https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/Germany/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– На попятную не пойду, раз задумал так. Да и не позволительно главному воеводе не знать, на что годны полки, данные под его руку. Как я встану, не зная их, супротив Девлетки? А пойти он – непременно пойдет. Не рано, должно быть, не весной, но пойдет. Весть я о том уже получил, теперь вот еще купца жду. К тому же, ладушка моя княгиня, уловки твои ровным счетом ничего не дадут: если самовластец задумает лихо, достанет и в Новосиле, и в другом ином месте. Нам с тобой одно остается: молиться Господу и Пресвятой Богородице, чтоб оберегли нас от деспота.
Так и прокоротали ночь супруги, не успокоив себя и не обретя душевной ровности. Но утром князь Воротынский ни в чем не проявлял своего тревожного настроения. Да разве он один? Все бояре собрались на думу обычным порядком, кланялись друг другу, справлялись о здоровье, делились мелкими бытовыми новостями, словно никто не знал, что всю половину вчерашнего дня и до самой полуночи не затворялись ворота Казенного двора, а кузнецы трудились до седьмого пота. Только один из Шуйских, когда Михаил Воротынский оказался с ним поодаль ото всех, упрекнул князя:
– Поупрямились вы с брательником да дьяк Михайлов, вот теперь расхлебываем. Десница Божья, за недоумь нашу, прости Господи.
Ничего не ответил князь Михаил Воротынский, осознавая вполне справедливость упрека. Но не признаваться же в этом. Опасна сегодня откровенность. Очень опасна. С кем бы то ни было.
Думу царь Иван Васильевич тоже вел привычным порядком, обсуждая с боярами, дьяками и дворянами размер пошлины с ногайских конеторговцев, словно в это самое время не вздрагивала пыточная башня от нечеловеческих воплей пытаемых, будто через час-другой не начнутся жестокие казни, ибо цель их не только умертвить тех, кого наметил царь-деспот, но еще и устрашить тех, очередь которых еще не подошла, чтоб тряслись их души, как заячьи хвостики. Вот и изгалялись весьма знатные на злодейские выдумки мясники-опричники. Все, и царь, и думные, знали о том, что десятки несчастных мучаются на дыбах, истязаются каленым железом и, в конце концов, будут иезуитски умерщвлены, но все делали вид, что мирно и тихо в Кремле, что размер пошлины с ногайских конеторговцев – наиважнейший на сегодня вопрос. Когда дума приговорила пошлину в десять коней с сотни, царь отпустил всех, не дав никому никакого поручения. Тогда князь Воротынский – к нему.
– Челом бью, государь.
– Что стряслось? – пронзил подозрительным взором Михаила Воротынского царь Иван Васильевич.
– Повели Разрядному приказу полки окские раньше срока звать в Коломну. Сразу же после масленицы. Хочу смотр загодя провести, подучить, если что, оружие и доспехи привести в пригодность для доброй сечи.
– Велю. Дерзай. Второго воеводу себе, первых и вторых воевод полков думе представишь. Князя Владимира не трожь. В Ливонию его пошлю.
Отлегло от сердца. Выходит, ни ему, ни брату царь не замышляет лиха. И все же князь Воротынский не передумал ехать в Коломну, хотя мог бы послать того же Логинова, чтобы вместе с воеводой тамошним определить все нужное для раннего сбора рати и расписать, кому какой урок исполнять для этого.
В Разрядном приказе, куда он направился после разговора с царем, встретили государево повеление с хорошо скрываемым неудовольствием: у них все было продумано по сбору войска на конец марта. Месяца до выхода на Оку вполне, как они считали, достаточно, чтобы и смотр провести, и устранить неполадки. А отрабатывать взаимодействие в бою вполне можно и там, на своих летних станах. Да и чем иным там полкам заниматься, если не учебой? Чего князь дурью мучается, ни себе, ни людям спокою не дает? Не выполнить, однако, волю царскую дьяки приказные не могли, оттого заверили, что завтра же разошлют гонцов с царевым повелением всем воеводам.
– А я завтра вместе с дьяком Логиновым еду в Коломну. Распоряжусь, чтоб к сбору рати все изготовили бы.
На следующий день, однако же, он лишь послал гонца в Коломну с письмом к воеводе, чтоб начал тот подготовку к приему полков, самому же князю удалось выехать туда только через неделю. И виной тому стала весть от купца, вернувшегося из Крыма. Он прислал гонца, что имеет важное сообщение, которое может изложить только самолично, и что вслед за посланцем выезжает в Москву сам. Князь Воротынский, получив такую весть, не мог, естественно, покинуть Москву, и нисколько об этом не жалел. Он давно уже ждал этого дня.
Дружинники княжеские встретили купца еще на Десне и привезли его прямехонько во дворец. Сам князь пошел с ним в баню, чтобы прогрел купец бренное тело свое после зябкой дороги. Там и разговор состоялся. Без лишних ушей.
– Ни нойон, ни ципцан не дали посланий. Поосторожничали. И правы оказались: караван мой дважды перетряхивали, а меня и погонщиков до самых до исподних общупывали. Чтоб, значит, тайна не выскользнула за Перекоп. А тайна великая: сам Селим Второй вдохновляет Девлета. Войско Девлетка уже собрал. Как сказывают, за добрую дюжину туменов перевалило. Со всего миру войско то. Одних ногайцев тумена три. Астраханцев тоже – море.
– Неужели султан не понимает, что себе же яму роет?
– Каво там – понимает! Пушек навез в Тавриду видимо-невидимо. Янычар – тьма-тьмущая. Сам, сказывал ципцан, мурз для городов наших отбирал. И не только из крымской знати, но и из стамбульских. Одно скажу: одолеет Девлетка нынче, считай, нет России больше. Крышка ей. В Татарию ее превратят. Попыжится-попыжится люд русский, только со временем или костьми ляжет, либо отуречится. Как славяне многие южные.
– Верно глаголишь, опасность невероятно велика. Я завтра же государю челом ударю, пусть сам тебя послушает.
– Не гоже бы купцу с царем не о пошлинах да не о товарах речи вести.
– Твое слово убедительней. Своими глазами видел, своими ушами слышал. Может, повернет царь лицо свое от Ливонии в сторону Крыма. В раскоряку когда, не ладно может все кончиться. Ради России прошу выложить все, как на духу. Без страха.
– Что ж, добро. Ради России даю купеческое слово.
Он сдержал клятву. Робел, конечно, отвечая на вопросы царя Ивана Васильевича, но не путался, толково все разложил по полочкам, и так это понравилось самовластцу, что одарил он купца шубой.
Вроде бы, что для купца шуба? Эка невидаль! Их у него своих куры не клюют. Только ведь не сама шуба царева дорога, сколько подклад. Он куда дороже верха: тут тебе и чин, и земля с деревнями, тут и беспошлинная торговля… Впрочем, купец не очень-то обрадовался щедрой царской милости. Поблагодарил, конечно, с низким поклоном. Не станешь же отказываться. Не оценит этого самовластец. Разгневается. Но с князем Михаилом Воротынским пооткровенничал, когда тот провожал верного исполнителя тайных своих поручений домой. Преподнес князь ему подарок: кубок золотой для меда пенного.
– От меня и от княгини. В приклад к царевой шубе.
– С благодарностью, князь, приму подарок ваш, хотя, если говорить честно, квиты мы: ты рать станешь готовить знаючи, я барыш получил знатный и России послужил к тому же. А вот что касаемо царевой милости, сомневаюсь, не станет ли она горше горького. Царь-то наш, прости Господи, сегодня милует, завтра казнит.
– Казнит крамольников, – поосторожничал князь Воротынский, – а верных слуг жалует.
Ничего купец не ответил, поклонился только хозяйке дома, хозяину затем и – в возок.
Будет тот разговор лишь на следующий день, сейчас же ни царь Иван Васильевич, ни князь Михаил Воротынский не заметили, что купец не рад подарку. Царь, довольный тем, что щедро вознаградил купца, спросил Михаила Воротынского, когда купец был отпущен:
– Подумал уже, что предпринять?
– Конечно. Перво-наперво, не повезем ни крепостицы, ни города к местам сборки. Сготовить – сготовим, но повременим со сборкой. Не пошлем посоху на гибель.
– Отступаешься от Приговора думы?
– Нет. Побьем Девлетку, и как только станет он уползать из земли твоей, государь, мы следом – плоты и обозы.
– Эко! Побьем! Силищу такую. Что я ей противопоставлю? Где я возьму такую несметную рать?!
Хотел князь Воротынский сказать то, что не единожды советовал государю: «Отступись на время от Ливонии», – но побоялся. Ответил со вздохом:
– Мне столько и не нужно. Если тысяч восемьдесят или восемьдесят пять дашь, куда как ладно.
– Сейчас я тебе к тем полкам, что на Оку расписаны, добавлю только опричный полк в дюжину тысяч. Воеводами ставлю верных слуг моих Хованского и Хворостинина. Передовым его определи. От Строгановых распоряжусь тысячу казаков прислать. И еще казаков атамана Черкашенина дам. Все. Больше у меня никого нет. Если Девлетка пойдет, я тогда – в Новгород. Соберу там полк-другой и пошлю к тебе.
Мерзопакостно стало на душе у князя Воротынского. Что, не понимает самовластец, какое лихо грядет? Не об охотничьей забаве речь идет, а о жизни и смерти России, о его престоле, наконец. Самому бы с ратью быть, собрав ее со всех концов страны, а он – в бега. Подальше. Его же, Воротынского, бросает на произвол судьбы, оставив с ним всего-навсего шестьдесят тысяч ратников. Будто в насмешку. Или на испытание: выдержит либо нет. Не судьба России движет его мыслями, а свои интересы. Никаких полков царь, конечно, не пришлет. «Ладно! Поглядим! Не просто так Девлетке достанется Москва! Не за понюх табака сядет в Кремле! В дыму, как Иван Вельский, не задохнусь! Потягаюсь с Девлет-Гиреем и с Дивей-мурзой! Потягаюсь!» Вслух же сказал:
– Не припоздняйся, государь, с подмогой. Крайний срок – начало июля. И пушек полковых на колесах дай мне сколько сможешь. Алатырь пусть только на меня работает, Васильсурск, Серпухов, Тула, Вятка, Москва. Что смогут пушкари восстановить от прошлогодних пушек, пусть восстанавливают, но самое важное – новые бы спешно лили.
– Ладно. Большой наряд дам. И гуляй-город. С воеводами Коркодиновым и Сугорским.
– Благодарствую. Это – знатная подмога.
– Немцев-наемников Юргена Фаренсбаха возьми. Всех. Не слишком много их, но дело свое они туго знают.
– Что ж, какую дырку заткнуть – сгодятся. Деньги царевы они честно отрабатывают.
Все перепуталось в голове князя Михаила Воротынского: с одной стороны самовластец не дал достаточно рати, с другой – опричный полк от себя оторвал, но особенно – наемников. Всем известно, что они – главная и самая надежная его личная охрана. «Неисповедимы пути государя нашего…» Исповедимы. Он вполне это поймет спустя всего лишь малое время. Теперь же, когда он вышел из маленькой комнаты для тайных бесед, голову его тяготили думы, он даже не замечал поклонов царевой дворни и опричников-охранников, лишь дьяк Логинов вернул его на землю грешную. Тот поджидал князя у Красного крыльца.
– Кручинушка, князь, одолела? – с нарочитой задорностью спросил дьяк, отчего Михаил Воротынский вздрогнул. – Иль государь не понял тебя, иль слишком много рати под руку твою дал, что голова кругом пошла?
– Пусть бы шла, заботливый ты мой Мартын. Беда в том, что полк опричный в дюжину тысяч добавил да наемников отдал. Хорошо хоть, что огненный наряд не отказал. Ну, да ладно, Бог с ним. Государева воля – Божья воля. Пойдем, покумекаем, за чертежом сидючи.
Только сиди хоть до морковкина заговенья, если силенок мало, то – мало.
– Большой огненный наряд – у бродов. Как Иван Великий Ахметку на Угре встречал. Так ведь и не дал переправиться…
– У Ахметки сколько было? Двадцать тысяч. С ними по многим бродам не побегаешь, тем более, что и у Ивана Третьего почти столько же рати под рукой, если не больше. А сейчас мы сколько пушек можем поставить, если на все броды поделим? Семечки. Играючи татары сомнут заслоны.
– Не приемлемо, говоришь? Что ж, тогда в единый кулак собери.
– Про то и моя, Мартын Логинов, думка. Если вот здесь, в верховьях Нары укрепиться… Только вот что меня смущает: не станет ввязываться в сечу Дивей-мурза. Хитрая он бестия. Скует нас пятком туменов, а хан, обойдя полки наши, прямиком поползет в Москву. Выйдет хуже даже, чем в прошлом году и когда Магмет-Гирей с братцем своим Москву пожег. Нужно так повернуть дело, чтоб незнаемо для них оно оказалось, и не они, а мы бы водили их на аркане, как медведя ручного. Думать стану. Времени еще много. Тебя попрошу напрячься, Никифора Двужила с сыном, Селезня Николая. Как вернемся из Коломны, поговорим.
Однако с дьяком Логиновым, которого князь взял с собой в Коломну, не ждали они урочного часа. Что взбредет в голову, тут же обкатывают со всех сторон. Но из всего множества рождавшихся предложений принято было одно, и там же, в Коломне, положено было ему начало. А выплыла эта разумность, как часто бывает, совершенно случайно, из несбыточного. Дьяк Логинов предложил:
– Сделать бы так, как царь Иван Великий поступил: он не только рогом уперся на Угре, а послал водную рать, из порубежников собранную, по Волге-реке вниз. Улусы татарские громить. Что оставалось делать Ахметке, как ни кинуться спасать свои владения?
– Голова твоя, Мартын Логинов, светлей солнца ясного, – с ухмылкой ответил князь Воротынский. – Кто был Иван Третий? И кто мы с тобой? То-то. Мне государь прямо сказал, что больше у него ничего нет, и сколько бы я не просил, он ничего не даст. Нет у него будто бы ни одного лишнего человека. Вот так. Да и Астрахань нынче под рукой царя нашего. Позволительно ли жечь улусы за измены малой части князей? Зачем грех на душу брать. К тому же крымцев Астрахань меньше всего будет волновать. Ногайцы и сами астраханцы только покинут Девлетку.
– И то не худо бы. Два или три тумена.
– Пустое глаголишь, Мартын Логинов. Пустое.
– Похоже, и впрямь не туда погреб. – И вдруг стукнул себе по лбу. – Пустое, да не очень. Вспомни, князь, как корабли отца нашего государя черемиса топила, когда он рать Волгой к Казани сплавлял?
– Это совсем иной кафтан…
– Другой. Верно. Только, думаю, куда как ладно придется он тебе, князь. Изготовь, князь, на Оке речную рать, упрячь ее в затонах вблизи переправ, и добрую она тебе службу сослужит, разя басурман, когда они станут переправляться.
– А что?! Разумно. Вернемся в Москву, ударю челом государю Ивану Васильевичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67


А-П

П-Я