сантехника опт
Потом опять подскочил к доске и вывел какую-то дату. Потом отхлебнул шампанского. И мне почудилось в нем что-то вурдалачье, что-то пугающее, словно румяна на щеках умирающего.– Провел в секретном центре всю свою взрослую жизнь, – продолжал Уолтер весело. – Но язык держал за зубами. Сам принимал свои решения, совсем один, во мраке, благослови его Господь. А теперь сводит счеты с историей, пусть она его даже прикончит. Что вовсе не исключено. (Еще одна дата на доске и слово «ОЛИМПИАДА».) Родился в особом году. Будь он помоложе, ему бы вправили мозги, а будь постарше, думал бы только о тепленьком местечке, извечной мечте дряхлеющего пердуна.Он выпил еще, по-прежнему спиной к нам. Я поглядел на Боба в поисках объяснения, но он вперился в пол. Я поглядел на Неда. Он смотрел на Уолтера, но его лицо ничего не выражало. Я снова поглядел на Уолтера и увидел, что он дышит все надсаднее.– Его изобрел я, вот что! – пыхтел Уолтер, словно не замечая всеобщей подавленности. – Я много лет предсказывал, что он явится. – Крошась, мелок вывел: «ОТЕЦ КАЗНЕН». – Даже когда его мобилизовали, бедняжка так старался быть хорошим! Он не интриговал, он не таил зла. Сомнения у него имелись, но он был хорошим солдатом, во всяком случае для ученого. Пока в один прекрасный день – бац! – просыпается и видит, что все это чушь и вранье, а он растратил свой гений на кучку бездарных гангстеров и вдобавок поставил мир на край гибели. – По его вискам ползли капли пота, он яростно писал: «РАБОТАЛ ПОД НАЧАЛОМ РОГОВА НА 109-м ИСПЫТАТЕЛЬНОМ ПОЛИГОНЕ В КАЗАХСТАНЕ». – Сам того не зная, он стал участником Великой русской мужской климактерической революции восьмидесятых. У него за спиной вся эта ложь, Сталин, хрущевский проблеск, долгая тьма Брежнева. Однако у него еще есть силы на один порыв, у него есть последний климактерический шанс оставить свой след на земле. А в ушах звенят новенькие лозунги: революция сверху, открытость, мир, перемены, мужество, перестройка. Его даже побуждают восстать.Уолтер задыхался, но писал даже еще быстрее: «ТЕЛЕМЕТРИЯ, КОДИРОВАНИЕ, ТОЧНОСТЬ, одновременно задавая между всхрипами риторические вопросы:– Куда они попадут? Какое число и как близко ляжет к какому числу мишеней и когда? Каковы расширение и температура наружного слоя? Воздействие силы тяжести? Критические вопросы, а Дрозд знает ответы. Знает, потому что его обязанность – заставлять ракеты говорить в полете, да так, чтобы американцы их не расслышали. В этом он мастак. Потому что он создал системы кодирования, на которых американские супер-подслушиватели в Турции и Китае все зубы поломали. Он находит все ответы, а братец Рогов пердит их своим господам в Москве. В чем, согласно Дрозду, и заключается специальность профессора Рогова. «Профессор Аркадий Рогов – пресмыкающийся жополиз», – сообщает он нам в тетради номер два. Заключение абсолютно верное. Аркадий Рогов как раз и есть предсказуемый, высокооплачиваемый, бесхребетный жополиз, который выполняет свою норму и честно отрабатывает свои ордена и привилегии. Кого он нам напоминает? А никого! И уж, конечно, не нашего дражайшего Клайва. И Дрозд срывается. Он исповедуется в своих муках Кате, а Катя говорит: «Чем хныкать, сделай что-нибудь!» И он, черт побери, делает! Он преподносит нам все, на что сумел наложить руку. Сокровища «Тысяча и одной ночи», удвоенные и утроенные. Коды раскодированные. Телеметрия en clair Здесь: в чистом виде (франц.)
. Ретроспективные ключи к кодам, чтобы мы могли перепроверить. Чистую неприкрашенную правду, до того, как ее подгримировали для московского потребления. Ну, хорошо, он не в своем уме. А кто в своем из тех, кто чего-то стоит? – Он допил бокал, и я увидел, что его лицо сморщилось в багровый сгусток боли, смущения, гнева. – Жизнь – это черт знает что! – докончил он, всовывая свой бокал мне в руку.Я еще не сообразил, что происходит, а он проскользнул мимо нас на лестницу, и мы услышали, как одна за другой открывались и захлопывались стальные двери, пока он не выбрался на улицу.– Уолтер превратился в обузу, – сухо объяснил мне Клайв на следующее утро, когда я в него вцепился. – Ну, хорошо, для нас он был просто эксцентричным чудаком. Но другие… – В первый и последний раз Клайв при мне почти признал наличие половой жизни и тут же поспешил поправиться. – Я передал Уолтера в отдел подготовки, – продолжал он с самым ледяным своим видом. – На той стороне слишком многие посматривали на него косо.На той стороне Атлантического океана, естественно.* * *Вот так исчез Уолтер, чудесный Уолтер, и я не ошибся: мормонов мы больше ни разу не видели, и Клайв ни разу о них не упомянул. Были они просто посланцами Лэнгли или сами вынесли приговор и определили кару? Или они были вовсе не из Лэнгли, а представляли одну из непрерывно множащихся аббревиатур, особенно возмущавших Неда, когда он жаловался Клайву на обилие копий по Дрозду? Или они были излюбленной мишенью ненависти Неда – ведомственными психиатрами?Но кем бы они ни были, их мимолетный визит сказался на всем Русском Доме, и пустота, оставленная Уолтером, зияла, точно воронка, оставленная снарядом наших ближайших союзников. Боб ощущал это, и его помучивал стыд. Даже гранитному Джонни было не по себе.– Вам придется более активно участвовать в операции, – сказал мне Нед.Жалкая компенсация за исчезновение Уолтера!* * *– Тебя опять что-то грызет, – сказала Ханна.Был обеденный перерыв. Работает она неподалеку от Риджентс-парка, и иногда в теплые дни мы вместе съедаем по бутерброду. Иногда даже заглядываем в зоопарк. А иногда она дает онкологическому институту передышку, и заканчиваем мы прогулку в постели.Я справился о ее муже, Дереке. Он – одна из немногих наших общих тем. Дерек опять затеял ссору? Избил ее? В те дни, когда мы были самозабвенными любовниками, мне порой казалось, что связывает нас именно Дерек. Но сегодня она не хотела разговаривать о Дереке. Она хотела знать, что меня грызет.– Они выбросили вон человека, который был мне симпатичен, – сказал я. – То есть не вон, а в местное мусорное ведро.– В чем он провинился?– Ни в чем. Просто они взяли да и взглянули на него под другим углом.– А почему?– Потому что им так удобнее. Не сочли возможным долее терпеть его, учитывая определенные требования.Она обдумала мои слова.– То есть подчинились условностям, ты это имеешь в виду? – заметила она. А подразумевала: как ты, как мы с тобой. И почему я продолжаю с ней видеться? Тянет на место былого преступления? В тысячный раз ищу у нее отпущения грехов? Или я прихожу к ней, как мы приходим в школу, где когда-то учились, в попытке понять, куда девалась наша юность?Ханна все еще красива, хоть это-то утешение у меня есть. Седина и грузность еще впереди. Когда я вижу, как ее лицо вдруг озаряется изнутри, вижу ее храбрую трепетную улыбку, она мне кажется совсем такой, как двадцать лет назад, и я говорю себе, что нисколько ее не погубил. «С ней ничего плохого не произошло. Погляди на нее. Она улыбается, целая и невредимая. Пинает ее Дерек, а вовсе не ты».Но не знаю. Не знаю…* * *«Юнион Джек» Государственный английский флаг
, приводивший в такую ярость диктатора Сталина, когда тот взирал на него с зубчатых стен Кремля, вяло обвис на флагштоке во дворике перед английским посольством. Кремовый дворец за ним напоминал свадебный торт былых времен, готовый к тому, чтобы новобрачная его нарезала; река покорно подставляла масляно поблескивающую спину утреннему проливному дождю. У чугунных ворот двое русских полицейских изучали паспорт Барли, а чернила расплывались в дождевых каплях. Младший списал его фамилию. Старший все еще недоверчиво сравнивал его заострившиеся черты с лицом на фотографии. Коричневый плащ Барли промок насквозь. Волосы прилипли к голове. Он, казалось, стал чуть ниже ростом.– Нет, ну и погодка! – воскликнула благовоспитанная девица в плиссированной клетчатой юбке, перехватывая его в вестибюле. – Здравствуйте, я Фелисити. А вы тот, за кого я вас принимаю, ведь так? Совсем вымокший Скотт Блейр? Советник по экономическим вопросам ждет вас.– Но экономисты вроде бы помещаются в другом здании?– Нет, там по вопросам торговли. Это совсем другое.Барли последовал за ее виляющим задиком вверх по парадной лестнице. У него всегда, когда он попадал в стены английских представительств за границей, возникало ощущение сдвига в пространстве, но в это утро оно было абсолютным. Фальшиво насвистывал мальчишка-почтальон, доставлявший ему газеты в Хэмпстеде. Полотер урчал и порыкивал, как кооперативный молочный фургон. Было только восемь утра, и официальная Британия еще официально не пробудилась. Советник по экономическим вопросам оказался коренастым шотландцем с серебряными волосами. Фамилия его была Крейг.– Мистер Блейр! Сэр! Как поживаете? Прошу, садитесь! Чай или кофе? На вкус, боюсь, они неразличимы, однако мы над этим работаем. Мало-помалу, но мы добьемся результатов.Схватив плащ Блейра, он распял его на вешалке министерства общественных работ. С фотографии в рамке над письменным столом на них смотрела королева в амазонке. Карточка рядом с ней предупреждала: устная речь в этой комнате требует осторожности. Фелисити принесла чай и печенье. Крейг энергично сыпал словами, точно ему не терпелось поскорее выложить все свои новости. Его красное лицо глянцевито поблескивало после бритья.– А, да! Я слышал, эти бандиты в ВААПе устроили вам хорошенькую карусель! Но хоть что-нибудь вам понять удалось? Вы чего-то добились или дело ограничивается сладкими московскими речами? Видите ли, тут все – только имитация деятельности. Редко, ах, как редко удается действительно заключить сделку. Мысль о прибылях чужда им, как и усердие. Сплошной подхалимаж и взаимное почесывание, сами понимаете, чего. Как я не устаю повторять: что может быть немыслимее неизлечимой лени в сочетании с недостижимыми видениями? Совсем недавно посол воспользовался в депеше этим моим выражением и спасибо не сказал. Чего, впрочем, и не требовалось. Нет, вы объясните, как они выйдут из положения при экономике, построенной на безделье, трайбализме и скрытой безработице? Ответ: и не выйдут. Когда они освободятся от всего этого? Что произойдет, если освободятся? Ответ: одному богу известно. Здешний книжный мир представляется мне миниатюрным воплощением всей стоящей перед ними дилеммы. Вам ясна моя мысль?Он гремел, пока, видимо, не решил, что Барли и микрофонам на сегодня достаточно.– Ну, наша маленькая беседа доставила мне большое удовольствие. Не скрою, вы дали мне много пищи для размышления. Главная опасность в нашем деле – оказаться отрезанными от источников. А теперь не разрешите ли познакомить вас кое с кем? Иначе сотрудники канцелярии мне этого никогда не простят.Властно кивнув, он пошел впереди по коридору к металлической двери со зловещим глазком. Дверь открылась перед ними и закрылась, едва Барли переступил порог.«Крейг – ваш связной, – предупредил его Нед. – Сущий черт, но доставит вас к вашему поводырю».* * *В первый момент Барли показалось, что он очутился в затемненной больничной палате, а во второй – что в сауне, так как единственный свет исходил от пола в углу и пахло сосновой смолой. Затем он решил, что сауна подвешена, так как пол чуть покачивался.Осторожно присев на стул, он различил за столом две фигуры. Над первой висел завернувшийся снизу плакат с изображением лейб-гвардейца, обороняющего Лондонский мост. Над второй озеро Уиндермир томно нежилось в лучах заката, иждивением «Бритиш рейл-уэйз».– Браво, Барли! – воскликнул из-под лейб-гвардейца английский голос, чем-то сходный с голосом Неда. – Меня зовут Падди, уменьшительное от Патрика, а это Сай. Он американец.– Привет, Барли, – сказал Сай.– Мы здесь просто на посылках, – пояснил Падди. – И, естественно, довольно стеснены в своих возможностях. Главная наша обязанность – обеспечивать верблюдов и горячее питание. Нед просил передать его самый теплый привет. И Клайв тоже. Не будь они такими мечеными, то сами приехали бы сюда грызть ногти вместе с нами. Что поделаешь, профессиональный риск, рано или поздно нас всех это ждет.Пока Падди говорил, скудный свет мало-помалу извлек его из мглы. Он был крепко сбит, но гибок, с косматыми бровями и устремленными в неведомую даль глазами открывателя новых земель. Сай был выутюжен, элегантен и на десяток лет моложе. Их четыре руки лежали на плане Ленинграда. Манжеты Падди были обтрепаны, а у Сая – накрахмалены.– Да, кстати, мне поручено спросить, хотите ли вы продолжать? – сказал Падди, словно это была остроумная шутка. – Если предпочтете устраниться, ваше право, и никаких претензий. Так как же?– Западний убьет меня, – буркнул Барли.– За что?– Я его гость. Он оплачивает мои счета, занимается моей программой. – Барли потер ладонью лоб, словно стараясь восстановить связь с мозгом. – Что я ему скажу? Не могу же я просто сорваться с места: пока-пока, мне пора в Ленинград. Он подумает, что я свихнулся.– Но ведь вы говорите – Ленинград, а не Лондон, – сказал Падди настойчиво и ласково.– У меня нет визы. Есть только для Москвы. Не для Ленинграда.– Ну, а если?Опять долгая пауза.– Мне надо поговорить с ним, – сказал Барли, точно это было исчерпывающее объяснение.– С Западним?– С Гёте. Я должен с ним поговорить.Привычным жестом проведя тыльной стороной ладони по губам, Барли поглядел на нее, словно ожидая увидеть кровь.– Лгать ему я не буду, – буркнул он.– Об этом и речи нет. Неду нужно честное сотрудничество. Без обмана.– И нам тоже, – добавил Сай.– Хитрить я с ним не стану. Буду говорить либо прямо, либо никак.– Нед ничего другого и не предполагает, – сказал Падди. – Мы хотим дать ему все, в чем он нуждается.– Мы тоже, – добавил Сай.– «Потомак – Бостон, инкорпорейтед», Барли. Ваш новый американский торговый партнер, – произнес Падди другим голосом, заглядывая в лежащую перед ним бумагу. – Глава издательства – некий мистер Хензигер, верно?– Дж.П., – сказал Барли.– Знакомы с ним?Барли мотнул головой и поморщился.– С фамилией в контракте, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
. Ретроспективные ключи к кодам, чтобы мы могли перепроверить. Чистую неприкрашенную правду, до того, как ее подгримировали для московского потребления. Ну, хорошо, он не в своем уме. А кто в своем из тех, кто чего-то стоит? – Он допил бокал, и я увидел, что его лицо сморщилось в багровый сгусток боли, смущения, гнева. – Жизнь – это черт знает что! – докончил он, всовывая свой бокал мне в руку.Я еще не сообразил, что происходит, а он проскользнул мимо нас на лестницу, и мы услышали, как одна за другой открывались и захлопывались стальные двери, пока он не выбрался на улицу.– Уолтер превратился в обузу, – сухо объяснил мне Клайв на следующее утро, когда я в него вцепился. – Ну, хорошо, для нас он был просто эксцентричным чудаком. Но другие… – В первый и последний раз Клайв при мне почти признал наличие половой жизни и тут же поспешил поправиться. – Я передал Уолтера в отдел подготовки, – продолжал он с самым ледяным своим видом. – На той стороне слишком многие посматривали на него косо.На той стороне Атлантического океана, естественно.* * *Вот так исчез Уолтер, чудесный Уолтер, и я не ошибся: мормонов мы больше ни разу не видели, и Клайв ни разу о них не упомянул. Были они просто посланцами Лэнгли или сами вынесли приговор и определили кару? Или они были вовсе не из Лэнгли, а представляли одну из непрерывно множащихся аббревиатур, особенно возмущавших Неда, когда он жаловался Клайву на обилие копий по Дрозду? Или они были излюбленной мишенью ненависти Неда – ведомственными психиатрами?Но кем бы они ни были, их мимолетный визит сказался на всем Русском Доме, и пустота, оставленная Уолтером, зияла, точно воронка, оставленная снарядом наших ближайших союзников. Боб ощущал это, и его помучивал стыд. Даже гранитному Джонни было не по себе.– Вам придется более активно участвовать в операции, – сказал мне Нед.Жалкая компенсация за исчезновение Уолтера!* * *– Тебя опять что-то грызет, – сказала Ханна.Был обеденный перерыв. Работает она неподалеку от Риджентс-парка, и иногда в теплые дни мы вместе съедаем по бутерброду. Иногда даже заглядываем в зоопарк. А иногда она дает онкологическому институту передышку, и заканчиваем мы прогулку в постели.Я справился о ее муже, Дереке. Он – одна из немногих наших общих тем. Дерек опять затеял ссору? Избил ее? В те дни, когда мы были самозабвенными любовниками, мне порой казалось, что связывает нас именно Дерек. Но сегодня она не хотела разговаривать о Дереке. Она хотела знать, что меня грызет.– Они выбросили вон человека, который был мне симпатичен, – сказал я. – То есть не вон, а в местное мусорное ведро.– В чем он провинился?– Ни в чем. Просто они взяли да и взглянули на него под другим углом.– А почему?– Потому что им так удобнее. Не сочли возможным долее терпеть его, учитывая определенные требования.Она обдумала мои слова.– То есть подчинились условностям, ты это имеешь в виду? – заметила она. А подразумевала: как ты, как мы с тобой. И почему я продолжаю с ней видеться? Тянет на место былого преступления? В тысячный раз ищу у нее отпущения грехов? Или я прихожу к ней, как мы приходим в школу, где когда-то учились, в попытке понять, куда девалась наша юность?Ханна все еще красива, хоть это-то утешение у меня есть. Седина и грузность еще впереди. Когда я вижу, как ее лицо вдруг озаряется изнутри, вижу ее храбрую трепетную улыбку, она мне кажется совсем такой, как двадцать лет назад, и я говорю себе, что нисколько ее не погубил. «С ней ничего плохого не произошло. Погляди на нее. Она улыбается, целая и невредимая. Пинает ее Дерек, а вовсе не ты».Но не знаю. Не знаю…* * *«Юнион Джек» Государственный английский флаг
, приводивший в такую ярость диктатора Сталина, когда тот взирал на него с зубчатых стен Кремля, вяло обвис на флагштоке во дворике перед английским посольством. Кремовый дворец за ним напоминал свадебный торт былых времен, готовый к тому, чтобы новобрачная его нарезала; река покорно подставляла масляно поблескивающую спину утреннему проливному дождю. У чугунных ворот двое русских полицейских изучали паспорт Барли, а чернила расплывались в дождевых каплях. Младший списал его фамилию. Старший все еще недоверчиво сравнивал его заострившиеся черты с лицом на фотографии. Коричневый плащ Барли промок насквозь. Волосы прилипли к голове. Он, казалось, стал чуть ниже ростом.– Нет, ну и погодка! – воскликнула благовоспитанная девица в плиссированной клетчатой юбке, перехватывая его в вестибюле. – Здравствуйте, я Фелисити. А вы тот, за кого я вас принимаю, ведь так? Совсем вымокший Скотт Блейр? Советник по экономическим вопросам ждет вас.– Но экономисты вроде бы помещаются в другом здании?– Нет, там по вопросам торговли. Это совсем другое.Барли последовал за ее виляющим задиком вверх по парадной лестнице. У него всегда, когда он попадал в стены английских представительств за границей, возникало ощущение сдвига в пространстве, но в это утро оно было абсолютным. Фальшиво насвистывал мальчишка-почтальон, доставлявший ему газеты в Хэмпстеде. Полотер урчал и порыкивал, как кооперативный молочный фургон. Было только восемь утра, и официальная Британия еще официально не пробудилась. Советник по экономическим вопросам оказался коренастым шотландцем с серебряными волосами. Фамилия его была Крейг.– Мистер Блейр! Сэр! Как поживаете? Прошу, садитесь! Чай или кофе? На вкус, боюсь, они неразличимы, однако мы над этим работаем. Мало-помалу, но мы добьемся результатов.Схватив плащ Блейра, он распял его на вешалке министерства общественных работ. С фотографии в рамке над письменным столом на них смотрела королева в амазонке. Карточка рядом с ней предупреждала: устная речь в этой комнате требует осторожности. Фелисити принесла чай и печенье. Крейг энергично сыпал словами, точно ему не терпелось поскорее выложить все свои новости. Его красное лицо глянцевито поблескивало после бритья.– А, да! Я слышал, эти бандиты в ВААПе устроили вам хорошенькую карусель! Но хоть что-нибудь вам понять удалось? Вы чего-то добились или дело ограничивается сладкими московскими речами? Видите ли, тут все – только имитация деятельности. Редко, ах, как редко удается действительно заключить сделку. Мысль о прибылях чужда им, как и усердие. Сплошной подхалимаж и взаимное почесывание, сами понимаете, чего. Как я не устаю повторять: что может быть немыслимее неизлечимой лени в сочетании с недостижимыми видениями? Совсем недавно посол воспользовался в депеше этим моим выражением и спасибо не сказал. Чего, впрочем, и не требовалось. Нет, вы объясните, как они выйдут из положения при экономике, построенной на безделье, трайбализме и скрытой безработице? Ответ: и не выйдут. Когда они освободятся от всего этого? Что произойдет, если освободятся? Ответ: одному богу известно. Здешний книжный мир представляется мне миниатюрным воплощением всей стоящей перед ними дилеммы. Вам ясна моя мысль?Он гремел, пока, видимо, не решил, что Барли и микрофонам на сегодня достаточно.– Ну, наша маленькая беседа доставила мне большое удовольствие. Не скрою, вы дали мне много пищи для размышления. Главная опасность в нашем деле – оказаться отрезанными от источников. А теперь не разрешите ли познакомить вас кое с кем? Иначе сотрудники канцелярии мне этого никогда не простят.Властно кивнув, он пошел впереди по коридору к металлической двери со зловещим глазком. Дверь открылась перед ними и закрылась, едва Барли переступил порог.«Крейг – ваш связной, – предупредил его Нед. – Сущий черт, но доставит вас к вашему поводырю».* * *В первый момент Барли показалось, что он очутился в затемненной больничной палате, а во второй – что в сауне, так как единственный свет исходил от пола в углу и пахло сосновой смолой. Затем он решил, что сауна подвешена, так как пол чуть покачивался.Осторожно присев на стул, он различил за столом две фигуры. Над первой висел завернувшийся снизу плакат с изображением лейб-гвардейца, обороняющего Лондонский мост. Над второй озеро Уиндермир томно нежилось в лучах заката, иждивением «Бритиш рейл-уэйз».– Браво, Барли! – воскликнул из-под лейб-гвардейца английский голос, чем-то сходный с голосом Неда. – Меня зовут Падди, уменьшительное от Патрика, а это Сай. Он американец.– Привет, Барли, – сказал Сай.– Мы здесь просто на посылках, – пояснил Падди. – И, естественно, довольно стеснены в своих возможностях. Главная наша обязанность – обеспечивать верблюдов и горячее питание. Нед просил передать его самый теплый привет. И Клайв тоже. Не будь они такими мечеными, то сами приехали бы сюда грызть ногти вместе с нами. Что поделаешь, профессиональный риск, рано или поздно нас всех это ждет.Пока Падди говорил, скудный свет мало-помалу извлек его из мглы. Он был крепко сбит, но гибок, с косматыми бровями и устремленными в неведомую даль глазами открывателя новых земель. Сай был выутюжен, элегантен и на десяток лет моложе. Их четыре руки лежали на плане Ленинграда. Манжеты Падди были обтрепаны, а у Сая – накрахмалены.– Да, кстати, мне поручено спросить, хотите ли вы продолжать? – сказал Падди, словно это была остроумная шутка. – Если предпочтете устраниться, ваше право, и никаких претензий. Так как же?– Западний убьет меня, – буркнул Барли.– За что?– Я его гость. Он оплачивает мои счета, занимается моей программой. – Барли потер ладонью лоб, словно стараясь восстановить связь с мозгом. – Что я ему скажу? Не могу же я просто сорваться с места: пока-пока, мне пора в Ленинград. Он подумает, что я свихнулся.– Но ведь вы говорите – Ленинград, а не Лондон, – сказал Падди настойчиво и ласково.– У меня нет визы. Есть только для Москвы. Не для Ленинграда.– Ну, а если?Опять долгая пауза.– Мне надо поговорить с ним, – сказал Барли, точно это было исчерпывающее объяснение.– С Западним?– С Гёте. Я должен с ним поговорить.Привычным жестом проведя тыльной стороной ладони по губам, Барли поглядел на нее, словно ожидая увидеть кровь.– Лгать ему я не буду, – буркнул он.– Об этом и речи нет. Неду нужно честное сотрудничество. Без обмана.– И нам тоже, – добавил Сай.– Хитрить я с ним не стану. Буду говорить либо прямо, либо никак.– Нед ничего другого и не предполагает, – сказал Падди. – Мы хотим дать ему все, в чем он нуждается.– Мы тоже, – добавил Сай.– «Потомак – Бостон, инкорпорейтед», Барли. Ваш новый американский торговый партнер, – произнес Падди другим голосом, заглядывая в лежащую перед ним бумагу. – Глава издательства – некий мистер Хензигер, верно?– Дж.П., – сказал Барли.– Знакомы с ним?Барли мотнул головой и поморщился.– С фамилией в контракте, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53