Установка душевой кабины
– Так, Гилфойль?
Плешетт вздрогнула, услышав свое имя, но глаз не подняла.
– Что же мне делать, брать у всех пришедших придурков анализ крови? Или обыскивать их? Большинство приносит это дерьмо с собой и принимает, только полностью облачившись и отправляясь в путь. Если кто-нибудь желает скакать, пережравши дряни, у нас мало возможностей его остановить.
– Зато масса способов помочь. Да? – Константин нависла над столом и вплотную приблизилась к лицу Плешетт, не касаясь его. – Как получить соединение на большой скорости? Наркотики дешевле здесь покупать? Может, есть специальная цена за пакет услуг? Не вы ли говорили, что большая скорость здесь недоступна? Или я ошибаюсь?
Розарио взял ее за плечо, пытаясь отодвинуть Константин от Плешетт:
– Не забывайтесь, лейтенант. Мы знаем, что вы крутая.
– Да. Конечно. – Константин снова села. – Но здесь трудно выделиться, в ИР все крутые. Крутая, да? Собственную лавочку содержишь в послекатастрофных «Гангстерских войнах», а, Гилфойль? Крутость обязывает. Хотя крутость и быстрота еще лучше, а? И чем быстрее соединение, тем круче ты и круче забирает, да? А потом окружающее становится не совсем нормальным, совсем ненормальным, а потом и вовсе непостижимым.
Розарио нагнулся, чтобы поймать взгляд Константин:
– Вы понимаете, лейтенант Констан…
– Паранойя, мания и галлюцинации, – сказала Константин, глядя в упор на Плешетт, – весьма быстро сводят с ума, и они уже не понимают, в костюме они или нет. Им даже не надо шлем надевать, они все равно не поймут, в какой реальности, или поймут?
– Вы понимаете, лейтенант…
Константин помахала перед его лицом рукой:
– Что произошло с тем парнем на самом деле до нашего прихода? Он громко орал, распугивая остальных клиентов? Что это было? Змеи из стен? Или жуки? Насекомые под кожей, может быть? Ведь он натянул свой костюм на самые нервы, хотя уже и так был похож на святые дыры? Никто даже не пытался войти к нему и успокоить вместо убийства?
Розарио повернулся к Плешетт и начал говорить ей, чтобы она не отвечала, но она помахала у него перед лицом рукой, почти в точности повторяя жест Константин:
– Никто не убивал того парня. Мецеру слишком скучно даже муху прихлопнуть. Я слишком маленькая, Мэнк слишком бесполезен. Хотите знать правду? Думаю, он сам себя убил.
– Как? – Константин нахмурилась. – Мы не нашли ножа. Следователь сказала, что вряд ли он сам себе горло перепилил…
– Ну, может, следователь и ошибается, – угрюмо заметила Плешетт. – Сами сказали, что на большой скорости люди с ума сходят. Все в ИР крутые. Вам же еще больно, да?
– Какие у вас еще есть пленки? – вдруг спросила Константин.
– О чем вы?
– Не то дерьмо, что вы показывали, – запись на быстром соединении.
Плешетт покачала головой:
– Ее нет. Ни один салон не может позволить себе такой архив.
– Это удобно. Как подсоединиться к этому уровню?
– Не отвечайте, – сказал Розарио.
Плешетт не обратила на него внимания.
– Никак. Можете войти сами, или ничего не выйдет. Константин кивнула:
– Тогда я войду сама.
Розарио и Плешетт уставились на нее с одинаково оцепенелыми выражениями лиц.
– Что? – вместе сказали они.
– Что ? – спросил Тальяферро, хвостом следуя за ней к комнате, где убили парня.
– Я должна выяснить, – сказала Константин. – Мы должны выяснить.
– Мы? В смысле ты и я или…
Она остановилась в дверях номера:
– Меня достала вся эта чушь. Хватит. «Округ Колумбия, жизнь там так дешева, совсем иной мир». «Сломал те же ребра». «Токио после катастрофы только для японцев». И не надо забывать про Боди Сативу, всезнающую, всевидящую, но ничего не говорящую. Она мне ответит по e-mail. Ага. Мое имя будет у всех распространителей спама, и всю оставшуюся жизнь я буду разгребать почту в поисках заветного письма.
Он посмотрел, как она расправляет костюм:
– Да, но, господи… Ты там ничего не умеешь. А все, что ты вынесешь, ничего не докажет.
– Может, и докажет, если мне удастся убедить в этом кого-нибудь.
– Но кого?
Константин тяжело вздохнула:
– Не знаю. Если бы кому-нибудь появилось дело до этого, кто-нибудь бы помог. Если я найду тех, кто знает или видел что-нибудь, я скажу, что им надо прийти или еще что, а они придут… Тогда есть шанс. Так написано в онлайновом соглашении. Тебе надо взглянуть: этакий манифест идеальной жизни.
– Ты же меня так не бросишь, да? – простонал Тальяферро. – Одна из моих подруг по Академии подалась в прошлом году в наемники «Закона и порядка». А ей и не хватало всего маскарадного костюма и собственных комиксов.
– Нет, – сказала Константин, расправляя костюм ИР. Она помолчала. – Или не знаю. Может, и да. – Тальяферро начал что-то говорить, но она остановила его: – Просто я устала колесить вокруг со словами: «Господи, интересно, что там случилось?» Я собираюсь выяснить, и если единственный способ – вколоть себе это, – она помахала герметичным пузырьком с прозрачной жидкостью, – то, в конце концов, так мы теперь живем.
Тальяферро тревожно насупил брови:
– Этот крошечный адвокат Плешетт все зарубит.
– Только если там будут доказательства вины Плешетт. Может, я докажу, что она невиновна. Тогда в его интересах будет сохранить все найденное.
К ее удивлению, Тальяферро лишь разволновался немного больше.
– Нельзя быть твердо уверенным в таких вещах. Послушай, моя последняя и лучшая подача, выслушаешь?
Ей не хотелось, но она кивнула:
– Валяй.
– Не ходи туда. Эти ребята могут выйти на тебя и убить так, что даже не заметишь. Все может закончиться созданием прецедента, которого ты явно не желала. – Последовала пауза. – Ладно, больше мне нечего сказать.
– Хорошо. Я выслушала, – ответила она. – Можешь не мучиться здесь, пока я буду там.
– Нет уж, я останусь, – безропотно сказал он. – Можешь позвонить, если что потребуется. Не то чтобы я мог войти и принести…
– Там намного больше места, чем отсюда кажется, – ответила Константин улыбаясь. Тальяферро засопел.
– Они хотели бы, чтоб ты так думала.
На этот раз Плешетт выдала ей другой костюм, после того как ее адвокат Розарио заставил Константин подписать заявление, подтверждающее, что Константин во время расследования не воспользуется возможностями костюма и наркотиками для поиска улик и доказательств против Плешетт. Никто не был уверен, будет ли эта сделка выполнена или нет, но Константин было все равно. В этом костюме был отсек для пузырька, расположенный в полости между грудями, оттуда была проведена трубочка вдоль воротника к низу задней части шеи, где наркотик вводился в организм.
– Как приятно, – прошептала она, раздеваясь перед облачением в костюм. Ей вдруг показалось, что наркотик может на нее не подействовать… или, скорее, он подействует на нее, но может сработать слишком хорошо, поскольку у нее нет к нему привычки. Она может провести несколько часов, лежа на спине в пустой комнате, созерцая галлюцинации на черном экране выключенного шлема, и ей будет казаться, что она что-то делает.
И не смешно ли будет, если именно это и происходит со всеми на самом деле? И только сила внушения заставляет верить, что они находятся все вместе и видят одно и то же. Или, по крайней мере, одинаково называют предметы.
Она застегнула костюм на шее, на мгновение коснувшись места, куда будет вводиться наркотик. Перед ней вдруг возник образ фальшивого ребенка в подвальной дыре. У тебя же нет ничего дурного на уме, да?
А если есть? Она стояла, глядя на шлем в руках и не замечая его, видя только лицо девочки, как она сидела вначале на кровати, потом улыбнулась Константин, когда та держала ее одной рукой, а другой пыталась ударить.
Легко опуститься до дикарей в модуле «Гангстерских войн».
– Опуститься? – прошептал ей Тальяферро.
Да, только лучше бы сказать одичать, подумала она.
Делай все, что захочешь, поскольку на самом деле ты этого не делаешь, да? Это не посчитают, не зачислят в твои личные достижения, это ничего не будет решать, не может быть использовано в суде. Игровая площадка потерянных душ, нет – площадка для потерянных душ. Кем мы все без исключения являемся. Все мы потерянные души, кто-то больше, кто-то меньше. И если ты свою совсем потерял, то на многочисленных складах можешь выбрать новую.
Она состроила своим мыслям гримасу. Она колебалась и не надевала шлем.
Но я ее не тронула, кем бы или чем бы на самом деле она ни была. Я ее не тронула . Она глубоко и облегченно вздохнула.
Но сможешь ли ты остановиться, когда примешь дозу и никто не будет знать, с какой скоростью ты станешь мчаться?
Она снова вздохнула и села на край стула, положив шлем на колени.
Но ты точно знаешь, что убийство парня никак не связано с ИР. А остальные семь смертей – глупое совпадение. Кто-нибудь вел статистику смертей, происходивших во время сессий ИР?
Наверное, нет. Они все, наверное, слишком заняты поиском Двери вовне.
Парень нашел Дверь вовне. Кроме того, о ком говорила его жена.
«Убийство парня полностью завязано на ИР, – неожиданно поняла она. – Потому что он называл себя здесь Томоюки Игучи, а там Шанти Лав».
И она поспешила поскорее надеть шлем, прежде чем снова начнет с собой спорить.
Ее охватило такое сильное головокружение, что она почти не заметила инъекции, которая закончилась, едва она начала ее бояться. Когда в голове немного прояснилось, Константин обнаружила в руках каталог Шанти Лав, не тот, что она потеряла, – другой, неизвестный ей, но изрядно потрепанный, часто используемый и набитый до отказа.
Она начала его изучать с самой темной обложки и оказалась там, где впервые увидела, как Шанти Лав начал/а свою последнюю прогулку в песках перед тем, как наткнулся/лась на убийцу. Константин отошла дальше в тень, наблюдая, как сотни персонажей тают на пляже и проносятся по мостовой.
И потом одни персонажи лениво растворяются, в то время как другие появляются на их месте. Одни группы совсем не замечали других, а те не замечали третьих, которые покрывали и тех и других, стирая. Происходящее напоминало быстрый просмотр исторических событий, как приходили одни виды и вытеснялись другими. Только дело было не во времени, а в скорости, она знала, что причина такого восприятия то, что наркотик повысил ее скорость буквально. Самые медленные были незаметны для разогнавшихся, и наоборот.
Она нахмурилась. Если парень был подключен на скорости, как могла получиться съемка?
– Хочу получить доступ к записи на медленной скорости, – тихо сказала она каталогу.
Он превратился в белый лист, несколько мгновений оставался чистым, потом на нем появилась высококачественная голограмма мужских губ, во много раз больше нормальных.
– Ключевые слова? – так же тихо спросил рот. Ключевые слова.
– Томоюки Игучи. Шанти Лав, – произнесла она, надеясь, что угадала хотя бы одного.
– Кого из них? – спросил рот.
– Кого из них, – повторила она, тщетно пытаясь понять, как объяснить, что это единое целое.
– Какую пленку?
Константин облегченно рассмеялась. Конечно. Записей должно быть много.
– Э… Убийство.
– Какое? Константин замерла:
– Какое? Какое что?
– Какое из убийств? – терпеливо спросил рот и подождал, пока она соберется с мыслями.
[ДВЕНАДЦАТЬ]
ПУСТАЯ ЧАШКА [VI]
Юки хотела забросать женщину вопросами: насколько скорость ее падения соотносится с ее собственной скоростью, что особенного она сделала для достижения такой быстроты, есть ли потолок скорости и, вероятно, самое важное – может, она комета, совершающая свой виток вокруг солнца, или горящий в атмосфере метеор? Но женщина, так похожая на бабушку и называющая себя gaijin Иностранный (яп. ).
именем, кажется, не собиралась отвечать. По крайней мере, не на эти вопросы.
– Bunraku означает, что ты будешь совершать это не одна, – сказала она Юки, указывая на марионетку, расположенную в горделивом спокойствии меж трех кукловодов.
– Не думаю, что мне понравится быть марионеткой, – с сожалением заметила Юки.
– Не марионеткой. – Боди Сатива была ею недовольна. – «Марионетка» слабо отражает суть. Шлюховод Джой Флауэр сделала из тебя марионетку – по причинам, без причин, для собственного удовольствия. Просто чтобы посмотреть на твою реакцию, когда ее клиент будет ползать внутри тебя, надев тебя, словно костюм.
– Все равно ничего не понимаю, – сказала Юки. – Зачем…
– А тебе и не надо ничего понимать. Тебе не надо понимать смысл резиновых кукол с определенными дырками, тебе не надо понимать смысл избиения кнутом. Никто не просит понимать тебя. Никто не спрашивает разрешения. Никто.
Юки пожала плечами:
– И что мне делать?
– Откройся Старой Японии. – Боди Сатива указала на центр стола. Марионетка исчезла, оставив троих кукловодов, с головы до ног закутанных в черное, они стояли и ждали.
Она не представляла теперь своей скорости, как быстро работало ее сознание, она просто ощущала приятную медленную дремоту. Готовая к сотрудничеству, но не подчиняясь, она позволила Боди Сативе помочь себе подняться на кресло, затем она шагнула на стол, где встретилась с кукловодами. На одном из них была пара абсурдно высоких сабо. Она подошла к ним… Какой-то крохотной частью сознания ее еще интересовало, почему она к ним подошла и на чем они все стояли, поскольку стол, казалось, исчез, растворившись во тьме.
Она встала перед ними. Они стояли неподвижно, и она знала, что они к ней не пойдут. В этом bunraku ей придется сделать первый шаг. Она осторожно повернулась, подняла руки на уровень плеч и опрокинулась. Она почувствовала, как они поймали ее и держали, а потом почувствовала, как обнимает их, заключая их всех вместе со Старой Японией в себя.
Найти его или его каталог – выбор на самом деле был предрешен. Она никогда не видела его каталога, но она видела его. Если она его однажды видела, то увидит снова. Ей нужно было только его изображение с высоким разрешением и поддержка сердца Старой Японии, единение, за которым всегда следил Том: они оба были стопроцентными японцами.
Она встала коленями на пол из черного дерева, до такой степени отполированного, что оно казалось черным зеркалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Плешетт вздрогнула, услышав свое имя, но глаз не подняла.
– Что же мне делать, брать у всех пришедших придурков анализ крови? Или обыскивать их? Большинство приносит это дерьмо с собой и принимает, только полностью облачившись и отправляясь в путь. Если кто-нибудь желает скакать, пережравши дряни, у нас мало возможностей его остановить.
– Зато масса способов помочь. Да? – Константин нависла над столом и вплотную приблизилась к лицу Плешетт, не касаясь его. – Как получить соединение на большой скорости? Наркотики дешевле здесь покупать? Может, есть специальная цена за пакет услуг? Не вы ли говорили, что большая скорость здесь недоступна? Или я ошибаюсь?
Розарио взял ее за плечо, пытаясь отодвинуть Константин от Плешетт:
– Не забывайтесь, лейтенант. Мы знаем, что вы крутая.
– Да. Конечно. – Константин снова села. – Но здесь трудно выделиться, в ИР все крутые. Крутая, да? Собственную лавочку содержишь в послекатастрофных «Гангстерских войнах», а, Гилфойль? Крутость обязывает. Хотя крутость и быстрота еще лучше, а? И чем быстрее соединение, тем круче ты и круче забирает, да? А потом окружающее становится не совсем нормальным, совсем ненормальным, а потом и вовсе непостижимым.
Розарио нагнулся, чтобы поймать взгляд Константин:
– Вы понимаете, лейтенант Констан…
– Паранойя, мания и галлюцинации, – сказала Константин, глядя в упор на Плешетт, – весьма быстро сводят с ума, и они уже не понимают, в костюме они или нет. Им даже не надо шлем надевать, они все равно не поймут, в какой реальности, или поймут?
– Вы понимаете, лейтенант…
Константин помахала перед его лицом рукой:
– Что произошло с тем парнем на самом деле до нашего прихода? Он громко орал, распугивая остальных клиентов? Что это было? Змеи из стен? Или жуки? Насекомые под кожей, может быть? Ведь он натянул свой костюм на самые нервы, хотя уже и так был похож на святые дыры? Никто даже не пытался войти к нему и успокоить вместо убийства?
Розарио повернулся к Плешетт и начал говорить ей, чтобы она не отвечала, но она помахала у него перед лицом рукой, почти в точности повторяя жест Константин:
– Никто не убивал того парня. Мецеру слишком скучно даже муху прихлопнуть. Я слишком маленькая, Мэнк слишком бесполезен. Хотите знать правду? Думаю, он сам себя убил.
– Как? – Константин нахмурилась. – Мы не нашли ножа. Следователь сказала, что вряд ли он сам себе горло перепилил…
– Ну, может, следователь и ошибается, – угрюмо заметила Плешетт. – Сами сказали, что на большой скорости люди с ума сходят. Все в ИР крутые. Вам же еще больно, да?
– Какие у вас еще есть пленки? – вдруг спросила Константин.
– О чем вы?
– Не то дерьмо, что вы показывали, – запись на быстром соединении.
Плешетт покачала головой:
– Ее нет. Ни один салон не может позволить себе такой архив.
– Это удобно. Как подсоединиться к этому уровню?
– Не отвечайте, – сказал Розарио.
Плешетт не обратила на него внимания.
– Никак. Можете войти сами, или ничего не выйдет. Константин кивнула:
– Тогда я войду сама.
Розарио и Плешетт уставились на нее с одинаково оцепенелыми выражениями лиц.
– Что? – вместе сказали они.
– Что ? – спросил Тальяферро, хвостом следуя за ней к комнате, где убили парня.
– Я должна выяснить, – сказала Константин. – Мы должны выяснить.
– Мы? В смысле ты и я или…
Она остановилась в дверях номера:
– Меня достала вся эта чушь. Хватит. «Округ Колумбия, жизнь там так дешева, совсем иной мир». «Сломал те же ребра». «Токио после катастрофы только для японцев». И не надо забывать про Боди Сативу, всезнающую, всевидящую, но ничего не говорящую. Она мне ответит по e-mail. Ага. Мое имя будет у всех распространителей спама, и всю оставшуюся жизнь я буду разгребать почту в поисках заветного письма.
Он посмотрел, как она расправляет костюм:
– Да, но, господи… Ты там ничего не умеешь. А все, что ты вынесешь, ничего не докажет.
– Может, и докажет, если мне удастся убедить в этом кого-нибудь.
– Но кого?
Константин тяжело вздохнула:
– Не знаю. Если бы кому-нибудь появилось дело до этого, кто-нибудь бы помог. Если я найду тех, кто знает или видел что-нибудь, я скажу, что им надо прийти или еще что, а они придут… Тогда есть шанс. Так написано в онлайновом соглашении. Тебе надо взглянуть: этакий манифест идеальной жизни.
– Ты же меня так не бросишь, да? – простонал Тальяферро. – Одна из моих подруг по Академии подалась в прошлом году в наемники «Закона и порядка». А ей и не хватало всего маскарадного костюма и собственных комиксов.
– Нет, – сказала Константин, расправляя костюм ИР. Она помолчала. – Или не знаю. Может, и да. – Тальяферро начал что-то говорить, но она остановила его: – Просто я устала колесить вокруг со словами: «Господи, интересно, что там случилось?» Я собираюсь выяснить, и если единственный способ – вколоть себе это, – она помахала герметичным пузырьком с прозрачной жидкостью, – то, в конце концов, так мы теперь живем.
Тальяферро тревожно насупил брови:
– Этот крошечный адвокат Плешетт все зарубит.
– Только если там будут доказательства вины Плешетт. Может, я докажу, что она невиновна. Тогда в его интересах будет сохранить все найденное.
К ее удивлению, Тальяферро лишь разволновался немного больше.
– Нельзя быть твердо уверенным в таких вещах. Послушай, моя последняя и лучшая подача, выслушаешь?
Ей не хотелось, но она кивнула:
– Валяй.
– Не ходи туда. Эти ребята могут выйти на тебя и убить так, что даже не заметишь. Все может закончиться созданием прецедента, которого ты явно не желала. – Последовала пауза. – Ладно, больше мне нечего сказать.
– Хорошо. Я выслушала, – ответила она. – Можешь не мучиться здесь, пока я буду там.
– Нет уж, я останусь, – безропотно сказал он. – Можешь позвонить, если что потребуется. Не то чтобы я мог войти и принести…
– Там намного больше места, чем отсюда кажется, – ответила Константин улыбаясь. Тальяферро засопел.
– Они хотели бы, чтоб ты так думала.
На этот раз Плешетт выдала ей другой костюм, после того как ее адвокат Розарио заставил Константин подписать заявление, подтверждающее, что Константин во время расследования не воспользуется возможностями костюма и наркотиками для поиска улик и доказательств против Плешетт. Никто не был уверен, будет ли эта сделка выполнена или нет, но Константин было все равно. В этом костюме был отсек для пузырька, расположенный в полости между грудями, оттуда была проведена трубочка вдоль воротника к низу задней части шеи, где наркотик вводился в организм.
– Как приятно, – прошептала она, раздеваясь перед облачением в костюм. Ей вдруг показалось, что наркотик может на нее не подействовать… или, скорее, он подействует на нее, но может сработать слишком хорошо, поскольку у нее нет к нему привычки. Она может провести несколько часов, лежа на спине в пустой комнате, созерцая галлюцинации на черном экране выключенного шлема, и ей будет казаться, что она что-то делает.
И не смешно ли будет, если именно это и происходит со всеми на самом деле? И только сила внушения заставляет верить, что они находятся все вместе и видят одно и то же. Или, по крайней мере, одинаково называют предметы.
Она застегнула костюм на шее, на мгновение коснувшись места, куда будет вводиться наркотик. Перед ней вдруг возник образ фальшивого ребенка в подвальной дыре. У тебя же нет ничего дурного на уме, да?
А если есть? Она стояла, глядя на шлем в руках и не замечая его, видя только лицо девочки, как она сидела вначале на кровати, потом улыбнулась Константин, когда та держала ее одной рукой, а другой пыталась ударить.
Легко опуститься до дикарей в модуле «Гангстерских войн».
– Опуститься? – прошептал ей Тальяферро.
Да, только лучше бы сказать одичать, подумала она.
Делай все, что захочешь, поскольку на самом деле ты этого не делаешь, да? Это не посчитают, не зачислят в твои личные достижения, это ничего не будет решать, не может быть использовано в суде. Игровая площадка потерянных душ, нет – площадка для потерянных душ. Кем мы все без исключения являемся. Все мы потерянные души, кто-то больше, кто-то меньше. И если ты свою совсем потерял, то на многочисленных складах можешь выбрать новую.
Она состроила своим мыслям гримасу. Она колебалась и не надевала шлем.
Но я ее не тронула, кем бы или чем бы на самом деле она ни была. Я ее не тронула . Она глубоко и облегченно вздохнула.
Но сможешь ли ты остановиться, когда примешь дозу и никто не будет знать, с какой скоростью ты станешь мчаться?
Она снова вздохнула и села на край стула, положив шлем на колени.
Но ты точно знаешь, что убийство парня никак не связано с ИР. А остальные семь смертей – глупое совпадение. Кто-нибудь вел статистику смертей, происходивших во время сессий ИР?
Наверное, нет. Они все, наверное, слишком заняты поиском Двери вовне.
Парень нашел Дверь вовне. Кроме того, о ком говорила его жена.
«Убийство парня полностью завязано на ИР, – неожиданно поняла она. – Потому что он называл себя здесь Томоюки Игучи, а там Шанти Лав».
И она поспешила поскорее надеть шлем, прежде чем снова начнет с собой спорить.
Ее охватило такое сильное головокружение, что она почти не заметила инъекции, которая закончилась, едва она начала ее бояться. Когда в голове немного прояснилось, Константин обнаружила в руках каталог Шанти Лав, не тот, что она потеряла, – другой, неизвестный ей, но изрядно потрепанный, часто используемый и набитый до отказа.
Она начала его изучать с самой темной обложки и оказалась там, где впервые увидела, как Шанти Лав начал/а свою последнюю прогулку в песках перед тем, как наткнулся/лась на убийцу. Константин отошла дальше в тень, наблюдая, как сотни персонажей тают на пляже и проносятся по мостовой.
И потом одни персонажи лениво растворяются, в то время как другие появляются на их месте. Одни группы совсем не замечали других, а те не замечали третьих, которые покрывали и тех и других, стирая. Происходящее напоминало быстрый просмотр исторических событий, как приходили одни виды и вытеснялись другими. Только дело было не во времени, а в скорости, она знала, что причина такого восприятия то, что наркотик повысил ее скорость буквально. Самые медленные были незаметны для разогнавшихся, и наоборот.
Она нахмурилась. Если парень был подключен на скорости, как могла получиться съемка?
– Хочу получить доступ к записи на медленной скорости, – тихо сказала она каталогу.
Он превратился в белый лист, несколько мгновений оставался чистым, потом на нем появилась высококачественная голограмма мужских губ, во много раз больше нормальных.
– Ключевые слова? – так же тихо спросил рот. Ключевые слова.
– Томоюки Игучи. Шанти Лав, – произнесла она, надеясь, что угадала хотя бы одного.
– Кого из них? – спросил рот.
– Кого из них, – повторила она, тщетно пытаясь понять, как объяснить, что это единое целое.
– Какую пленку?
Константин облегченно рассмеялась. Конечно. Записей должно быть много.
– Э… Убийство.
– Какое? Константин замерла:
– Какое? Какое что?
– Какое из убийств? – терпеливо спросил рот и подождал, пока она соберется с мыслями.
[ДВЕНАДЦАТЬ]
ПУСТАЯ ЧАШКА [VI]
Юки хотела забросать женщину вопросами: насколько скорость ее падения соотносится с ее собственной скоростью, что особенного она сделала для достижения такой быстроты, есть ли потолок скорости и, вероятно, самое важное – может, она комета, совершающая свой виток вокруг солнца, или горящий в атмосфере метеор? Но женщина, так похожая на бабушку и называющая себя gaijin Иностранный (яп. ).
именем, кажется, не собиралась отвечать. По крайней мере, не на эти вопросы.
– Bunraku означает, что ты будешь совершать это не одна, – сказала она Юки, указывая на марионетку, расположенную в горделивом спокойствии меж трех кукловодов.
– Не думаю, что мне понравится быть марионеткой, – с сожалением заметила Юки.
– Не марионеткой. – Боди Сатива была ею недовольна. – «Марионетка» слабо отражает суть. Шлюховод Джой Флауэр сделала из тебя марионетку – по причинам, без причин, для собственного удовольствия. Просто чтобы посмотреть на твою реакцию, когда ее клиент будет ползать внутри тебя, надев тебя, словно костюм.
– Все равно ничего не понимаю, – сказала Юки. – Зачем…
– А тебе и не надо ничего понимать. Тебе не надо понимать смысл резиновых кукол с определенными дырками, тебе не надо понимать смысл избиения кнутом. Никто не просит понимать тебя. Никто не спрашивает разрешения. Никто.
Юки пожала плечами:
– И что мне делать?
– Откройся Старой Японии. – Боди Сатива указала на центр стола. Марионетка исчезла, оставив троих кукловодов, с головы до ног закутанных в черное, они стояли и ждали.
Она не представляла теперь своей скорости, как быстро работало ее сознание, она просто ощущала приятную медленную дремоту. Готовая к сотрудничеству, но не подчиняясь, она позволила Боди Сативе помочь себе подняться на кресло, затем она шагнула на стол, где встретилась с кукловодами. На одном из них была пара абсурдно высоких сабо. Она подошла к ним… Какой-то крохотной частью сознания ее еще интересовало, почему она к ним подошла и на чем они все стояли, поскольку стол, казалось, исчез, растворившись во тьме.
Она встала перед ними. Они стояли неподвижно, и она знала, что они к ней не пойдут. В этом bunraku ей придется сделать первый шаг. Она осторожно повернулась, подняла руки на уровень плеч и опрокинулась. Она почувствовала, как они поймали ее и держали, а потом почувствовала, как обнимает их, заключая их всех вместе со Старой Японией в себя.
Найти его или его каталог – выбор на самом деле был предрешен. Она никогда не видела его каталога, но она видела его. Если она его однажды видела, то увидит снова. Ей нужно было только его изображение с высоким разрешением и поддержка сердца Старой Японии, единение, за которым всегда следил Том: они оба были стопроцентными японцами.
Она встала коленями на пол из черного дерева, до такой степени отполированного, что оно казалось черным зеркалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26