Это была какая-то напасть в 52-м году – ни разу линия нападения не оказывалась одинаковой в двух матчах кряду. Даже в первом официальном матче пришлось прибегнуть к замене, правда, вынужденной, – занемог Николаев и на поле появился Александр Тенягин, московский динамовец, позднее вернувшийся в родной Ленинград.
Футбольные команды, изъявившие желание участвовать в Олимпийских играх 1952 года, поначалу проводили по одному отборочному матчу, победители которых попадали в основную сетку розыгрыша. Жребий определил нам в соперники болгар, прекрасно запомнивших, как они говорили, манеру действий советских футболистов. Но они и предполагать не могли, каким перед ними предстанет Бобров. Это был прежний Бобров, верный себе, – как всегда, когда трудно складывалась игра, он не только становился собранней, аккуратней в приемах и передачах мяча, но и точнее в выборе позиции, в результате чего забить гол уже становилось для него делом техники.
Именно капитан сборной СССР после того, как соперники открыли счет, забил мяч. Вдохновленные партнеры Боброва усилили натиск и, поразив потом ворота, сумели стать в итоге победителями.
Игра прошла в Котке. С местным стадионом наши футболисты познакомились тремя неделями раньше, когда на пять дней приезжали на товарищеский матч со сборной Финляндии. Тогда они по инициативе Аркадьева специально ездили из Хельсинки в Котку посмотреть поле, на котором будет встреча с болгарами. Оно оказалось уже любого нашего, впрочем, и олимпийская арена в Хельсинки по ширине тоже уступала «полянам», на которых привыкли играть дома. Подобная ширина, как пояснили финны, принята у них в стране повсюду.
В поселке Отаниеми на окраине Хельсинки, где отдельно от других делегаций со своей охраной с согласия финских властей жили олимпийцы СССР и стран народной демократии (поступали сведения о предполагавшихся в отношении их провокаций во время Олимпийских игр), футболистов сборной СССР, возвращавшихся из Котки, встречали как героев. Попадание в четвертьфинал футбольного турнира расценивалось как огромное достижение. Никто из руководителей делегации, организовавших торжество по случаю прибытия футбольной команды, не задумывался, какое серьезное испытание, значительно более трудное, чем матч в Котке, ожидает подопечных Аркадьева – игра со сборной Югославии.
Представление Аркадьева о югославском футболе было основано на поездке команды ЦДКА глубокой осенью 1945 года, а также на ответном визите «Партизана» следующим летом. Конечно, предполагалось, что класс игры югославских футболистов возрос. Но чтобы соперники выступили так мощно, как на Олимпийских играх в Финляндии, никто в Москве представить не мог.
Под югославским флагом прибыли в подавляющем большинстве игроки высокого класса: вратарь Беара, центральный защитник Хорват, полузащитник Чайковский, нападающие Митич, Бобек, Вукас, Зебец. До приезда на Олимпийские игры каждый из них в составе сборной Югославии или «Партизана», лучшего клуба в стране, часто встречался с зарубежными соперниками, представлявшими различные футбольные школы.
Не в пример югославам, футболисты сборной СССР попали на Олимпийские игры, мало представляя, что происходит за рубежом. Конечно, пригодился опыт, полученный в серии предолимпийских товарищеских встреч со сборными командами стран народной демократии, но исповедуемый ими футбол нам был знаком: в 51-м году в Польше побывали тбилисские динамовцы, в Болгарии и Румынии – футболисты «Шахтера». А как играют за пределами стран народной демократии, в той же Югославии, было неизвестно. В диковинку оказалось для нас многое в 52-м году!
Вроде бы для тренеров и игроков испокон веков прописные истины: нападающие должны атаковать, защитники – обороняться. Но вот приезжают советские футболисты на Олимпийские игры и видят, что форварды сборной Югославии в случае необходимости умело уходят на помощь защитникам. Они не только увидели подобные действия, для нас необычные, но почувствовали на своей шкуре. Почувствовали, например, что наступление сборной Югославии заметно усиливалось благодаря поддержке полузащитников. Чайковский и Бошков, как это ни грустно, часто переигрывали наших инсайдов – Николаева и Марютина.
То, что вытворяли порой югославы, не стало открытием, пожалуй, лишь для одного Аркадьева. В «домашнем» чемпионате он тоже пытался нарушать привычные для нас каноны, скажем, приучал защитника Чистохвалова активно участвовать в наступлении. Но Аркадьев экспериментировал в матчах, когда соперники заметно уступали в мастерстве его подопечной команде. Не находилось ни одного клуба, который попытался бы противостоять Аркадьеву его же выдумками.
Даже самые лучшие наши футболисты, отобранные Аркадьевым в сборную СССР, встретившись с югославами, не всегда справлялись со своими обязанностями, не умели разобраться в быстро менявшейся обстановке. Оплошал Крижевский. Не имевший в предолимпийский период никаких нареканий, он оказался самым слабым защитником. Никогда не преуспевая в персональной опеке, Крижевский, тем не менее, получил от Аркадьева задание напрочь «закрыть» Зебеца. И с установкой тренера не справился: никто так легко не выигрывал единоборство, как Зебец, встретившийся с Крижевским.
Крижевский, до того как попал в число футболистов, готовившихся к Олимпийским играм, играл центральным защитником, играл успешно, значился в списке 33-х лучших. А в сборной команде, причем задолго до отправления на Игры в Финляндии, стал правым крайним защитником. И сделал это Аркадьев вынужденно, после того, как весной на сборах тяжелейшую травму получил Виктор Чистохвалов, которого Борис Андреевич считал идеальнейшим правым защитником в конце 40-х – начале 50-х годов. Под стать Чистохвалову игрока на его место Аркадьев не видел, он поэтому и переквалифицировал Крижевского. До встречи с югославскими футболистами вариант – Крижевский вместо Чистохвалова – сходил с рук.
Проиграв первый тайм со счетом 0:3, наши футболисты после перерыва пропустили четвертый мяч. Бобров «размочил» сухой счет, но Зебец, в очередной раз обманув Крижевского, забил пятый гол.
При счете 5:1 в пользу югославов, когда до окончания основного времени игры оставалось полчаса, исход поединка не вызывал сомнения. О какой дополнительной 30-минутке в случае ничейного результата, могла идти речь?!
Нетрудно представить, как бы выглядела в тот день сборная СССР, не имей она в своих рядах Боброва. Лишний раз можно было убедиться, что он неповторим в эпизодах матча, казалось бы, проигранного. Его игра, неудержимая, мощная, на нервах, привела к тому, что скованности у футболистов сборной СССР не стало.
Бобров был неразговорчив в игре, мог изредка прикрикнуть на партнеров, подать реплику владеющему мячом – «Дай!», но не более того. Он никогда не поучал на поле товарищей по команде, не жестикулировал, не размахивал руками. Зато подавать пример самоотверженности мог, в этом ему не было равных.
Глядя на действия Боброва, преобразилась вся команда. В таких случаях говорят: открылось второе дыхание. Второй гол забил Трофимов, снявший своим точным ударом оцепенение у наших парней. Соперники между тем продолжали играть спокойно, явно не замечая наступившего у нас перелома.
В один из моментов Николаев хорошо знакомым Боброву приемом, получив пас от Трофимова, послал мяч на свободное место между Хорватом и Беарой. Капитан сборной СССР выполнил свой неповторимый рывок, достал мяч, перебросил его с ноги на ногу и ударил по воротам. 3:5.
То, что произошло затем на поле, редко случается. Югославы были буквально смяты штурмом советской команды. Второй в этот день гол Боброва сломил соперников. Вскоре они пропустили еще один мяч, и вновь отличился Бобров – 4:5.
На 90-й минуте счет сравнялся – после углового, поданного Трофимовым, мяч попал к Петрову, точно пробившему.
Дополнительная 30-минутка словно явилась продолжением второго тайма. Вновь преимущество имела сборная СССР, создавшая немало моментов, которые принято считать голевыми. Но победить она не сумела. Решающий гол, скорее всего, могли забить Николаев и Бесков, находившиеся на близком расстоянии от ворот, но в одном случае мяч отбил Беара, в другом – удар пришелся в штангу.
Поскольку матч, несмотря на добавочное время, закончился вничью, соперники через день встретились вновь. Наши футболисты, будто рассердившись на судьбу, не давшую им возможности победить в первый день, пошли в в атаку. Уж очень хотелось им выиграть и показать, что их вдохновение, позволившее спасти казалось бы вконец проигранный матч, не было случайностью.
Нападающие, каждому из которых было не менее 30 лет, постарались взвинтить темп, заставить тем самым соперников как можно быстрее устать, подобно тому, как это удалось в первом матче. Но сил играть в бешеном темпе у далеко не молодых футболистов надолго не хватило.
А начало для нас было обнадеживающим. Бобров забил свой пятый на Олимпийских играх мяч. Но затем все стало на свои места. Югославские футболисты, выглядевшие свежее наших игроков, более умудренные опытом, а главное, лучше сыгранные, победили – 3:1. По настоянию Якушина и руководителей советской олимпийской делегации Аркадьев ввел в состав еще одного новичка – Автандила Чкуасели, из-за чего Бесков перешел на место левого инсайда, где в предыдущем матче играл Марютин.
Знали бы югославские футболисты, что по ходу двух встреч, особенно первой, Боброву сделали несколько новокаиновых блокад. А потому вместо крови новокаин бежал по сосудам спортсмена, которому не было равных не столько в технике, сколько в той самоотдаче, что и сделало его великим, великим без всякого преувеличения.
Поездка на Олимпийские игры не прошла бесследно для советского футбола. Тренерами были сделаны выводы – сборную команду стали созывать регулярно, улучшилась физическая и тактическая подготовка игроков, оправдал себя курс на молодых футболистов, чьи фамилии еще совсем недавно ничего не говорили болельщикам. Спустя четыре года после поражения от югославов сборная СССР стала олимпийским чемпионом, победив в решающем матче как раз югославскую команду.
Но если тренеры спокойно извлекали уроки из неудачи на Олимпийских играх, то в Кремле посчитали ее трагедией, позором, подрывающим престиж государства. Поражение от футболистов Югославии, страны, государственные отношения с которой были нарушены в 1948 году, привело к тому, что нескольких футболистов, а также Аркадьева наказали лишением высоких спортивных званий, а команду ЦДСА распустили, предварительно освободив Бориса Андреевича от работы с ней.
Это постарались в угоду Сталину Маленков и Берия, сыгравшие на том, что в то время у вождя не было более заклятого врага, чем югославский лидер маршал Тито. Проигрыш сборной СССР подавался не иначе как проигрыш от команды клики Тито-Ранковича.
После Олимпийских игр Бобров провел за команду ВВС в чемпионате страны 9 матчей. Он настолько был подавлен неудачей и расправой над группой футболистов и Аркадьевым (карающая десница дотянулась и до команды ВВС – Крижевский перестал носить звание мастера спорта и его дисквалифицировали на 1 год), что был сам не свой и не напоминал прежнего бомбардира – в девяти играх забил всего 2 мяча. Когда это еще случалось?!
Весной следующего года решили создать объединенную футбольную команду Вооруженных Сил во главе с Бобровым: под его началом оказалось 90 футболистов. Но потом за основу взяли команду МВО, проведшую вскоре всего шесть матчей в чемпионате СССР. Объединенную команду распустили, а игроков распределили по динамовским и профсоюзным клубам. Боброва направили в «Спартак», где он сыграл четыре раза и забил три мяча. В составе спартаковцев побывал в Будапеште. В венгерской столице на открытии Национального стадиона москвичи встретились с «Гонведом», многократным чемпионом.
В то лето «Спартак» принимал шведский «Юргорден». Москвичи имели с первых же минут территориальное преимущество, но никак не могли поразить ворота соперников. И тогда они бросили в бой двух свежих футболистов, включая Боброва, заменившего Парамонова. Всеволоду никогда не надо было говорить, что от него требуется, если его команда проигрывает или не может забить гол.
Вскоре после появления на поле Бобров открыл счет, шведам удалось отыграться, и матч закончился вничью 1:1. Тогда впервые встретились на футбольном поле два выдающихся хоккеиста – Бобров и Свен Тумба. Они в дальнейшем очень уважительно относились друг к другу. Швед, став известным человеком в гольфе – игроком, предпринимателем, основателем соответствующих клубов в разных городах и странах, включая нашу Москву, звал Всеволода на свою орбиту, будучи наслышанным, что тот, за что бы ни брался, всюду преуспевал…
Гений прорыва, сняв футболку «Спартака», ушел в хоккей, где его ждали титулы чемпионов Олимпийских игр, мира и Европы. А в 1957 году под занавес футбольного сезона вернулся в родную армейскую команду.
Невозможно было понять, какой вид спор-. та – футбол или хоккей – был Боброву больше по душе. Приведя однажды хоккеистов «Спартака» к золотым медалям чемпионов СССР, он спустя две недели вернулся в футбол, откликнулся на призыв выручать команду ЦСКА, оказавшуюся в группе аутсайдеров. Вытащил ее из глубокой ямы, но его отправили в отставку – военачальникам не понравилось, что он, проработав два с половиной сезона, «не дотянул» команду до призовой тройки.
Последовало возращение в хоккей – под его началом сборная команда страны впервые померилась силами со звездами из Северной Америки, выступила успешно, а затем победила на двух подряд чемпионатах мира и Европы.
Всех покорившая шайба
Во вторую послевоенную зиму в нашей стране началось повальное увлечение канадским хоккеем, который через некоторое время, когда открыли борьбу с космополитизмом и стали выкорчевывать все, напоминавшее иностранные слова и заграницу, превратился в хоккей с шайбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30