За это время динамовцы дважды стали чемпионами, армейцы – четырежды, добавив еще две победы в Кубке СССР. Обозреватели и тренеры сходились во мнении – динамовцам оказалось не под силу проявлять в должной мере волю, стойкость, физическую выдержку, присущие команде ЦДКА.
Вспоминая финал Кубка СССР в 1945 году, Аркадьев рассказывал: «Если ни одна команда не переиграла другую тактически, то армейские футболисты в этом матче проявили больше воли и стойкости и физической выдержки в перипетиях борьбы, чем наши противники». Той же осенью он говорил: «Мы провели сезон 1945 года, может быть, не так ровно, как динамовцы, но у нас были подлинные взлеты, которыми те не могли похвастаться».
По мнению известного журналиста Александра Переля, в ряде встреч, когда требовалось изменить тактику, динамовской команде не хватало гибкости и маневренности, характерных для ЦДКА.
Ни в одной команде не было столько игроков, умевших сыграть с вдохновением, как у Аркадьева.
Игроки, составлявшие в ЦДКА великолепную пятерку нападения, жили в одном доме. Глядя на их слаженные действия, неискушенный зритель мог подумать, что они с утра до вечера тренируются вместе и, наверняка, дружат домами. На самом деле они занимались вместе столько, сколько и все, а вот связывала ли их крепкая дружба, – вопрос. Про них нельзя было сказать «не разлей водой», они приятельствовали, вот это уж точно.
Демину Бобров много помогал, но делал это, скорее, не из особо дружеских чувств, а потому, что поддержать любого человека, попавшего в беду, всегда было для него вроде потребности. Правда, Демин и Бобров в молодости немало попроказничали вместе, но это не могло и не стало основой дружбы.
После поездки в Англию наркомат обороны выделил Боброву платяной шкаф – роскошную по тому времени вещь. Ни у кого из футболистов, проживавших, как и Бобров, в гостинице ЦДКА, такого шкафа не было. «Везун-„Бобер“, – то ли в шутку, то ли всерьез говорил Демин, – шкаф имеет. Вот что значит – сыграл в Англии».
Бобров был на шесть лет моложе Федотова. Для него, воспитанного на уважении к старшим, особенно к имевшим безграничное уважение окружающих, это было существенное обстоятельство для соблюдения определенной дистанции между собой и Федотовым, которого в 30-летнем возрасте называли в команде не иначе как Григорием Ивановичем. Тот приезжал на предматчевые сборы на Ленинских горах с женой и маленьким сыном. Общих интересов за пределами футбольного поля у семейного Человека и молодого человека, расположенного к определенным проделкам, свойственным для его возраста, не было.
Боброва, когда он стал тренером, чаще всего можно было видеть с Грининым, они жили в одном доме, там же, где и Николаев, а также рано скончавшиеся Федотов, Демин, Чистохвалов. Но Николаев после окончания игровой карьеры много лет служил в войсках, а потом работал в команде ЦСКА, в хабаровском СКА, снова в родном клубе, да еще одновременно в сборной СССР. Неудивительно, что Валентину Александровичу приходилось часто и надолго отлучаться из дома – на матчи, на сборы, а Гринин с конца 60-х годов почти всегда работал в Москве.
Бывало, спешит Бобров домой после тренировки, а во дворе Гринин о чем-то беседует с друзьями – Николаем Шкатуловым, Олегом Лопатто. Он обязательно замедлит шаг или, закрыв машину, которую часто на ночь оставлял у подъезда, остановится: «Ну что, Алексей Григорьевич? Как дела? Что обсуждаете? „На троих“ что ли соображаете? Какие планы? Если есть время, заходите…» И уже через некоторое время компания Гринина, включая капитанов Германа Никитина и Петра Карасиди, двух офицеров из АХО ЦСКА, входила в квартиру Боброва.
Всеволод Михайлович любил бывать в кафе «Сокол» на углу Ленинградского проспекта и улицы Вальтера Ульбрихта. Его здесь хорошо знали все, начиная от подсобных рабочих до администраторов, а директором на протяжении десятков лет был Леонид Михайлович Казарминский, с которым Бобров дружил.
Нередко Бобров еще не успеет сделать официантке заказ, а перед ним уже – бутылочки импортного пива, запотевшие, прямо из холодильника. И почти сразу же, словно невзначай, в дверях показывались знакомые лица – Гринин, Лопатто, Никитин, Карасиди. Добродушный Бобров делал жест, означавший приглашение к столу.
А вот представить, чтобы Бобров будто бы мимоходом заглянул «на огонек» к Гринину или к кому-то из работников армейского клуба, просто невозможно, ибо таких случаев не было.
На 50-летие Гринина ждали Боброва и меня. Знали, что мы приедем позже других – из Лужников, где футболисты ЦСКА, которых тренировал Бобров, встречались с торпедовцами Москвы. Армейцы в том сезоне выступали неплохо, но, как только дело доходило до игры с автозаводцами, терпели неудачу. Вот и тогда они проиграли, не выполнив по ходу матча несколько наказов своего старшего тренера.
Всеволод Михайлович сильно переживал поражения, по-моему, иногда даже сильнее иных футболистов. Вот и в тот вечер, изрядно расстроившись, он решил не ехать на юбилей бывшего капитана. Он меня подвез к ресторану «Берлин», где проходило торжество, какоето время смотрел через полуоткрытые окна ресторана на веселящихся (почти всех он хорошо знал), а потом сказал: «Иди и передай Грининым, что Мишка меня ждет, наверняка, еще не спит. Я так скучаю, когда долго его не вижу, – сам знаешь, сборы, поездки. Пусть Леша и Зина не обессудят меня за неявку. Подними рюмку от моего имени». И он уехал на дачу к Мишке, к сыну, которому шел шестой месяц…
Зинаида Ивановна и слушать меня не хотела, когда я начал объяснять, почему нет Боброва. «Не думала я, что Сева так обидит нашу семью. Ну, Бобер, погоди! Пусть не надеется, что мы будем продолжать дружбу с ним!»
Гринин в последующем как ни в чем не бывало встречался с Бобровым – во дворе, в кафе «Сокол». Идя на чествование футболистов ЦСКА в связи с их победой в чемпионате СССР 1970 года, Алексей Григорьевич зашел к Боброву и предложил идти вместе. Всеволод отказался, ему было обидно, что никто не пригласил его на церемониал вручения золотых медалей игрокам, с которыми он до этого занимался два с половиной сезона (получилось, что чемпионский состав скомплектовал он, Бобров). Гринин пошел чествовать один.
Прошло еще два с половиной года. После торжественного собрания в ЦТСА, посвященного 50-летию ЦСКА и награждению его орденом Ленина, ветераны отправились, перейдя площадь Коммуны, в ресторан ЦДСА. За одним столом расположились игроки «команды лейтенантов», рядышком с женами сидели Гринин, Бобров. По всему чувствовалось, что Зинаида Ивановна простила Всеволоду его неявку на 50-летие своего супруга…
Нападающие ЦДКА, совершенно разные в повседневной жизни люди, надев красные футболки со звездочкой, выходили на поле, напрочь забывая о недомолвках, обидах, если они иногда и появлялись, отрешаясь от забот о родителях, о молодых своих семьях. Они становились необычайно послушными в руках Аркадьева, строго подчиняясь его тактическим замыслам. В ЦДКА родилась идея со сдвоенным центром нападения, благо для осуществления замысла у Аркадьева имелись прекрасные исполнители. Когда же в 47-м году Федотов из-за травм часто пропускал матчи, то в ударной связке вместо него появился Николаев, ставший партнером Боброва. Соседи по дому забили по 14 мячей, оказавшись самыми результативными игроками чемпионата.
Удивительной выносливостью обладал на поле Валентин Николаев, правый полусредний, которого тогда в любой команде называли правым инсайдом. Словно не одно сердце работало в его груди, настолько много, причем полезно, двигался он по полю на протяжении всей игры, временами оттягиваясь в глубь поля, становясь в интересах команды третьим полузащитником, завязывавшим многие комбинации.
Николаева легко можно было отличить в массе игроков. И не только потому, что он почти всегда играл под номером 8. После войны не было у нас другого такого игрока, у которого уже в самом начале матча на футболке выступали бы огромные пятна пота – так выглядел на поле Николаев.
Как никто другой, Николаев за счет своих неповторимых рывков успевал выходить на «линию огня». Немало голов он забил просто красиво. Так, в финале кубкового матча 1948 года Николаев совершил прыжок, распластавшись низко над землей, падая, достал головой мяч и точно ударил по воротам.
Аркадьев в 47-м году пробовал сделать из Боброва, как говорится, «чистого» центрального нападающего, из-за чего тот в некоторых матчах появлялся на поле под девятым номером, отданным центрам нападения. В таких случаях у Боброва проявлялось великолепное взаимопонимание с Деминым, левым крайним. По ходу кубкового турнира в 47-м году, состоявшегося летом, между первым и вторым кругами чемпионата, московские динамовцы, лидеры первенства, потерпели первое в сезоне поражение, проиграв со счетом 1:4 команде ЦДКА. По два мяча забили Бобров и Демин.
Кстати, о Демине. Вот что однажды писал о нем очень известный в свое время журналист Александр Вит: «Играет весело. В его манере освободить противника, а делает он это блестяще, сквозит озорное мальчишеское желание оставить противника в неловком положении. В значительной степени ему обязана команда мажорным стилем игры. Его быстрота и стремительность придают игре какой-то неунывающий, бодрый, захватывающий характер».
Стремительный Демин, выступая на левом краю, умел наводить панику в защите соперников не хуже Боброва, поскольку он в одинаковой степени умело и пасовал, и бил по воротам, причем, как и все в пятерке ЦДКА, с обеих ног.
Часто судьбу матча решали удары именно этого нападающего. В некоторых играх он умел по несколько раз поразить ворота соперников, например, в чемпионате 47-го года во встрече с «Зенитом» (8:1) дважды, а в матче второго круга с московской командой «Крылья Советов» и вовсе трижды (в итоге – 5:0).
Гринин, правый крайний ЦДКА, бил очень сильно с обеих ног. Как и Демин, он умел реализовать пенальти. Но в отличие от Демина наводил ужас на защитную линию соперников, не прибегая к особой изворотливости. Это был футболист-боец, напористый, энергичный, не боявшийся никого из опекунов, а среди них встречались и настоящие разбойники. Внешне простая, прямолинейная игра Гринина не нарушала комбинационный стиль всей пятерки, ибо этот футболист не только был способен забивать голы из самых трудных положений, но хорошо умел принимать пасы и не менее искусно сам делал передачи.
Боброва в те годы, когда команда ЦДКА становилась чемпионом, ждали не только овации. Отчет в «Советском спорте» 24 июня 1947 года о матче первого круга ЦДКА – «Крылья Советов», который закончился со счетом 2:2, назывался «Бобров для команды или команда для Боброва?» Его автор – Юрий Ваньят, отметив, что еще в предыдущем году Боброва неоднократно предупреждали о необходимости вести игру для осуществления общих замыслов команды, добавил, что прошло несколько игр с участием Боброва, но его присутствие не прибавило силы нападению. «Ведь дело не в двух-трех голах, забитых этим способным нападающим, а в том, что Бобров ведет игру так, словно не он работает для команды, а команда работает только для него. Позволительно ли молодому игроку столь безучастно относиться к стараниям Демина, Николаева, Гринина и разрешать себе такую „роскошь“, как промахи в 7-10 метрах от ворот противника? Ведь команда ценой больших усилий пробивалась туда и доверяла Боброву завершающий удар!»
Возмущению футболистов ЦДКА, прочитавших написанное Юрием Ваньятом, не было предела. Демин и Портнов предлагали отправить письмо маршалу Булганину, министру Вооруженных Сил СССР и заместителю Председателя Совета Министров СССР. «Как можно о „Курносом“ написать подобные грязные строки? Особенно возмущался Портнов – одно время слушатель Военно-юридической академии.
То ли автор корреспонденции не разобрался, как в действительности играл Бобров, то ли не захотел по каким-либо причинам это сделать, но журналисту явно изменила объективность.
Многое вызывало недоумение. Трудно представить, что кто-то, тем более «неоднократно, годом раньше», предупреждал Боброва о необходимости вести игру в интересах команды. Повод даже для одного серьезного разговора не могла дать прекрасная, вдохновенная игра Всеволода в семи первых играх, пока он не получил тяжелейшую травму в киевском матче. О каком разговоре могла идти речь осенью, когда Бобров, после многомесячной разлуки с футболом, участвовал всего в двух встречах?
Ни у кого в 46-м году не могла даже появиться мысль, что гений прорыва мешает команде, ее замыслам. Он справедливо считался лидером ЦДКА (наряду с Федотовым), а, если верить Юрию Ваньяту, получалось, что этот нападающий играет не так, как следовало бы.
Вся прелесть манеры Боброва как раз и заключалась в том, что его индивидуальные действия очень хорошо служили интересам команды. Когда он выходил на поле, то словно встряхивались партнеры – те же Демин, Николаев, Гринин, к стараниям которых, как считал Юрий Ваньят, Бобров относился безучастно. Если играл Бобров, то по-иному выглядели молодые нападающие, ибо одно присутствие бомбардира заставляло их играть с полной отдачей сил.
В чемпионате 47-го года Бобров впервые предстал перед зрителями в четвертом матче ЦДКА. Он словно напомнил лишний раз о себе, открыв счет в игре (соперник – команда ВВС). Затем дважды отличился Алексей Водягин, всего второй раз в сезоне выступавший за армейцев. Действуя рядом с Бобровым, он уже ничем не 'напоминал себя в своей дебютной игре – робкого, не всегда понимавшего опытных партнеров, многие из которых в свою очередь тоже не могли взять в толк, чего же хочет дебютант.
В шестом своем матче футболисты ЦДКА победили «Зенит» – 3:1. Третий гол в ворота ленинградцев забил Бобров, а счет открыл Михаил Дидевич. Повторилась картина, наблюдавшаяся во встрече с летчиками, – теперь уже другой молодой игрок расцвел, подобно Водягину, получая щедрую помощь от Боброва.
Футболисты ЦДКА, вспоминал Аркадьев, уяснив цену Боброва, общими усилиями создавали ему возможность сыграть индивидуально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30