Статьи Стимсона по этому вопросу принесли ему звание профессора.
Но самым главным достижением ученого были исследования, связанные с одной из древнейших египетских пирамид, расположенной милях в сорока от Каира. В течение ряда лет Стимсон производил вокруг пирамиды раскопки, точно установил ее происхождение и историю, вскрыл целый комплекс могил и храмов, составляющих, так сказать, свиту этой пирамиды. Работы Стимсона, посвященные ей, создали ему славу в ученом мире и принесли немало лестных отзывов и почетных медалей. Английская наука считала Стимсона одним из ведущих египтологов, а египетское правительство дорожило его услугами и щедро снабжало необходимыми средствами.
Когда началась война, Стимсон был мобилизован, но это мало отразилось на его жизни и работе. Правда, он носил теперь погоны майора, но, как известный ученый, занимал почетное положение в штабе, пользовался различными привилегиями и по-прежнему продолжал вести раскопки в районе своей пирамиды.
Проглотив порцию бекона с поджаренными яйцами и выпив чашку густого чая с молоком, Стимсон стал просматривать газету. На английских фронтах не было ничего интересного, зато вести со Сталинградского фронта носили сенсационный характер.
«Хорошо, что русские стали бить немцев, – подумал майор. – Надо выровнять военную ситуацию. Легче будет прийти к здоровому компромиссу».
Потом он вернулся к своим работам и с особенным удовольствием вспоминал о последнем успехе: ему удалось раскопать могилу третьей жены фараона. Это была блестящая находка. Усыпальница находилась на глубине 200 футов. К ней вел узкий зигзагообразный коридор, спускавшийся все ниже и ниже. Потолок коридора поддерживали большие деревянные балки, которые не истлели, несмотря на пять тысяч лет, пронесшихся над этой могилой, – так суха была почва, в которой они лежали. Усыпальница была отделана голубыми изразцами дивной красоты. На каменном постаменте находились две прекрасно сохранившиеся мумии: третьей жены фараона и ее малолетней дочери.
Конечно, Стимсон снял со стен усыпальницы изразцы и отправил их в Лондон. Туда же он отправил и мумию третьей жены фараона. За столь ценные подарки Стимсон удостоился специальной благодарности со стороны ученых инстанций Англии. Это было приятно и вполне заслуженно. А мумию малолетней дочери Стимсон отдал египтянам.
Закурив сигару, он раза два прошелся по комнате. Да, сегодня он определенно был в хорошем настроении! Война войной, но его личные дела шли прекрасно.
Вошла горничная-англичанка и сказала:
– Там вас человек спрашивает, сэр… С раскопок… Очень спешно, сэр…
– С раскопок? – удивился Стимсон. – Как его зовут?
– Он называл свое имя, но я не могла запомнить, – отвечала горничная. – Эти египетские имена такие трудные, сэр.
– Позовите его сюда, – приказал Стимсон.
Минуту спустя в дверь осторожно просунулся невысокий египтянин. Он был худ и костляв, на светло-коричневом лице ярко выделялись белки глаз, в волосах просвечивала седина.
Египтянин, видимо, чувствовал себя неловко в изысканной обстановке европейского дома и старался стушеваться среди этих стульев, диванов, шкафов. Он усиленно кланялся майору и поминутно прижимал руки к вискам, точно извиняясь за свое вторжение.
– Как? Это ты, Ибрагим? – с изумлением воскликнул Стимсон. – Зачем ть явился?
Ибрагим был старшим рабочим, чем-то вроде прораба на раскопках Стимсона, и до сих пор никогда их не покидал. Должно было случиться что-либо из ряда вон выходящее, для того чтобы заставить его отправиться в Каир.
Ибрагим, еще раз прижав руки к вискам, склонился почти до земли и горестно воскликнул на ломаном английском языке:
– Болшой беда, господин!.. Болшой беда!
– В чем дело? – быстро спросил Стимсон. – Обвал на раскопках?
При виде Ибрагима Стимсону прежде всего пришла в голову мысль, что на раскопках храма случилась катастрофа. Однако Ибрагим отрицательно покачал головой и еще раз повторил:
– Болшой беда! Нехороший беда, господин…
Стимсона охватило нетерпение:
– Да что же произошло? Расскажи толком! Легко было хозяину приказать «расскажи толком!», но как трудно было это выполнить бедному Ибрагиму! Его английский язык был очень скуден и коряв. Потребовалось больше часа, прежде чем из скупых слов, жестов и гримас Ибрагима Стимсон, наконец, смог хотя бы примерно представить себе, что заставило Ибрагима явиться в Каир. Вот что рассказал ему старший рабочий на раскопках.
В ночь на 23 ноября Ибрагим вышел по нужде из своего домика. Ярко светила луна, и все было хорошо видно. Вдруг он услышал человеческие голоса. Притаившись за одним из камней, Ибрагим стал наблюдать, что происходит. У входа в могилу третьей жены фараона он увидел четыре автомобиля. Из них вышло человек десять. Людей этих Ибрагим никогда раньше не видел, но одного из них легко узнал: то был Абдулла, тот самый Абдулла, который раньше работал на раскопках, но с полгода назад стал сильно пьянствовать, поссорился с Ибрагимом и был уволен, после чего спутался с какими-то воровскими шайками.
Абдулла и в этот раз был очень навеселе, громко кричал, ссорился со своими товарищами и все время повторял: «Что бы вы стали делать без меня?»
Потом приезжие вытащили из машин три тела, связанные по рукам и ногам, и понесли их в могилу третьей жены фараона.
Абдулла шел впереди и показывал дорогу. Два человека остались сторожить автомобили, остальные скрылись в могиле. Час спустя они вновь вышли из могилы, но тел с ними не было. Теперь Абдулла стал еще шумнее. Он кричал, хохотал, хлопал по плечу вожака банды и требовал особой награды. Ибрагим расслышал, как Абдулла два раза крикнул: «Ни на земле, ни над землей, ни на воде, ни под водой, и ни одной капли крови! Ха-ха-ха!.. Что бы вы сделали без меня?»
Вожак сердился и в конце концов ударил Абдуллу по лицу. Потом все вскочили в автомобили и умчались. Тогда Ибрагим решил, что произошло какое-то несчастье, и тут же, ночью, ушел из дому в Каир, чтобы известить господина о случившемся. Денег у него не было, пришлось идти пешком. Он шел почти без остановки, вконец измучился и вот прибыл все-таки в Каир…
Выслушав Ибрагима, Стимсон позвал горничную и приказал:
– Накормите этого человека и уложите его спать. Но никуда не выпускайте. Он мне скоро понадобится.
Затем майор Стимсон отправился к начальнику штаба. В ответ на просьбу о немедленном приеме секретарь начальника, замахав руками, воскликнул:
– Это совершенно невозможно! У начальника сейчас конференция с шефами полицейских властей из-за этой несчастной истории с тремя русскими… Сбились с ног – и никаких результатов!.. Вам придется заехать часа через два.
– Я хочу видеть начальника штаба, – сказал Стимсон, – как раз в связи с исчезновением трех русских.
– О, это совсем другое дело! Я сейчас же доложу.
Минуту спустя Стимсон, поздоровавшись с начальником штаба, внушительно произнес:
– Я, кажется, нашел ключ к загадке, которая вас мучит…
Потапов медленно, с трудом открыл глаза. Веки были точно свинцовые. Кругом, царила тьма – густая, глубокая. Нигде ни малейшего луча или проблеска света. Он прислушался. Ни звука! Везде мертвая, ничем не нарушаемая тишина.
Голова разрывалась от боли. Казалось, кто-то неумолимый бил в мозгу молотком.
«Где я?» – подумал Потапов.
Он попробовал шевельнуться и вдруг ощутил острую боль во всем теле. Руки и ноги его были связаны. Тонкая веревка опутывала все тело, врезаясь в кожу, в мышцы.
В голове Потапова вдруг, точно молния, мелькнуло: лунная ночь… пирамида Хеопса… Степан и Таня… Потом внезапный удар сзади… Какой-то ковер, накинутый сверху… Странный острый запах… И тьма, беспросветная тьма…
Потапов терялся в догадках. Где он?.. Один или вместе с Петровыми?.. Что ждет его?.. Кто совершил преступление? Почему?.. Мрак и молчание, царившие кругом, не давали никакого ответа. Однако полусознательно, полуинстинктивно он чувствовал, что это не простой бандитизм. Здесь было что-то антисоветское…
Преодолевая страшную боль, Потапов сделал попытку разорвать связывавшие его путы. Но, хотя природа наградила его железными мускулами, попытка оказалась тщетной. Веревка была тонкая, но крепкая и, впиваясь в тело, причиняла невыносимую боль.
Что же делать? Неужели так вот лежать и ждать, пока какой-нибудь фашистский негодяй прирежет тебя, как барана? Нет! Не на такого напали!
Мысль быстро работала, к сердцу то и дело подступала горячая волна… Что делать?
И вдруг Потапова осенило. Он вспомнил, что в тот роковой вечер по пути к пирамиде он купил в лавочке лимонад и сунул его в карман. Сейчас кисть правой руки была крепко привязана как раз к этому месту и под ладонью ощущалась округлость бутылки. Видимо, бандиты второпях не заметили ее.
Собрав все силы, он рывком перевалился на правый бок, потом на спину, снова рывком на правый бок, на бутылку. Еще и еще… Было очень больно, в глазах пошли красные круги, но бутылка, наконец, треснула. «Жаль, лимонад пропадает, пить чертовски хочется», – подумал он, когда прохладная влага потекла вдоль ноги.
Острые осколки впились в тело, теплые струйки крови заливали бок. Но зато тугие кольца веревки на правой руке сразу ослабели.
Потапов стал усиленно двигать онемевшими пальцами. Когда в руке восстановилось кровообращение, он попытался высвободить кисть. Трудно было бы сказать, сколько минут или часов ушло на это. Тьма и молчание вокруг гасили всякие представления о времени.
В конце концов, после долгих и мучительных усилий, правая рука оказалась свободной. Едва отдышавшись, Потапов нащупал осколок раздавленной бутылки. Схватив драгоценную находку, капитан стал медленно и осторожно перепиливать осколком веревку. Работать было очень неудобно, боль в боку все усиливалась, липкая кровь растекалась по полу. Несмотря на свою громадную силу, Потапов быстро уставал. Ему казалось, что язык распух и занял весь рот. Все чаще приходилось делать передышки. «Чертовски крепкая веревка, из проволок, что ли?..» – мелькало в его затуманенном мозгу.
Наконец одно из колец веревки лопнуло!
Теперь главное было сделано. Все другие звенья сразу обмякли. Потапов стал постепенно освобождаться от пут…
Веревка была сброшена, но тело казалось чужим. Оно горело от боли, плохо повиновалось воле разума. Потапов попробовал встать и со стоном повалился на землю. Еще одна попытка, еще и еще одна… Он должен встать на ноги, и он встанет!
И вот Потапов встал. Он поднял вверх руку – потолка не было. «Где же я? – снова подумал он. – Если это могила, то, видимо, она необычайно велика… Где же я?»
И он начал медленно и осторожно исследовать таинственную каменную ловушку. Протянув руки в кромешную тьму и ощупывая концом носка каждый сантиметр пола, пленник фараоновой могилы стал продвигаться вперед. Сделав шага четыре, он наткнулся на каменную стену и пошел вдоль нее. Скоро стена повернула под прямым углом влево. Послушно пройдя вдоль нее, он через несколько шагов снова уткнулся в угол. Постепенно становилось ясно, что помещение имеет форму прямоугольника, сложенного из крупных блоков.
На одной из стен Потапов обнаружил на уровне груди неглубокую нишу. В противоположной стене оказалась узкая выемка, загороженная каменной плитой. Что это? Дверь?
Потапов исследовал пальцами края плиты и обнаружил пазы и широкий порог. Сомнений не оставалось – перед ним была дверь! Он с яростью навалился на нее плечом, толкал руками, бился всем телом. Но тщетно, плита не поддавалась.
В изнеможении опустившись на пол, Потапов стал обдумывать положение. По внешнему периметру этот каменный мешок был обследован. Но какие сюрпризы могут быть в середине?
Потапову невольно пришел на память рассказ Эдгара По «Колодезь и маятник», который он как-то прочитал еще в вузе. Что, если в середине могилы, как это было в рассказе американского писателя, устроен бездонный колодец, в который при неосторожном шаге можно свалиться?.. Он стал на колени и начал неуверенно шарить руками по земле. Обшаривая каждую пядь пространства, Потапов медленно пополз по диагонали – из угла в угол. Вдруг руки его на что-то наткнулись. Он инстинктивно отдернул их, но тут же снова протянул вперед. Это «что-то» было мягкое и теплое… Неужели человеческое тело? Да-да, конечно, это человек! Но кто же он, его товарищ по несчастью? Петров?
Александр Ильич стал лихорадочно ощупывать тело, густо опутанное веревкой. Легкий китель, в наружном кармане авторучка… Петров! Но где же Таня?
Потапов стал энергично шарить вокруг, и уже через минуту он обнаружил и Таню, ощутил под пальцами легкий шелк ее кофточки. Значит, они здесь, все вместе! На душе стало легче, теплее… Потапов приложил ухо к груди Степана: сердце билось слабо, прерывисто. Он прислушался к Таниному сердцебиению: еще слабее и глуше. Но, как бы то ни было, они живы. Живы!
Схватив осколок стекла, Потапов стал перепиливать веревки, опутавшие друзей. Теперь работа шла быстро и легко. Спустя несколько минут оба были свободны, но тела их по-прежнему бессильно лежали на земле.
«Что же это значит? – с беспокойством спросил себя капитан и тут же понял: – Они, видно, усыплены так же, как и я, но еще не проснулись».
Он хотел было растормошить Петровых, поднять их, но потом решил, что, пожалуй, это им повредит. Пусть сами проснутся. А пока…
Что же делать пока? Неужели просто ждать?
Некоторое время он находился в нерешительности, но потом мелькнула мысль: «Если дверь нельзя открыть, ее можно подкопать».
Схватив найденный на полу плоский камень, капитан начал работу. Сперва надо было узнать, как глубоко сидит в земле порог. Оказалось, что не больше чем на фут. Это сильно обнадежило Потапова, и он энергично принялся за дело. Руки его ныли от боли, пот слепил глаза. Но он упорно копал и копал. Под дверью уже была глубокая яма, в которую Потапов ушел почти по пояс. Он начал рыть проход под порогом.
В это время застонал Степан. Выскочив из ямы, Потапов схватил друга за плечи, сильно потряс его и хрипло прошептал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52