной струей.
Этой ночью зажгли и христианский фонарь в саду. В его свете виднелись два кустика фиалок на старом клене.
Цветы на них уже облетели. Верхний и нижний кустик – а что, если это она и Наэко? Похоже, им не суждено встретиться. А может, они все же повстречались нынче вечером? Тиэко глядела на них в неясном свете фонаря, и глаза ее опять наполнились слезами.
Такитиро тоже заметил, что с Тиэко творится неладное, и время от времени осторожно на нее поглядывал.
Тиэко встала с циновок и поднялась на второй этаж. В ее спальне уже было приготовлено ложе для гостя. Она вытащила из ниши свою подушку, вышла в соседнюю комнату и упала на постель.
Боясь, что внизу услышат ее рыдания, она уткнулась лицом в подушку, обхватив ее руками.
Вошла Сигэ. Она увидела, что подушка мокра от слез, принесла новую и пошла к лестнице. У верхней ступеньки она остановилась, поглядела в сторону спальни, хотела что-то сказать, но промолчала и стала спускаться.
В спальне вполне уместились бы и три постели, но приготовлены только две. Одна из них – та, которой обычно пользовалась Тиэко. В ногах аккуратно сложены два летних льняных покрывала – ее и матери.
Значит, Сигэ ляжет в постель вместе с нею. Вроде мелочь, но забота матери растрогала Тиэко.
Слезы высохли. На душе посветлело.
– Да, здесь мой дом,– прошептала она. Собственно, это было и так ясно, но нечаянная встреча с Наэко разбередила ей душу, и она никак, не могла успокоиться.
Тиэко подошла к зеркалу и стала разглядывать свое лицо. Хотела было накраситься, так, чуть-чуть, но раздумала. Взяла только флакон с одеколоном и немножко спрыснула постель. Потом туго затянула поясок на спальном кимоно.
Сон не шел.
Не слишком ли холодно я обошлась с этой Наэко? – думала она.
Тиэко закрыла глаза, и перед ней всплыли красивые горы возле деревни Накагава, поросшие криптомериями.
Теперь она хоть что-то узнала о своих настоящих родителях.
Рассказать об этом отцу и матери? А может быть, не стоит? – колебалась Тиэко.
Вряд ли Такитиро и Сигэ знают, где она родилась и кто ее настоящие отец и мать.
Настоящие отец и мать.
Обоих уже и на свете нет, подумала Тиэко, но глаза ее при этом оставались сухими.
Звуки праздничной музыки доносятся с улицы.
Кажется, гость этот торгует шелком в Нагахаме. Говорит он очень громко – наверное, действует выпитое сакэ. Ей на втором этаже слышны обрывки разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19