— Он тебя поцеловал?
Открыв глаза, Изабель увидела Гизелу, сидевшую на своем обычном месте у камина.
— Похоть — один из семи смертных грехов, — сказала Изабель.
— Поэтому, собственно, индульгенции всегда были в цене, — заметила Гизела. — Люди грешат и покупают отпущение грехов, что приносит святой церкви немалый доход. И никто не остается в проигрыше.
— У тебя какое-то однобокое понимание греха и отпущения грехов, — проговорила Изабель, присаживаясь на пол рядом с Гизелой. — Герцог слышал, как ты играла на флейте вместе со мной.
— Неужели? Похоже, Джон Сен-Жермен наделен особым даром…
— Он тот самый принц, который был послан ко мне, чтобы спасти?
— Только со временем мы сможем узнать это, дитя мое.
— Но Джон Сен-Жермен не принц.
— Я уже говорила тебе, что принцы не всегда носят короны, — возразила Гизела. — Следуй велению сердца — и ты найдешь своего принца.
Изабель положила голову на колени Гизеле и заглянула в ее светлые глаза.
— А если я последую велению сердца, — тихо спросила она, — куда оно поведет меня?
— Вовсе не обязательно знать это, дитя мое, — с ласковой улыбкой сказала Гизела. — Просто слушай свое сердце, и ты обретешь истинное счастье.
4
«От Изабель Монтгомери пахнет фиалками».
В предрассветной тишине Джон стоял у окна своей спальни, блуждая взглядом по зимнему печальному саду. Было еще слишком рано — даже слуги еще спали. Сквозь голые ветви деревьев видно было, как занимается восход и как светлеет небосвод на востоке, меняя цвет с сине-фиолетового на бледно-голубой…
Но Джон не видел восхода солнца. Перед его глазами стояла Изабель — копна светлых волос, похожих на золотые нити, мягкий взгляд фиалковых глаз, в которых, казалось, отражались ласковые вечерние сумерки, золотая пыль веснушек на точеном носике, песня ее флейты, подобная соловьиным трелям. И удивительное ощущение ее нежных губ…
— О господи! — пробормотал Джон, отвернувшись от окна. Он вел себя как влюбленный школьник — а думал, что Ленора Гримсби вырвала всю нежность из его сердца. Должно быть, от мужской глупости нет лекарств.
«Пожалуй, мне нужно отправиться на верховую прогулку по утреннему морозцу — это поможет прийти в себя», — сказал Джон сам себе.
Он оделся, прошел в конюшню, оседлал Немезиду и во весь опор поскакал прочь от Эйвон-Парка.
Два часа бешеной скачки — и Джон внезапно понял, что подъехал к берегу реки Эйвон. Он взглянул в сторону Стратфорда и Арден-Холла, и перед его глазами снова манящим видением встал чистый образ его подопечной…
Джон выругался, увидев, куда заехал; натянув поводья, он развернул лошадь и поскакал обратно — в спокойный, безопасный Эйвон-Парк.
Войдя в обеденный зал, Джон внезапно остановился в изумлении: несмотря на ранний час, за большим столом черного дерева уже сидели тетушка Эстер, Росс и его мать. Они завтракали и негромко беседовали.
Как только Джон вошел, разговор прервался и все трое обернулись к нему. Он понял, что его семейство ждет рассказа о вчерашней поездке в Арден-Холл.
Он медленно подошел к столу и налил себе чашку кофе, после чего занял свое место во главе стола и откинулся на высокую резную спинку стула из черного дерева. Приказав Доббсу подать тарелку, Джон посмотрел через стол на мать, тетку и брата.
— Право же, Тесса, — заговорила тетушка Эстер, — я всегда думала, что у твоих сыновей манеры лучше.
— Я тоже так думала, — мать внимательно смотрела на Джона. — Ну и что же ты можешь сказать?
Джон подождал, пока Доббс поставит перед ним тарелку с яичницей и ветчиной.
— Мне кажется, что лучи восходящего солнца удивительно красиво играют на этих люстрах.
Леди Эстер и ее сестра одновременно подняли глаза к трем хрустальным люстрам над обеденным столом и тут же снова перевели взгляд на Джона. Росс не выдержал и прыснул.
— Не поощряй его наглость, — упрекнула его мать.
— Наглость? — Джон приподнял брови.
— Сядь здесь, рядом со мной, — настойчиво проговорила герцогиня. — Если мне придется кричать, я к полудню совсем охрипну.
Джон вынужден был покориться неизбежному. Он понимал, что ему не позволят уйти до тех пор, пока он во всех подробностях не передаст матери и тете разговор с его подопечной.
— Хорошо, матушка. — Поднявшись со своего стула, Джон прошелся вдоль стола и наконец уселся напротив брата. Он подождал, пока Доббс перенесет на новое место его нетронутый завтрак и отойдет на свое место у буфета.
— Позвольте спросить, что подняло сегодня вас так рано? — поинтересовался он.
— Можно подумать, ты сам не догадываешься, — усмехнулась тетушка Эстер.
— Мы хотим узнать, что случилось в Арден-Холле, — сказала леди Тесса.
Ее сестра усиленно закивала:
— Расскажи нам все, Джонни!
— И с чего же мне начать? — поддразнил их Джон.
— Начни с того, как выглядит эта Изабель Монтгомери, — предложила мать.
— Да, пожалуйста, братец, — поддержал ее Росс. — С тех пор как ты уехал, я сижу как на иголках.
Джон кивнул брату и начал:
— У мисс Монтгомери соломенно-желтые волосы, глаза — как две пурпурные виноградины, а на переносице — крупные веснушки.
— Веснушки? — воскликнула тетушка Эстер. — Ох, Тесса, как же мы сумеем выдать эту девушку замуж?
— Тише! Продолжай, мой мальчик.
— Эта девушка одевается как служанка, почти все время разговаривает сама с собой и играет на флейте.
— Все еще хуже, чем я думала! — всплеснув руками, простонала тетушка Эстер. — Игра на флейте — это совсем не то, что нужно! Юные леди, получившие хорошее воспитание, играют на фортепиано.
Джон расхохотался; даже его мать и брат улыбнулись. Тетушку Эстер вовсе не волновало то, что девушка разговаривает сама с собой, — только то, что она играет на флейте!
Бросив короткий взгляд на Росса, Джон заметил на лице брата задумчивое выражение.
— Что ты на меня так смотришь? — раздраженно спросил он.
— Я поставлю свой последний шиллинг у Уайта на то, что девушки красивее леди Изабель Монтгомери ты не встречал уже много лет. — В голосе Росса звучало плохо скрытое торжество.
Джон сдвинул брови:
— Проиграешь, братец.
— Думаю, нет — иначе ты не пытался бы так упорно убедить нас в том, что она некрасива!
— Мне это тоже пришло в голову, — заметила герцогиня.
— Мне не нравятся блондинки, — упорствовал Джон, — особенно такие несносные, как мисс Монтгомери!
— Джонни, от любви до ненависти — один шаг! — объявила тетушка Эстер.
Росс расхохотался снова, а герцогиня закашлялась, пытаясь скрыть смех. Джон с неприязнью взглянул на тетушку и хотел было подняться с места, но мать приказала ему:
— Сядь. Рассказывай дальше.
Джон покорно опустился на стул и уставился на противоположную стену. «От нее пахнет фиалками, и у нее такие нежные, такие манящие губы…»
— Так что?
Джон перевел взгляд на мать.
— Дельфиния Монтгомери, ее мачеха, — просто ведьма. У нее две дочери, такие же жадные и противные, как она сама, — сообщил он. — Все они так дурно относятся к девушке, что та придумала себе подружку-невидимку. И это еще не все… Я же не мог предложить выезд в свет одной сестре, проигнорировав двух других. Так что вам нужно будет позаботиться о гардеробе для мисс Монтгомери. Она действительно одевается как служанка — в чем, я полагаю, виновата ее мачеха.
— Понимаю, — задумчиво проговорила его мать.
— Бедное дитя! — прибавила тетушка Эстер.
— Чему ты улыбаешься? — спросил Джон своего брата.
Росс пожал плечами, с трудом согнав с лица улыбку:
— Похоже, ты… неравнодушен к ней!
— Я к ней совершенно равнодушен. Я просто озабочен будущими расходами на экипировку для трех девиц.
— Но Майлз Монтгомери со временем возместит тебе все расходы, — заметил Росс.
— Если только не потеряет в Америке все свое состояние, — докончил мрачно Джон.
— Пошли Галлахера в Арден-Холл и пригласи семейство Монтгомери к нам на Рождество, — предложила герцогиня.
Джону показалось, что он ослышался:
— Прошу прощения?..
— Мы можем пригласить портных сюда на время праздников, так что к моменту отъезда в Лондон все будет готово, — пояснила герцогиня.
— Я хотел бы спокойно отметить Рождество в семейном кругу, — возразил Джон. — Я не желаю в праздник думать о проблемах мисс Монтгомери!
«Или об аромате свежих фиалок…» — докончил он про себя.
— С твоей стороны это просто немилосердно, — заявила тетушка Эстер.
Джон снова оглядел всех троих. Росс улыбался, мать и тетушка были явно рассержены.
— Хорошо, я согласен на компромисс, — сдался он. — После Рождества я лично поеду в Арден-Холл и приглашу их на Новый год, а Галлахер в это время привезет портных из Лондона.
— Как мне хочется, чтобы Рождество поскорее миновало! — заявил Росс. — Жду не дождусь, когда увижу эту вздорную девчонку… которая тебе явно небезразлична!
— Осторожнее, братец, не то женю тебя на одной из ее сводных сестер, — предупредил его Джон. — Должен сказать, что за всю свою жизнь я ни разу не видел столь заурядных… брюнеток!
— Не ты ли изъявлял желание жениться на некрасивой брюнетке? — напомнил Росс опрометчивое высказывание брата. — Или, может быть, мисс Монтгомери сумела тебя переубедить и ты теперь предпочитаешь блондинок?
— Черт побери, — пробормотал Джон. Он встал, чтобы уйти, и сделал уже несколько шагов к дверям, но его остановил голос тетушки:
— Джонни, ты еще не прощен.
Джон медленно обернулся и одарил ее грозным взглядом.
— Ну, напугал! — воскликнула тетушка. — Хорошо-хорошо, иди, ты прощен.
— Благодарю вас, тетушка, — ответил Джон и, не проронив больше ни слова, покинул обеденный зал.
Шестью днями позже Джон стоял во дворе Эйвон-Парка и наблюдал за тем, как в большой карете из ворот выезжает Галлахер. Кучер направлялся в Лондон, где должен был остановиться в герцогской резиденции на Парк-лейн и собрать лучших портных, модисток и сапожников, чтобы отвезти их в Эйвон-Парк.
Ожидая, пока подведут Немезиду, Джон нетерпеливо расхаживал по двору в бриджах для верховой езды из оленьей кожи. Он направлялся в Арден-Холл, чтобы пригласить четырех дам Монтгомери в Эйвон-Парк на новогодний праздник.
Наконец покинув Эйвон-Парк, он направил свою лошадь в сторону Стратфорда — Арден-Холл располагался в предместьях этого города, и верхом от него до Эйвон-Парка можно было добраться за час.
Прошлым вечером выпал первый снег. Кисейным покровом одевал он землю; полуденное солнце не по-зимнему теплого дня пригревало, и снег таял в его лучах.
В полях по дороге Джон почти не заметил зверей: на их присутствие указывали только следы на снегу. На опушке леса виднелись яркие ягоды шиповника и кустики черники.
Оставив за спиной луга, Джон направил лошадь через лес к реке Эйвон. Только на мгновение он остановился, наслаждаясь одиночеством и идиллической тишиной зимнего утра.
Джон уже полчаса скакал на юг вдоль реки, когда внезапно до него донеслась нежная музыка, заставившая его натянуть поводья и остановить лошадь.
Изабель Монтгомери была здесь, недалеко. Джон знал это наверное. Он замер в седле и попытался уловить настроение мелодии. На этот раз она звучала звонко и весело, вызывая в памяти звон замерзших ветвей, пение ручья и птичий щебет, — а после перешла в нежную убаюкивающую мелодию, словно бы сотканную из туманов и лунного света. Но вскоре голос флейты стал печален, в нем зазвучали тоска и одиночество, проникающие в самое сердце.
Не может быть, чтобы она бродила по этим лесам в одиночестве, подумал Джон, направляя лошадь вперед.
Обогнув излучину реки, он снова остановился, увидев Изабель Монтгомери. Она сидела на пне, прикрыв глаза, словно в экстазе.
Невольная улыбка тронула губы Джона, когда он разглядывал точеный профиль девушки. Она олицетворяла собой кротость и женственность; глядя на нее, никто бы не подумал, какой несносной она может быть.
Джон снова задумался о том, как ей удавалось заставить свою флейту петь на два голоса. В это время мелодия внезапно оборвалась; девушка стремительно обернулась и проговорила:
— Да, я и в самом деле думаю, что он самый красивый мужчина на свете. Только похож на избалованного ребенка, ведь правда?
Она действительно сумасшедшая, решил Джон. Как жаль — она так красива… Если бы ему только удалось излечить ее от этого недуга, Изабель легко нашла бы себе мужа.
Почему-то сама мысль о том, что Изабель Монтгомери выйдет замуж за какого-нибудь знатного джентльмена, была ему неприятна. Чрезвычайно неприятна.
— Кто это — красивый и избалованный? — крикнул ей Джон.
Изабель обернулась к нему так стремительно, что потеряла равновесие и едва не упала со своего пенька; она беспомощно взмахнула руками, ее губы раскрылись в изумленном возгласе.
Джон спрыгнул с седла и поспешил к девушке.
— Вы меня напугали, ваша светлость. Вам не следовало подкрадываться ко мне! — с осуждением сказала она.
— А вам не следует бродить по этим лесам одной, — ответил Джон; когда девушка открыла рот, чтобы возразить, он улыбнулся ей: — С Новым годом, мисс Монтгомери!
Изабель заметно расслабилась и успокоилась.
— С Новым годом и вас, ваша светлость, — улыбнулась она.
— Мои друзья зовут меня Джоном, — сказал он. — По крайней мере когда мы наедине.
— А мы друзья? — спросила девушка.
— Я хотел бы надеяться на это.
— Хорошо, ваша светлость… то есть Джон. Ему нравилось слышать из ее уст свое имя.
— А как вас называют друзья? — поинтересовался он.
Изабель взглянула ему прямо в глаза:
— У меня нет друзей.
— Теперь есть, — напомнил ей Джон.
Изабель откинула белокурые волосы, упавшие ей на лицо:
— Майлз зовет меня Белли.
— Можно, я тоже буду звать вас так? — спросил Джон.
Изабель кивнула и слегка подвинулась.
— Садитесь сюда, Джон, — предложила она.
— Я уже думал, вы мне никогда этого не предложите.
Джон сел так близко к ней, что, кажется, ощутил тепло ее тела, — и немедленно пожалел о том, что принял ее приглашение, когда на него повеяло свежим нежным ароматом фиалок.
— Вы замерзли? — спросил он, пытаясь скрыть невольно возникшую неловкость. — Может быть, вам лучше вернуться в дом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34